Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том третий.
Глава L. Ужасное происшествие

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1604
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА L

Ужасное происшествие

Давно иссохшая земля просила дождя от неба; жители деревень ходили со крестами на поле молиться о пресечении засухи. Прихожане возвращались в это время из одной часовни, в которую водил их священник их прихода. Большая часть поселян были в одежде белых кающихся и несли на носилках фигуру Богоматери, одетой в траурное платье. Дон Кишот, увидя процессию, тот час вообразил, что это рыцари, похитители какой-нибудь принцессы, которой избавление судьба ему предоставила. Прежде, нежели успели его удержать, он вскакивает на Рыжака, берет в руки щит, копье и меч, и обратясь к своим спутникам, говорит:

- Теперь узнаете, что значит странствующий рыцарь и на что он годится. Вы ее видите, сию несчастную, лишенную свободы, оставленную миром во власти злодеев. Прошу мне сказать, что бы с нею было, когда бы ее добрый дух не привел меня в это место?

Не дожидаясь ответа, он дает шпоры коню и летит прямо к молельщикам.

Напрасно священник, монах, цирюльник и сам оруженосец кричали ему:

- Куда вы скачете, господин Дон Кишот! Это процессия, вы оскорбляете веру! Это Богоматерь, это Богоматерь, не шутите, господин Дон Кишот!

Господин Дон Кишот их не слушал. Он подскакал к носилкам и закричал громовым голосом:

- Стойте, нечестивцы, похитители! Я хочу говорить с вами!

Четверо поселян, несших образ, остановились, удивленные таким учтивым приветствием. Один из церковников, певших псалмы, перестал петь и сказал рыцарю:

- Государь мой! Что вам угодно? Мы устали; нам пора домой! Пожалуйте, объяснитесь в двух словах.

- И одного довольно, - возразил Дон Кишот, - сей час возвратите свободу сей принцессе, которой печальная одежда вас обличает! Знайте, что я послан небом спасти ее, и решился по тех пор не сходить с места, пока не увижу ее на свободе.

Все засмеялись. Дон Кишот, пуще рассерженный, обнажил меч и подступил к насмешникам. Один из них подставил ему вилы. Герой перерубил их пополам. Крестьянин ударил его по плечу отрубком и так ловко, что он свалился с лошади. Победитель хотел повторить удар, но Санко закричал ему:

- Стой! Стой! Это бедный, очарованный рыцарь, который никому зла не желает; не убивай его!

Крестьянин, видя, что Дон Кишот лежал без движения, испугался; подумал, что убил его до смерти, и давай Бог ноги! Между тем священник, монах и служители святой Германдад бежали к рыцарю. Молельщики подумали, что хотят отнимать у них Богоматерь, вооружились своими дисциплинами, палками, подсвечниками и приготовились храбро отразить нападение. Дон Кишотов священник был знаком священнику в процессии; они переговорили друг с другом, и обе армии заключили мир до сражения.

Между тем печальный Санко плакал над телом своего рыцаря, который лежал на земле без движения.

- О цвет странствующих рыцарей! - повторял оруженосец, рыдая. - О славный герой, убитый вилами! Честь своего отечества! Слава Ламанхи, украшение мира, который теперь лишен защитника! О добрый господин мой, ты обещал мне дать в награду остров подле моря! Я никогда тебя не забуду, никогда не перестану по тебе плакать! Ты был такой добрый! Защищал невинных, бил плутов: был горд с униженными, тих, как овечка, с гордыми, словом, всегда поступал, как добрый странствующий рыцарь!

Это последнее слово привело в чувство Дон Кишота; он открыл глаза и сказал слабым голосом:

- О Дульцинея, в разлуке с тобою должно всего бояться! Подыми меня, Санко; помоги мне лечь на очарованную колесницу: страшная боль в плече не позволяет мне сидеть на Рыжаке и держаться прямо.

Священник и Николас помогли оруженосцу положить героя на дроги; волов запрягли; шествие началось снова. Монах поехал в свою сторону, пожелав счастливого путешествия странникам; Дон Кишот лежал на соломе и думал о бедственной судьбе своей. Санко ехал на осле, надув губы. Терпеливый Рыжак, переступая с ноги на ногу, потряхивал ушами. Священник и Николас разговаривали о погоде. На другой день поутру приехали в деревню. Было воскресенье. Крестьяне и крестьянки сидели на улицах; они окружили волшебную колесницу, узнали рыцаря и проводили его до господского дома, в котором деревенские мальчишки возвестили уже его прибытие. Управительница и племянница выбежали на двор и подняли страшный визг, увидя Дон Кишота бледного, печально простертого на сене. Санкина жена Тереза, увидя своего супруга, прибежала к нему без памяти, крича еще издали:

- Здоров ли осел?

- Здоров и весел! - отвечал Санко.

- Слава Богу! Скажи ж мне теперь, друг мой, каково ты поживал, есть ли барыш от ремесла твоего; привез ли мне чего на платье, а детям на башмаки? Говори, рассказывай; покажи свои гостинцы!

- О мой милый! Как ты умен! Сколько раз я по тебе плакала, как будто целый век тебя не видала!

- Хорошо! Хорошо! И я по тебе плакал; но счастие еще впереди; еще одна такая поездка, и ты будешь у меня герцогиня или, по крайней мере, губернаторша большого острова.

- Губернаторша! Что это такое? Верно, что-нибудь прекрасное!

- Конечно, прекрасное! Правда, немного дорого стоит: прежде надобно быть раз десяток ловко побитым, а иногда полетать по воздуху; но это безделка, и ремесло оруженосца очень приятно. Я рад целый век ездить по свету искать приключений.

напрасно: Дон Кишот, не успевши выздороветь, скрылся опять. К несчастию, автор сей истории как ни трудился, сколько ни перерыл старых, полусогнивших манускриптов, но никак не мог отыскать подробностей сего третьего выезда. По старинному преданию, оставшемуся в Ламанхе, известно только то, что рыцарь Дои Кишот был на ристалище в Сарагосе. Конец его жизни, его смерть и место его погребения остались бы совершенно не известными, если б один старый толедский лекарь не нашел в каком-то развалившемся эрмитаже82 большого ящика, обитого свинцом и наполненного древними готическими рукописями. На крышке ящика мой лекарь нашел стихи, неизвестным сочиненные в честь Дон Кишота, Дульцинеи, Рыжака и славного Санки Пансы. Читатель вообразит это восхищение: он заперся в свою горницу, начал читать, корпел над пыльными манускриптами, не знал ни дня, ни ночи, редко пил и ел, и наконец успех увенчал неусыпные труды его. Если публика примет благосклонно первую часть, то, вероятно, что лекарь согласится напечатать и другую, которая не меньше приятна и замечательна.

Конец первой части и третьего тома

82 ...в -- У Сервантеса речь идет о древней часовне.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница