Дон Кишот Ламанхский.
Часть вторая. Том четвертый.
Глава I. Как священник и цирюльник обходились с Дон Кишотом

ГЛАВА I

Как священник и цирюльник обходились с Дон Кишотом

В начале сей второй части Сид Гамед Бененжели сказывает нам, что священник и Николас около месяца не показывались на глаза нашего рыцаря, опасаясь возбудить в нем воспоминание о прошедшем. Они часто видались с племянницею и управительницею, прося их не отходить от больного и давать ему пищу здоровую и питательную, которая бы могла укрепить и желудок его, и голову. Добрые женщины с совершенною точностию исполняли сии советы. Видя спокойствие своего господина, они стали надеяться, что рассудок его скоро совсем оправится. Это замечание побудило Николаса и отца Переса посетить больного. Они пошли к нему, давши наперед друг другу слово никак не говорить о рыцарстве и отдалять от материи все, что может снова открыть рану его, едва, едва залеченную.

Они нашли своего соседа на постели, в зеленом шерстяном камзоле и в красном колпаке. Он был так худ, так сух, что больше походил на мумию, нежели на человека. Гостей приняли совершенно дружески. Спросили хозяина о его здоровье, он отвечал: "Как нельзя лучше". Заговорили о политике, о состоянии государства; всякий в свою очередь был правителем Испании, уничтожил множество вредных злоупотреблений, издал множество необходимых законов, все разрушил и все восстановил снова с удивительным совершенством. Дон Кишот говорил, как книга, и друзья его уверились, что сумасшествие прекратилось. Управительница и племянница, слыша их разговоры, не помнили себя от радости; а священник был так доволен, что даже решился сказать несколько слов о рыцарстве.

Принявши на себя значащий вид, он начал говорить следующее:

- Знаете ли, мой любезный сосед, что ко мне пишут из Мадрита? Турецкий султан вооружается⁴. Его Величество берет великие предосторожности: берега Неаполя и Сицилии укрепляются; войска при первом знаке сядут на корабли.

- Его Величество хорошо делает, - отвечал Дон Кишот с совершенным хладнокровием, - но может быть, он забыл самое верное средство прогнать, рассыпать в прах неверных. Я бы открыл ему это средство, когда бы он захотел посоветоваться со мною.

- А, понимаю! Бедный Дон Кишот! - сказал про себя священник.

- Что ж бы вы присоветовали сделать Его Величеству? - спросил Николас.

- Безделицу, - отвечал герой после минутного молчания. - Ничего не стоит обнародовать Его Величеству повеление, чтоб все рыцари Испании съехались ко двору его; если соберется их и не больше полдюжины, то не советую туркам показываться; я даже знаю такого рыцаря, который один указал бы им дорогу.

- Ну, хороши мы! - закричала управительница. - Господин мой опять хочет сделаться странствующим рыцарем.

- Опять! - перервал Дон Кишот, посмотрев на нее пристально. - Я никогда не переставал быть им, и если Бог милостив, до гроба не перестану!

- Позвольте мне рассказать вам маленькую сказочку, - сказал цирюльник, - которая очень идет к этому случаю. В Севилле, в доме сумасшедших, был один молодой священник, совершенно помешанный и отданный туда родными для заключения. Однажды этот молодой священник пишет к архиепископу письмо, в котором уверяет, что он в полном уме; что родные не хотят его выпустить, надеясь воспользоваться его имением, и что он требует правосудия. Архиепископ, пораженный умом его и слогом его письма, посылает одного из своих капеллянов в дом сумасшедших поговорить с молодым человеком, узнать порядочно о состоянии головы его, и если он здоров, освободить его в ту же минуту. Капеллян, поговорив час или два с заключенным, нашел его совершенно умным, и несмотря на все представления надзирателя, решился его выпустить и отвезти с собою к архиепископу. Священник, надев платье, приличное своему званию, с позволения капелляна, пошел проститься с товарищами своего заключения. Капеллян не выпускал его из глаз. Один безумный, совсем голый, лежавши на полу в своей ложе, встает и с большим криком спрашивает молодого священника: кого выпускают из дому сумасшедших?

- Меня, любезный друг! - отвечал освобожденный. - Бог меня помиловал, болезнь моя прошла: я здоров совершенно. Положись на Его милость, Он и тебе пошлет излечение.

- Берегись, - воскликнул безумный, - не выходи из этого дому, или Севилла погибнет! Я - великий Юпитер, ты это знаешь; в сильной руке моей дождь, вихрь и гром: если уйдешь отселе, то верь моему слову, что не будет дождя ни одной капли.

- Не бойтесь его угроз, - сказал священник капелляну, - он - Юпитер, это правда; в его воле удержать дождь; но я - Нептун, я могу в минуту делать наводнение!

- Не сомневаюсь в этом! - отвечал капеллян. - Но господин Нептун, на что сердить господина Юпитера? Войдите в свою ложу.

- Господин цирюльник! - воскликнул Дон Кишот. - Очень вас понимаю. И сожалея от всего сердца о сем счастливом времени, когда рыцари и паладины защищали красоту и невинность, гнали порок и злобу, не думаю быть Нептуном; я не думаю быть Нептуном, смотря с презрением на нынешних рыцарей, покрытых шелком вместо панциря, изнеженных, праздных, совершенно забывших славу! То ли дело, прежние герои! Это не люди, а полубоги; они все превозмогали для славы. Спать на голых камнях, умирать с голоду, бродить по пустыням, лазить по утесам, переплывать бурные моря в челноке, без весел и парусов, презирать опасность и гибель, все это было для них безделка. Они любили добродетель больше всего на свете, если любить добродетель есть безумство, то признаюсь, я - безумец: обожаю Амадиса, Пальмереня, Тирана Белого, Лизвара Греческого, Белианиса, короля Собрина, Ренода, Рожера⁵, сих великих образцов мужества, мудрости, добродушия, простосердечия и всех благородных качеств человека. Все сии воины были странствующие рыцари; и если желание видеть подобных им в наше время, для чести и безопасности Испании, есть сумасбродство, то соглашаюсь остаться в ложе своей по совету господина Юпитера.

- Сосед! - сказал священник. - Я бы охотно во всем согласился с вами, когда бы маленькое сомнение меня не тревожило: признаюсь, я иногда худо верю тому, чтобы все герои, о которых вы нам столько доброго сказываете, в самом деле существовали; я даже до того недоверчив, что все сказанное об них почитаю бреднями, которые выдумали праздные, не очень умные люди; все эти сомнения крайне меня мучат, а не сомневаться также не в моей воле!

- Ах! Боже мой! - воскликнул Дон Кишот. - Можно ли, чтобы и вы были в таком же заблуждении, в каком я видел многих, очень многих людей? Подумайте хорошенько, и задача решится. Чем с большим вниманием я разбираю эту материю, тем больше уверяюсь, что все рыцари и паладины точно существовали. Я как будто их всех видел. Например, я готов биться об заклад, что Амадис высок ростом, хорош собою, складен; лицо открытое, борода исчерна-русая, цвет лица отменно белый, глаза нежные и блестящие. Ренод совсем не похож на Амадиса: лицо смуглое, краска в лицо живая, взгляд быстрый и лукавый. В Роланде еще больше несходства: широкие плечи, смуглое лицо, грозный вид не обещали в нем ни этой доброты сердца, ни этого учтивства, которые пленяют нас в Амадисе, герое несчастном своею любовию. Если хотите, опишу вам и других: я бы назвал каждого по имени, если бы они все передо мною теперь явились.

- Велик ли ростом великан Моргант? - спросил Николас.

- Что касается до великанов, - отвечал Дон Кишот, - то надеюсь, что вы не будете сомневаться в их существовании. Мы знаем из Библии, что Голиаф был семи локтей с половиною⁶ башню вышиною. Несмотря на это, если говорить правду, я никогда не верил, чтобы Моргант был так огромен, как сказывают, и вот мои причины: историки уверяют, что он нередко проводил ночи в замках и даже в простых хижинах, которые попадались ему на дороге; скажите ж, мог ли он быть такого необыкновенного роста, если в них без труда помещался?

Крик у дверей перервал этот разговор, который очень веселил священника.

Примечания

⁴ Турецкий султан вооружается. -- Побережье Испании в то время находилось под угрозой нападения со стороны турецких корсаров. Ожидание скорого нападения турок, по утверждению исследователей, было животрепещущей темой для

⁵ ...обожаю Амадиса, Пальмереня, Тирана Белого, Лизвара Греческого, Белианиса, короля Собрина, Ренода, Рожера...

⁶ Мы знаем из Библии, что Голиаф был семи локтей с половиною... -- Рост Голиафа - по Библии (1 кн. Царств, 17) - "шесть локтей и пядь", т. е. более трех метров.