Дон Кишот Ламанхский.
Часть вторая. Том пятый.
Глава XXVIII. Важные дела

ГЛАВА XXVIII

Важные дела

Дружба такой знатной госпожи, какова была герцогиня, и маленькая надежда пробыть несколько времени в хорошем доме, верно, не меньше Диегова изобильном, наполняли душу его живою радостию. Он был доволен, весел, говорил и шутил беспрестанно. Приближились к замку, герцог поехал вперед, чтобы все приготовить к принятию высокого посетителя. Два конюших, богато убранных, встретили героя у крыльца и помогли ему сойти с коня; четыре прелестные девушки вынесли на подушке прекрасную пурпуровую епанчу и наложили на плечи его; галереи, террасы были наполнены зрителями; все жители дома выбежали навстречу к рыцарю; прыскали на него духами; бросали ему на голову цветы и восклицали:

- Благословляем счастливый день, показавший нам украшение рыцарства!

Дон Кишот, восхищенный, шел с важностию, ведя за руку герцогиню, кланялся на обе стороны и говорил про себя: "Наконец и меня принимают так, как в романах всех рыцарей принимали! Слава Богу!"

Санко, чтобы не разлучиться с своим другом герцогинею, принужден был оставить осла: он упрекал себя внутренне за такую оплошность, беспокоился; наконец, не вытерпев, подошел к одной старой дуэнне, которую заметил в толпе, и сказал ей:

- Госпожа Гонзалец²⁶! Покорно прошу объявить мне ваше имя. Я хочу иметь удовольствие сказать вам несколько слов на ухо.

- Меня зовут донна Родрига Гриальва²⁷! Что вам угодно?

- Ах! Госпожа донна Родрига Гриальва! Вы одолжите меня, если потрудитесь сойти на двор, на котором найдете серого осла. Этот осел мой; я люблю его без памяти. Бедняжка застенчив; он не видал свету и не привык оставаться один. Боюсь, чтобы ему не соскучилось; отведите его сами в конюшню и дайте ему, что надобно.

- Прекрасно! - отвечала дуэнна охриплым голосом. - Хороши мы, если господин таков же, как и слуга! Знай, дружок, что в здешнем доме дуэнны не ходят по конюшням.

- О! О! Вы очень спесивы, сударыня, как мне кажется! Мой господин, однако ж, рассказывал, что дуэнны чистили коня Ланцелотова, когда он возвратился из Англии. А мой осел не хуже никакого коня на свете.

- Плюю на твоего господина и на твоего Ланцелота. Сказывай сказки тем, кто может за них платить, а я не дам за них и фиги!

- Я, правду сказать, до старых фиг и не охотник.

- Ты грубиян, невежа, - воскликнула разгневанная дуэнна. - Я научу тебя говорить с честными женщинами.

Герцогиня, услыша шум, оглянулась и увидела госпожу Родригу с вылупленными глазами, с лицом воспаленным, в совершенной горячке.

- Что с тобою сделалось? - спросила она.

- Помилуйте, сударыня! Этот деревенщина посылает меня за своим ослом и хочет уверить, что дуэнны ходили за конем какого-то Ланцелота. Он же еще говорит, что я стара.

- Ах! Какая несправедливость! - сказала герцогиня. - Ты ошибаешься, мой друг Санко, если почитаешь госпожу Гриальву старою. Она еще девушка-невеста. Никто не даст ей больше осьмнадцати лет.

разделить свою печаль с госпожою Родригою для того, что она мне показалась очень жалостливою.

- Санко! - сказал Дон Кишот. - Здесь не место говорить об этом вздоре.

- Извините, сударь, везде место говорить о своих друзьях! И я говорю об них везде, где вздумаю.

- Правда твоя, Санко, - сказал ему герцог, - но будь спокоен, я приказал отвести ослу твоему прекрасное место в конюшне и ходить за ним, как за тобою; он будет доволен, я за это отвечаю.

Между тем ввели героя в великолепную залу. Шесть прекрасных девушек сняли с него оружия, прося позволения раздеть его и переменить на нем рубашку. Скромный Дон Кишот извинился, приказал позвать своего оруженосца и заперся с ним наедине.

- Безмозглый человек, - сказал он ему, - что значит эта сцена с почтенною дуэнною? Пристойно ли было говорить об осле в такую минуту? Разве не видишь, как нас угощают? Можно ли подумать, чтобы забыли о наших конях? Остерегись, Санко: не давай воли своему языку, или, к стыду нашему, заметят, что ты не иное что, как грубая деревенщина. Подумай, что по обращению и ухваткам слуги заключат о господине; что всего на свете выгоднее для принцев иметь в услужении людей, столь же хорошо воспитанных, как они сами. Что подумают обо мне, если найдут в тебе глупого мужика или шута? Быть забавным очень трудно; это звание никогда не возбуждает почтения. Говори меньше, Санко, говори гораздо меньше; приучайся говорить с размышлением; не теряй того счастия, которое можешь получить от людей, нас окружающих, и от господина, которому служишь.

Санко обещал быть вперед осторожнее и дергать себя за ухо, когда вздумает сказать глупости. Он одел своего господина, который накинул на плечи пурпуровую мантию сверх истертого верблюжьего колета²⁸ и тюленьей перевязки, на которой висел грозный меч его, надел на голову зеленую атласную шапку и в таком прекрасном облачении вышел в гостиную. Девушки дожидались его у дверей с золотою лоханью, над которою он умыл руки. Потом явился дворецкий, перед которым шли двенадцать пажей с докладом, что кушать поставили. Дон Кишот, окруженный пажами, был отведен с большим торжеством в столовую, где находился стол, накрытый на четыре прибора и уставленный кушаньем. Герцог и герцогиня ожидали его вместе с одним важным духовным человеком из числа таких, которые втираются в домы знатных господ, управляют ими, делаются их наставниками, входят во все их дела, прибирают к рукам их имения, одним словом, стараются их унизить, чтобы сравнить с собою.

Такой был этот святой человек, который с неудовольствием смотрел на Дон Кишота и на все учтивости, которые герцог и герцогиня ему оказывали. Дон Кишот долго не хотел садиться в первое место, наконец, герцог посадил его насильно; герцогиня села с ним рядом, священник против него, Санко, удивленный отличием, которое сделали его господину, первый начал разговор:

- Если, ваши превосходительства, позволите мне рассказать вам сказочку, то уверен, что будете мною очень довольны.

Дон Кишот посмотрел на него пристально.

- Прошу не беспокоиться, - продолжал оруженосец, - я не забыл ваших советов. Буду говорить правду: вы можете остановить меня, если заметите, что я солгал; дело происходило в нашей деревне.

- Милостивая государыня! - сказал Дон Кишот герцогине. - Ваши милости свели с ума этого бедного человека! Прикажите ему выйти.

- Напротив, я приказываю ему не отходить от меня ни на минуту. Я нахожу в нем час от часу более приятностей.

- И мне с вами очень приятно, госпожа прекрасная герцогиня, - отвечал Санко. - Но вот моя сказка. Надобно знать, что у нас в деревне есть дворянин, богатый человек и очень знатной фамилии, потому что прозывается Мединою дель Кампо, и что он женат на донне Минцие де Кинолес, дочери дон Алонза де Маранно, кавалера Св. Иакова²⁹, который утонул в самый день своей смерти и за которого сделалась страшная ссора в нашей деревне, известная самому господину Дон Кишоту, который был в ней замешан и, верно, помнит, как этот шалун Томазалло, сын Балвастра³⁰, нашего кузнеца, был тогда избит в кровь и тяжело ранен. Не правда ли, что вы это помните, господин рыцарь; скажите вслух, не бойтесь; надобно, чтобы все знали, что я не охотник лгать и сказывать небылицу.

- Все правда, - отвечал Дон Кишот, - я согласен; но кажется мне, что ты говоришь много лишнего.

- Нет, нет; говори все, что знаешь, любезный Санко, - сказала герцогиня. - Я хочу знать все подробности; ты же так прекрасно умеешь рассказывать.

