| Автор: | Сервантес М. С., год: 1616 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА VII
Дон Кишот едет к принцессе Дульцинее
- Благословение Алле! - восклицает наш историк в начале сей главы. - Благословение Алле! Дон Кишот и Санко опять странствуют: мы будем опять удивляться и смеяться. Забудем все, что с ними было, что они говорили: посмотрим и послушаем. Действие начинается на Тобозской дороге, также как некогда началось на равнине Монтиельской.
Не успел отъехать бакалавр от нашего героя, как добрый конь Рыжак заржал и запрыгал, и осел начал отвечать ему на своем языке. Дон Кишот растолковал это ржание и прыжки в хорошую сторону. А Санко, который, не говоря ни слова, заметил, что голос верного осла его несравненно крепче и звонче Рыжакова, заключил, что фортуна будет к нему благосклоннее, нежели к рыцарю; заключение, достойное всякого астролога.
- Друг мой! - сказал Дон Кишот. - Мрачная ночь покрывает землю. Боюсь, чтобы мы в темноте не проглядели Тобозо, где я решился остановиться, чтобы увидеть несравненную Дульцинею, просить ее благословения и у ног ее почувствовать в сердце своем новую силу и новое мужество.
- Конечно, это было бы очень хорошо, - сказал Санко. - Но вам трудно будет получить благословение госпожи принцессы. Ей придется бросить его через забор из курятника, в котором я нашел ее, когда относил письмо ваше.
- Не стыдно ли тебе, Санко, называть курятником пышную и великолепную галерею замка моей возлюбленной принцессы?
- Говорят вам, она была в курятнике, а не в галерее. Всякую вещь надобно называть ее именем: это моя привычка!
- Ну, веди меня хоть в курятник! Где бы ни была Дульцинея, для меня все равно, только бы ее увидеть, только бы оживиться, озариться и просветиться лучами сего благотворного солнца.
- Сказать правду! Когда я видел это солнце, то свету в нем было столько, сколько надобно, хотя оно немного и запылилось рожью, которую пересыпать изволило.
- Ты еще не вышел из своего заблуждения. Разве можно Дульцинее заниматься другими работами, кроме тех, которые, как тебе самому известно, занимают прелестных, высоких принцесс в наших поэмах и рыцарских историях? Завистливый чародей мог помрачить глаза твои: ты видел рожь вместо перлов и алмазов, которые низала красавица, и беспрестанно бредишь: Дульцинея пересыпала рожь, Дульцинея ходила в курятник, и может быть, твое глупое упрямство сделает то, что в моей истории поместятся все сии обстоятельства! Подумай же о следствиях! Какое заключение выведут из сего враги моей любезной! О зависть, ужасная зависть! Червь, достойный презрения, точащий добродетель и славу! Другие пороки могут принести хотя минутное удовольствие: одна зависть упивается ядом, для других приготовленным.
- Ваша правда, сударь! Я начинаю бояться, чтобы кому не вздумалось и меня замарать в этой истории. Кажется, я ни с одним колдуном не ссорился и слишком беден для завистников! И чем меня попрекнуть можно? Разве тем, что я охотник смеяться, но это не мешает мне быть добрым человеком, добрым католиком, старинным христианином и смертным врагом жидов: чего ж больше для господ историков? Однако пускай говорят, что им угодно; я голым родился, гол и умру: ни прибыли, ни убыли; смешны они с своими книгами! Очень ошибаются, если думают уморить меня с горя своими перьями!
- Как бы то ни было, но ты об этом беспокоишься, приятель, это видно! Так точно какая-то известная дама крайне рассердилася на одного славного поэта19, который, обругав в сатире всех придворных дам, а об ней одной ни сказал ни слова. Поэт, услышав об этом, прибавил насчет сердитой госпожи несколько строк, которые лишили ее чести, но удовольствовали ее самолюбие. И мы похожи на эту даму, Санко; мы все больше или меньше любим славу, которая, известно тебе, перевела Кесаря за Рубикон20 и подала Эрострату факел на сожжение Эфесского храма21.
Разговаривая таким образом, наши путешественники приближились к Тобозо. Часы били полночь, когда они въезжали в этот славный город, которого жители все погружены были в глубокий сон. Мрак и мертвое молчание царствовали на пустых улицах; иногда слышался лай собак, ржание ослов, хрюканье свиней в закутах и мяуканье кошек на чердаках. Мужество Санки начинало колебаться, и сам герой наш думал, что разные крики сии предвещали что-нибудь худое.
- Сын мой! - сказал он оруженосцу. - Скорее покажи мне замок Дульцинеи.
Санко находился в неизъяснимом замешательстве, потому что никогда от роду не бывал в замке этой великой принцессы: не знал, куда идти, какую выбрать дорогу.
- Милостивый государь! - сказал он, запинаясь. - Время ли теперь посещать принцесс! Ворота замка заперты! Стучать нельзя; весь город разбудишь. Лучше пойдем на постоялый двор; туда впускают во всякий час, без всякого шума и беспокойства.
- О! Если вы это видите, то можете и мне показать дорогу: черт меня возьми, если я что-нибудь вижу!
Дон Кишот тронул Рыжака, проехал несколько шагов и очутился у самой колокольни.
- Это церковь, - сказал Санко, - мы на кладбище! Все это не обещает ничего доброго; уедем отсюда. Я теперь вспомнил, что замок госпожи принцессы Дульцинеи на той стороне в маленьком переулке.
- Нельзя статься, приятель! Никогда королевских замков не строят в переулках.
- О! Сударь, что земля, то обычай. Может быть, здесь так водится. Заглянем в эту улицу, может быть, в каком-нибудь уголке и найду этот собачий замок.
- Санко! Прошу говоришь с почтеньем обо всем, что принадлежит до моей красавицы; но мне удивительно, как ты не можешь так долго найти ее жилища, которое должно было неизгладимо запечатлеться в твоей памяти?
- Как можно требовать, чтобы я, побывав здесь один только раз от роду, мог в одну минуту в такой ужасной темноте найти этот замок, когда вы, бывавши в нем тысячу тысяч раз, его не находите?
- Но, дурачина! Разве я тебе не сказывал, что никогда не видал Дульцинеи; что люблю ее по слуху, идеальным, платоническим образом?
- Санко, Санко, прошу не забываться! Ты знаешь, что я не люблю шутить, когда идет дело о Дульцинее! Ты ее видел, и я хочу, желаю и требую, чтобы ты мне показал ее.
В ту минуту крестьянин, ехавший на поле работать, поравнялся с путешественниками и запел старинный испанский романс.
Худо, бедные французы22,
В Ронцевале было вам!
Дульцинеи?
- Прошу меня извинить, сударь, - отвечал крестьянин, - я здесь еще очень недавно, еще никого не знаю и не могу вам ничего сказать. Спросите у священника или у пономаря, которые живут подле самой церкви, они, конечно, знают эту принцессу, если только она из их прихода, а я об ней никогда не слыхивал.
Он удалился.
Санко, видя, что печальный господин его не знал, на что решиться, и был очень задумчив, сказал:
- Господин рыцарь, уже утро! Будьте осторожнее; увидят вас люди на улице, узнают, за чем вы приезжали, и Бог знает, что подумают о принцессе! Не лучше ли будет, если мы проедем Тобозо и остановимся в каком-нибудь ближнем лесу; я ворочусь назад, осмотрю все переулки и закоулки, может быть, и принцесса, и замок ее где-нибудь найдутся. Положитесь на меня: я отыщу ее, точно отыщу; скажу ей об вас слово и принесу к вам ее ответ в минуту.
Санко, которому до смерти хотелось выпроводить рыцаря из деревни, отправился вперед. Дон Кишот стегнул Рыжака, поехали и через полчаса увидели небольшой лесок за две мили от Тобозо, в котором рыцарь решился остановиться и ожидать ответа от Дульцинеи.
Примечания
19 Так точно какая-то известная дама крайне рассердилася на одного славного поэта... -- Вероятно, Дон Кихот имеет в виду эпизод, произошедший с Висенте Эспинелем (1551--1634), сочинившим в 1578 г. "Сатиру против дам".
20 -- Рубикон - небольшая река на Апеннинском полуострове, впадает в Адриатическое море. До 42 г. до н. э. служила границей между Италией и римской провинцией Цизальпийская Галлия. Эта река известна главным образом благодаря выражению "перейти Рубикон", означающему некоторое бесповоротное решение. История этого выражения связана с тем временем, когда Юлий Цезарь не был императором, а был военачальником (проконсулом), Рим был республикой. По закону проконсул имел право возглавлять войско только за пределами Италии. Однако 10 января 49 г. до н. э. он со своим войском подошел к Рубикону, но не был уверен в силе своего войска и поэтому колебался, ведь в случае неудачи он мог быть подвергнут публичному позору и пыткам. Он перешел через Рубикон и после гражданской войны стал императором. С тех пор выражение "перейти Рубикон" означает рискнуть чем-то важным ради великой цели.
21 ...-- Речь идет о знаменитом храме Дианы, считавшемся одним из семи чудес света, который был подожжен Геростратом для того, чтобы оставить свое имя в веках.
22 -- Начальные стихи одного из популярнейших испанских романсов на тему о битве в Ронсельванском ущелье. На русский язык этот романс был переведен H. M. Карамзиным в 1789 г.