Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том третий.
Глава XXXVIII. Дои Кишот говорит речь

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1604
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXXVIII

Дои Кишот говорит речь25

Солнце скрылось. Приготовили прекрасный ужин; сели за длинный стол. Несмотря на отговорки рыцаря, принудили его занять первое место. Он не хотел разлучиться с принцессою, которая была под его покровительством, и посадил ее подле себя. За Доротеею следовала Заранда, Люцинда, священник и Николас, а на другой стороне против них сели дон Фернанд, Карденио, пленник и товарищи Фернандовы. Ужин был приятен: Дон Кишот веселил компанию. Не успел он сесть на стул, как, посмотря вокруг себя с важностию, сказал:

- Государи мои! Подивитесь игре случая, соединившего в одном месте и в одно время столько людей необыкновенных, различных состояниями, но везде равно славных. Не говоря о достоинствах каждого особенно, спрашиваю, кто бы мог подумать, что эта госпожа, сидящая подле меня, есть великая королева, которой судьба нас трогала и удивляла, что я тот самой рыцарь Печальной фигуры, который не всегда бывает забыт славою! Кого благодарить, государи мои, за сие необыкновенное соединение чудесностей? Конечно, странствующее рыцарство, сие звание благородное, которое выше всех других званий своею трудностию и опасностями, с ним неразлучными.

Я не дикарь, загрубевший, необработанный; люблю и почитаю словесные науки; но скажите, кто осмелится предпочесть их науке воина или даже сравнить с нею. Правда, ученый человек наставляет, просвещает своих ближних, вливает в сердце нежность, в душу благородство, учит нас справедливости: высокое, священное звание! Посмотрим на воина: нас он не учит, а заставляет быть справедливыми; он сохраняет мир - первейшее благо смертных, мир, столь приятный и необходимый для нашего блаженства, что великий учитель наш заключил все должности, все награды и надежды человека в здешнем свете в одном утешительном слове: мир с вами! Сей мир, вожделенный и кроткий, дар самого неба, есть главная цель войны. Воин, стремясь к этой цели, должен назваться полезнейшим человеком в свете.

напрасно увещевал его кушать, а не проповедовать; рыцарь, видя, что его красноречие производило свое действие, продолжал:

- Теперь рассмотрим, могут ли труды ученого сравниться с трудами воина. Соглашаюсь: ученый человек нередко бывает гоним невежеством, грубою завистию; не говорю о горестной необходимости кланяться богатым подлецам, продавать им свой талант, жертвовать им своею гордостью: душа благородная предпочтет нищету унижению. Со всем тем, однако ж, он имеет время спать, трудиться, философствовать на свободе в своей укромной хижине и презирать гордых миллионщиков за умеренным столом своим.

Случай, правда, необыкновенный, возводил иногда ученого человека на степень чести, которой он достоин; фортуна, сама удивленная своим нечаянным благодеянием, тогда осыпает его лучшими дарами своими, дает ему силу, власть, сокровища; он счастлив, забывает прошедшие труды и наслаждается в тишине плодами своего трудолюбия.

Воин более страждет. Он гораздо беднее, несчастнее. Зимою лед и снег составляют его ложе. Летом не имеет он крова, терпит голод и усталость. Он невольник настоящей минуты; не смеет ничего ожидать от будущей. Он бросается из опасности в опасность, получает рану за раною, и жизнь его нимало не делается сноснее. Не говорю о смерти, которая, как тень, за ним следует. Нет числа ее жертвам! Говорю только о тех, которые, неизвестно каким чудом, спасаются, от когтей ее, которые, вчера вышед из сражения, нынче вбегают на подкопы, уверены будучи, что взлетят на воздух через минуту. Говорю о тех, которые с галеры бросаются на галеру неприятельскую с пистолетом в одной руке, с саблею в другой, видят вокруг себя гремящие раскаленные жерла, кипящую пучину и бесстрашно бегут по доскам, на которых дымится еще кровь их товарищей. Какая награда их ожидает? - Забвение. Ученый имеет две тысячи соперников, а воин-победитель - тридцать тысяч. Отечество не может всех наградить; он это знает и служит отечеству, и не ужасаясь, летит погибнуть от смертоносных машин, изверженных адом на то, чтобы разить неустрашимого отдаленными ударами робкого, чтобы угасить мужество, если только мужество угаснуть может! Изобретение страшное, достойное проклятия! Признаюсь, иногда мысль о нем распаляла меня раскаиваться в выборе моего звания. Ужасно погибнуть от горсти пороха такому человеку, который один мог бы разогнать целое войско! Но воля Вышнего да будет, не боюсь рока! Больше опасностей, более славы!

Дон Кишот замолчал и начал есть. Все ему удивлялись, все сожалели, что этот человек, столько умный и умеющей так хорошо изъясняться, терял ум, как скоро начинал говорить о рыцарстве. Священник уверил его, что, несмотря на свое звание ученого человека, был он внутренне с ним согласен. Отужинали. Хозяйка и Мариторна приготовили для таким образом:

Примечания

25 Дон Кишот говорит речь -- Далее Дон Кихот произносит одну из своих знаменитых речей, тема которой, как установлено исследователями, восходит к средневековым "диспутам" о монахах и рыцарях.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница