Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том третий.
Глава XLIII. Молодой погонщик мулов

ГЛАВА XLIII

Молодой погонщик мулов

Заря еще не занялась, наши дамы покоились в объятиях Морфея. Одна Доротея не могла заснуть и с нетерпением ожидала утра. Подле нее лежала молодая Клера и спала препокойным сном; вдруг послышался голос нежный и приятный. Доротея посмотрела в окно и при свете луны увидела молодого погонщика мулов, который сидел на бревне под самым окном и пел следующую песню:

Доротея, плененная приятностию голоса, хотела разделить свое удовольствие с Клерою. Она тихонько потрясла ее за руку и сказала ей:

- Моя милая! Послушайте, какая прекрасная серенада.

Клера проснулась, посмотрела на нее сквозь сон, зевнула, приподнялась и начала протирать глаза. Голос продолжал петь; Клера вслушалась и задрожала.

сердцу отвечать ему!

- Что ты говоришь, моя милая, это простой погонщик.

- Ах, сударыня! Я знаю, что он не погонщик, а прекрасный молодой человек, сын богатого дворянина, который меня любит и обещает вечно любить меня, чего бы я очень, очень хотела.

Последние слова, произнесенные со вздохом, удивили Доротею. Она уговаривала простосердечную Клеру открыть ей тайну своего сердца; но молодой певец продолжал петь. Клера, не желая слушать его, заткнула пальцами уши и накрыла голову одеялом. Доротея дождалась конца песни. Она кончилась, Клера выставила голову из-под одеяла, и боясь, чтобы Люцинда ее не услышала, прижалась к Доротее, обняла ее крепче прежнего и потихоньку на ухо рассказала ей следующее:

- Прекрасный молодой человек, который пел так нежно, есть сын одного пребогатого дворянина из Аррагонии. Дом их находится прямо против нашего в Мадрите. Хотя наши окна всегда летом и зимою крепко заперты, но этот молодой человек, который только что в училище выходил из дому, Бог знает, как меня видел. Он тотчас меня полюбил, сударыня, и мне изъяснился из окна, в котором я часто его видала, как он плакал, посматривал на меня с нежностию, потом складывал руки, давая знать, что хотел на мне жениться, и что я очень понимала. И я его тотчас полюбила и тотчас вышла бы за него замуж, если б матушка была на свете. Но мне не с кем было посоветоваться. Я решилась быть очень осторожною и только из милости к своему красавцу отворяла иногда в отсутствие батюшки решетку своих окон. Он мог видеть меня лучше и так за это бывал благодарен, что прыгал от радости по горнице и делал разные дурачества.

Прошло несколько месяцев. Батюшке должно было уехать из Мадрита; Бог знает, кто сказал об этом молодому человеку: конечно, не я, сударыня, потому что мы никогда не говорили друг с другом. Он занемог, и видно, от горя. Я целый день и целую ночь проплакала одна в своей горнице; напрасно отворяла я свою решетку, чтобы с ним, по крайней мере, проститься и показать ему, что я плачу: он уже не подходил к окну. Мы поехали, через два дни остановились ночевать в одном месте, и кого бы, вы думали, я увидела у ворот постоялого двора? Моего красавца, в платье погонщика мулов. Он так хорошо переоделся, что мне одной только можно было узнать его. Я не сказала ни слова, но чрезвычайно обрадовалась. Он пристально смотрел на меня, когда батюшка отворачивался, а я только тогда на него смотрела, когда он повертывал голову в другую сторону. Он не отстает от нас. Мы находим его на каждом постоялом дворе. Бедненький идет пешком, не отдыхая, несмотря на жар и дождь, и все это для меня, для меня одной. Ах! Сударыня, вы не поверите, как мне его жаль. Я этого не хочу ему сказывать, но он, верно, сам догадается. Не могу вообразить, как он умел уйти от отца; он один сын и есть, и отец его любит до крайности; правду сказать, и есть за что; вы сами согласитесь со мною, когда увидите его днем, а теперь еще темно. Песню, которую мы слышали, верно, сочинил он сам: он умница и очень учен! Со всем тем, когда он поет, я дрожу, как будто в лихорадке, и стараюсь не слыхать его; батюшка может подумать, что я ему потакаю; но божусь вам, сударыня, я во всю жизнь свою не сказала ему ни слова и хорошо сделала, потому что мое первое слово было бы: я люблю тебя больше жизни! Только всего, сударыня!

- Довольно, моя милая, - сказала Доротея, поцеловав Клеру. - Дождемся зари; завтра увидим, что надобно делать. Надеюсь, что ты будешь счастлива; твоя невинность и милая откровенность меня пленяют.

- Ах, сударыня! - вскричала Клера. - Прошу вас ради Бога не говорить никому об этом! Отец милого молодого человека так богат, что, верно, нам откажет. Батюшка огорчится, а я скорее соглашусь умереть, нежели огорчить батюшку. Нет, нет, я предчувствую, что никогда за ним не буду! Всего лучше ему воротиться назад, оставить и забыть меня. Может быть, не видя его, я и сама его забуду, хотя это мне кажется невозможным: как ни старайся думать о другом, все будет он в голове и в сердце. Право, не понимаю, откуда взялась такая страшная любовь. Это редкость в наши лета; он не старше меня, сударыня, а мне минет только пятнадцать лет в Михайлов день⁵¹.

Доротея засмеялась:

- Полно, моя милая! - сказала она. - Отчаиваться не должно, и не такие несчастия проходят. Почивай спокойно, завтра увидим, что делать.

- Нечего делать! Молчать и терпеть! - сказала Клера, вздохнула, поцеловала Доротею и заснула опять.

Все покоились в трактире, кроме дочери трактирщика и Мариторны. Они вздумали позабавиться над Дон Кишотом, хранителем замка. Этот замок не имел другого окна в поле, кроме большой дыры на чердаке, в которую бросали солому. Наши красавицы подошли к этой дыре и увидели рыцаря на коне, с копьем, в безмолвном созерцании. Герой стоял на одном месте; иногда вздыхал и поднимал глаза к небу.

- О, небесная Дульцинея! - восклицал он нежным голосом. - Красавица из красавиц, сокровище приятностей и добродетелей, соединение всего совершенного и любезного! Что делаешь ты в сию минуту? Помнишь ли о своем рыцаре? А ты, богиня трехлицая⁵², луна-пустынница, которой блеск стыдится очей несравненной, скажи, где видят ее блестящие взоры твои? Не стоит ли красавица на балконе серебряном, не гуляет ли в садах ароматных, не тоскует ли по рыцаре? А ты, о солнце, которое спешит воссесть на быстрых коней своих⁵³, чтобы скорей увидеть прелестную, отнеси, отнеси ей поклон души страстной; но бойся, поклоняясь ей, озарять ее лучом пламенным: я стану ревновать солнце также, как и ты некогда ревновало, гоняясь за жестокою на равнинах Фессалийских или на брегах Пенея⁵⁴; не помню, где именно...

Дон Кишот продолжал бы еще несколько времени риторствовать, если б трактирщикова дочь его не кликнула тихим голосом, с таинственными знаками. Наш герой, увидя ее при свете месяца на чердаке, тотчас превратил дыру в большое великолепное окно с золотыми решетками, у которого ждала его дочь герцога, томясь безнадежною отрастаю. Рыцарь, слишком учтивый, чтобы отказаться от простого разговора с дамою, подъехал как можно ближе к великолепному окну с золотыми решетками и сказал:

- Бедственный рок! Несравненная принцесса повелевает мне отвечать одною благодарностию на пламенную любовь вашу! Покоритесь року! Он уже покорил меня сильной владычице. Требуйте всего, кроме любви, от моего сердца. Я сожалею об вас, чту ваши добродетели: готов исполнять вашу волю. Не хотите ли иметь локон волос Медузиных⁵⁵ или стклянку с лучами светила небесного: все в минуту получите.

- Господин рыцарь! - отвечала Мариторна. - Мы не хотим ни волос, ни стклянки; мы просим вас пожаловать нам одну из прекрасных рук ваших, мы хотим поцеловать ее, чтобы несколько успокоить нашу страсть. Вы не знаете, в какой мы опасности: герцог, отец моей принцессы, убьет ее на месте, если теперь застанет с вами.

- Советую господину герцогу остеречься; он должен знать, что будет ему от меня за малейшее оскорбление своей милой дочери.

- Вот она, - сказал он, - вот рука сия, гонительница злых, подпора добродетельных; рука, не прикасавшаяся ни к одной женщине в мире, ниже к моей обожаемой красавице. Даю вам ее не для лобзания, но для того, чтобы, увидя ее мускулы, ее напряженные жилы, вы могли посудить о ее могуществе.

- Увидим! Увидим! - сказала плутоватая служанка; накинула петлю на руку, затянула ее, привязала узду к столбу и оставила чердак вместе с дочерью трактирщика.

Дон Кишот, чувствуя, что попался в сеть, и не видя никого в окне с золотыми решетками, начал думать, что волшебники опять над ним подшутили. Он бранил себя за легковерность, тянул из всей мочи руку и только что стягивал узел. Стоя на цыпочках на седле, он боялся, чтобы Рыжак не вздумал прогуляться и не повесил его на стене. К счастию, добрый конь стоял, как пень, и казалось, решился целый век не трогаться с места. Тут-то герой пожелал меча Амадисова⁵⁰, рушителя очарований; он звал к себе на помощь и мудрого Алгунфа, и приятельницу свою Урганду, и верного Санку; волшебники не являлись, а верный Санко, забыв, что у него есть господин, храпел в конюшне. Дон Кишот терял терпение, ревел, как бык, и не сомневался, видя совершенную неподвижность коня своего, чтоб и он не был очарован с ним вместе до скончания веков.

