Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том третий.
Глава XLV. Узнают, что такое Мамбринов шлем и конское седло, превратившееся в ослиное

ГЛАВА XLV

Узнают, что такое Мамбринов шлем и конское седло, превратившееся в ослиное

- Смотрите, государи мои, - сказал Дон Кишот, поднявши вверх свой медный тазик, - вот шлем Мамбринов! Скажите, не глуп ли этот человек, который называет сие славное произведение искусства и чародеев цирюльничьей лоханкой? Клянусь вам честию и рыцарским орденом, что это тот самый шлем, который достался мне от него по праву победы.

- Каково это вам кажется, - перервал цирюльник, - что можно подумать об этих господах, которые вздумали уверять вас, что эта лоханка не лоханка?

Тут Николас выступил с важным видом на середину.

- Господин цирюльник, - сказал он, - об этом судить - мое дело! Я имею честь быть уже двадцать лет вашим собратом; можете вообразить, что несколько знаю цирюльничьи инструменты. Я был и солдатом в молодых летах; могу судить и о воинских оружиях. Итак, положитесь на меня, любезный товарищ; я разберу ваше дело без пристрастия, как должно цирюльнику. Любя справедливость, я, к сожалению, скажу вам, что этот господин имеет в руках своих не цирюльничью лоханку; прибавлю с тем же беспристрастием, что этот шлем не есть совершенный шлем: чего-то недостает ему, как мне кажется.

- Конечно, - сказал Дон Кишот, - недостает наличника; но это безделка, это не мешает ему быть тем, что он есть. Не правда ли, государи мои?

- Правда, правда - этот шлем - настоящий шлем! - закричали в один голос священник, дон Фернанд, Карденио и друзья Фернандовы.

- Ах, Боже мой! - сказал несчастный цирюльник. - Возможно ли! Кажется, это все честные люди, а называют лохань мою шлемом! Видно, и седлу моему оставаться конским.

- Надеюсь, - сказал Дон Кишот, - потому, что оное не ослиное. Однако не хочу говорить решительно, а ссылаюсь на господ присутствующих.

- Напрасно! - сказал священник. - Вы больше всех нас разумеете в этом деле! Решите сами.

- Благодарю за честь, милостивые государи! Но судить не смею. Здесь со мною случилось столько чудесного, что я перестал верить глазам своим. Вы не рыцари; вас не боятся и не преследуют очарователи; вы можете лучше меня разобрать этот важный спор.

- Ваша правда, господин рыцарь, - сказал Фернанд, - я соберу голоса, если позволите. Это всего вернее.

Он обошел круг, спросил у каждого по секрету его мнение, потом приблпжился к цирюльнику и сказал:

- Друг мой! Нет ни одного голоса в твою пользу; господа присутствующие дивятся, как можно, не потеряв головы, называть это прекрасное конское седло простым ослиным. Ты и твой осел, если он согласен с тобою, сошли с ума. Это седло есть настоящее рыцарское седло. Присудили отдать его Санке, а тебя прогнать по шее.

- Но, милостивые государи, - закричал цирюльник, - я еще не пьян: как можно мне вздумать...

- Довольно! Замолчи, мой друг, - сказал Дон Кишот, - пускай всякий возьмет свое и пойдет с Богом.

До сей минуты дело шло порядком: те, которые знали, что такое Дон Кишот, смеялись от доброго сердца; но те, которым все еще было загадкою, особливо три служителя святой Германдады, недавно пришедшие в трактир, и четыре человека, присланные за дон Луи, смотрели с величайшим удивлением на то, что происходило у них перед глазами. Один из приставов, невежа и грубиян, не утерпел, вышел на средину, сказал с сердцем:

- Что за черт! Мы еще не слепы? Эта лохань - лохань! Это седло...

- Что ты смеешь говорить, безумец, мошенник? - закричал Дон Кишот, пустивши в него копьем, от которого пристав по счастью увернулся. Его товарищи закричали: "Разбой!" Трактирщик, который был из их, партии⁵⁸, соединился с ними. Слуги окружили своего дон Луи, боясь, чтобы он не ушел от них во время драки. Цирюльник, видя, что за него заступаются, хотел было схватить седло, но Санко сел на него верхом и показал ему кулаки. Дон Кишот, обнажив меч, полетел на приставов. Карденио, Фернанд и его друзья взяли сторону рыцаря. Дон Луи начал бить своих слуг, которые не хотели пустить его. Аудитор и священник не жалели своей груди, кричали во все горло, но их не слушали. Трактирщица, дочь ее, Мариторна шумели, плакали, кричали, рвали на себе волосы. Клера упала в обморок, Люцинда и Доротея бросились оттирать ее. Цирюльник бил Санку. Санко отплачивал ему втрое. Дон Фернанд повалил одного пристава и тряс его за бороду. Молодой дон Луи, отбившись от своих слуг, не щадил святой Германдад. Герой Дон Кишот махал мечом направо и налево. Крик, шум, драки, пинки, оплеухи, брань - все это, смешавшись, производило нечто ужасное; ярость воспаляла сражавшихся. Кровь готова была литься.

Вдруг наш рыцарь, вспомнив что-то читанное им в книгах о подобном происшествии, закричал гремящим голосом: "Стойте, рыцари! Удержитесь! Внимай, кто хочет жить!"

Все сделались неподвижны.

- Разве не видите, - продолжал герой, - что злобный раздор машет над нами своим факелом, подобно как в стане сильного Аграманта. И там, и здесь причина ссоры одна: там сражались за коня, здесь сражаются за шлем; но мир лучше брани. Разве нет у нас мудрого Собрина и могущего Аграманта?⁵⁹

Приставы, ловко побитые, того и хотели. Цирюльник, у которого Санко выщипал всю бороду, готов был отказаться от седла и лоханки. Слуга дон Луи не смел отворить рта. Один трактирщик приступал, чтобы проучили этого шалуна, который не давал ему покою и беспрестанно заводил шум в его доме; но должно было уступить сильнейшим. Ослиное седло осталось конским, лоханка - шлемом, трактир - замком. Аудитор сказал присланным за дон Луи, чтобы они ехали домой; что Фернанд, который объявил свое имя, отвезет молодого господина их в Андалузию. Священник потихоньку заплатил за убыток бедному цирюльнику. Фернандова щедрость опять развеселила трактирщика и приставов. Никто почти не остался внакладе. Так-то могущество Аграманта и мудрость Собрина умертвили сию гидру несогласия и раздоров.

Примечания

⁵⁸ -- Т. е. состоял членом этого братства.

⁵⁹ .-- В XXVII песне "Неистового Роланда" рассказывается, как архангел Михаил, по просьбе Карла Великого, наслал распрю на стан царя Аграманта, осаждавшего Париж. Возникла междоусобица, которую Аграманту удалось прекратить благодаря мудрым советам царя Собрина.