две курицы, этот господин вздумал однажды позвать к себе обедать бедного крестьянина. Когда стали садиться за стол, то этот господин, помяни Бог его душу в своем царствии, потому что он давно умер, и умер, как святой; я это знаю наверно. Хотя тогда не был в церкви, а ходил жать в Тамблеку; но слышал об этом от добрых людей, не охотников до сказок, которые уверяли меня, что все были растроганы его смертию. Когда-нибудь опишу ее вам получше; теперь надобно говорить как можно короче, потому что мне не позволяют входить в подробности. Итак, когда надобно было садиться за стол, то крестьянин заспорил с господином, который указывал ему первое место; господин упрямился и приказывал ему садиться; крестьянин отказывался; наконец, господин, наскучив, посадил его насильно и сказал:

- Успокойся, приятель; где бы я ни сидел вместе с тобою, везде мое место будет почетное. Вот вам моя сказка, какова ни есть, не погневайтесь; я не выдаю шумихи за золото.

Дон Кишот, который сидел на иголках во все то время, как говорил Санко, попунцовел, услыша последние слова его. Герцог и герцогиня призаметили его замешательство и, не отвечая коварному оруженосцу, обратили разговор на другую материю.

- Давно ли, - спросила герцогиня, - давно ли рыцарь Львов имел известие о принцессе Дульцинее? Не посылал ли еще к ней каких-нибудь великанов или побежденных рыцарей?

- Ах! Милостивая государыня! Вы растравляете глубокую сердечную рану. Напрасно посылал я к Дульцинее великанов и рыцарей. Они не могли и не могут узнать ее. Несчастная очарована, обращена в безобразную крестьянку.

- Не для всех! - воскликнул Санко. - Я видел ее своими глазами! Прекрасна, как подсолнечник, проворна и пуще всего великая мастерица ездить на ослах. Посмотрели бы вы, как она прыгает к нему на спину, как прекрасно кувыркается.

- Разве ты видел ее очарованною?

- Как же не видать! Она очарована, по-моему, то есть я первый узнал об этом несчастном очаровании.

До сих пор священник, которому великаны, рыцарство и Дульцинея очень не нравились, сидел спокойно и воздерживался; но будучи отменно вспыльчив и не любя, чтобы другие веселились в то время, когда он сам был не весел, он посмотрел с досадою на герцога и сказал ему сердитым голосом:

- Ваша светлость, будете отвечать Богу за все эти шутки, не позволенные никакому христианину. Скажите, как этому безумцу, которого называете Дон Кишотом, не сделаться втрое безумным, когда вы с ним во всем соглашаетесь и с таким хладнокровием отвечаете на все его бредни! А ты, бедный сумасброд, скажи мне, разве не видишь, что над тобою смеются! Как можешь думать, что ты странствующий рыцарь, что твоя Дульцинея очарована, что ты перебил для нее множество великанов и тому подобное! Знаешь ли в глаза хоть одного рыцаря? Есть ли великаны в Испании? Часто ли попадались тебе очарованные Дульцинеи? Послушайся меня, приятель, поезжай домой в свою деревню, воспитывай детей, хозяйничай; это гораздо лучше, нежели таскаться по всему свету и быть посмешищем праздных людей.

Священник замолчал. Герой наш, который терпеливо его выслушал, посмотрел на него сверкающими от гнева глазами, поднялся со стула и сказал изменившимся голосом:

- Милостивый государь!...

Но этот ответ один достоин целой главы.

Примечания

²⁶ Гонзалец -- У Сервантеса: Гонсалес.

²⁷ ...донна Родрига Гриальва! -- У Сервантеса - донья Родригес де Грихальба, "донья" в значении "дуэнья-служанка".

²⁸ ...верблюжьего колета...

²⁹ ...на донне Минцие де Кинолес, дочери дон Алонза де Маранно, кавалера Св. Иакова..

³⁰ Томазалло, сын Балвастра -- У Сервантеса: Томасильо, сын Бальбастро.