Наконец заря занялась; четыре человека на лошадях с ружьями подъехали к трактиру и начали стучать в ворота.

- Рыцари или не рыцари, - воскликнул Дон Кишот с своей кафедры, - вам должно знать, что крепостей не отворяют до солнечного восхода; отойдите от гласисов⁵⁷, дождитесь утра, тогда увидим, можно ли впустить вас в замок!

- Какая крепость, какой замок, - сказал один из приезжих, - что ты говоришь? На что такая церемония перед трактиром? Если ты трактирщик, то отворяй скорее ворота, отсыпь нам меру овса, и Бог с тобою!

- Неучтивец, так ли надобно говорить с нашим братом; похож ли я на трактирщика!

- Похож или непохож! Для меня все равно. Кто там? Отворяйте ворота.

Стук опять начался, несмотря на угрозы нашего рыцаря, и разбудил трактирщика.

Между тем новое приключение: под одним из приезжих была кобыла; она приласкалась к Рыжаку, который стоял печально, задумавшись, повеся уши, вытянув шею и не двигаясь, поддерживал рыцаря, попавшегося в петлю. Рыжак, несмотря на свою тихость, любил, как известно, прекрасный пол. Увидя, что с ним начинают заигрывать, он оживился, растянул шею, тряхнул ушами - словом, сделался прелестен. При первом его движении Дон Кишот сорвался с седла, ударился об стену и повис на ней. Он почувствовал страшную боль: заболтал ногами, чтобы стать на землю, и только что мучил себя; он начал кричать во все горло. Трактирщик, услышавши крик, поспешил отворить ворота.

Примечания

⁵⁰ Ладьею легкой управляя... Во век, во век не покидай! -- Флориан сократил песню погонщика мулов на одно четверостишие, сохранив при этом морские мотивы стихотворения Сервантеса. Сохранены основные образы подлинника: море как символ любви (la mer d'amour), светило (un astre) -- очень важный образ, перекликающийся с именем героини "Клара", что значит "светлая", туча Вместе с тем, Флориан вводит в стихотворение образ легкой лодки (une barque légère), подчеркивающий мотив опасности блуждания лирического героя по морю в надежде увидеть землю; появляется мотив поиска героем своего "поприща" (ma carrière). Образ лирического героя несколько конкретизируется: указывается, что он молод ("Prends pitié de mon jeune âge", - заклинает он свою возлюбленную), что утрата любви лишила его сердце смелости Перевод Жуковского довольно близок к флориановскому тексту, хотя в нем тоже сделаны свои, предромантические и романтические, акценты; важнейшим из них является образ пути, который проходит через все стихотворение в русском переводе. Именно этот образ используется Жуковским для замены флориановского образа "поприща". Кроме того, une barque légère переведено как "легкая ладья", а образ "светила" в последней строфе конкретизирован - "звезда златая". Ведущим у Жуковского становится мотив надежды, которой лишается сердце лирического героя с утратой "златой звезды" (в отличие от le courage "Т. III" и пронумерованный слева сверху, карандашом, цифрой "7". Текст стихотворения разбит на строфы, отделенные друг от друга горизонтальной чертой. Напротив 4-го стиха на правом поле написана цифра "8", напротив последней строфы - цифра "9". Укажем исправления и разночтения автографа и публикации: 8-й стих - "Я видел путь - (летел) и плыл по нём"; 13--14-й стихи: "Ах! Возвратись, звезда златая, / И снова путь мой озаряй".

⁵¹ ...в Михайлов день... -- По всей видимости, этот день - 29 сентября - и был днем рождения Сервантеса.

⁵² ...богиня трехлицая... "трехликим божеством", соединяющим в себе Луну (на небе), Диану (на земле) и Гекату (в преисподней).

⁵³ ...солнце, которое спешит, воссесть на быстрых коней своих... -- Имеется в виду мифологический Феб, запрягающий свою колесницу, на которой в течение дня он объезжает небосвод.

⁵⁴ ...гоняясь за жестокою на равнинах Фессалийских или на брегах Пенея... -- Речь идет о нимфе Дафне, дочери речного бога Пенея, за которой тщетно гнался увлеченный ею Феб (Аполлон) и которая была превращена сжалившимся над нею отцом в лавр, пока Пеней находится в Фессалии.

⁵⁵ -- Вместо волос на голове одной из трех горгон (мифологических чудовищ в образе женщины), Медузы, - змеи.

⁵⁶ .-- Т. е. меча Амадиса Галльского.

⁵⁷ ...от гласисов...

В главе размещена копия гравюры Годефруа с иллюстрации Лефевра.