Дон Кишот Ламанхский.
Часть вторая. Том шестой.
Глава XLVI. Что приключилось Санке дорогою

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1616
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XLVI

Что приключилось Санке дорогою

Санко, веселый и печальный, ехал шагом и воображал, как ему будет приятно увидеться с своим господином, которого он любил больше всякого губернаторства. Проехав около половины дороги, он остановился в лесу, дал корму своему ослу и начал с большим аппетитом обедать; покушал, заснул и в тихом сне забыл о своем острове.

Бедный Санко, утомленный трудами прошедшей ночи, проспал до самой вечерней зари; проснувшись, отправился опять в свой путь, и ночь застигла его в двух верстах от замка. К совершенному несчастию, осел его свернул с дороги, оступился и упал вместе с седоком в глубокий ров, находившийся близ развалин одного старого замка. Оруженосец, летя вниз, думал, что сломит голову и разобьется на мелкие части; но он каким-то чудом очутился на дне рва в прежнем своем положении, то есть верхом на осле, начал себя ущупывать, дуть себе на руку, желая узнать, точно ли он был жив, и наконец уверившись, что он невредим и нигде не ушибен, поблагодарил Бога; потом принялся ошаривать руками ров, желая найти выход; но земля, срытая перпендикулярно, везде представляла ему голую, прямую стену. Он очень опечалился; но печаль его удвоилась, когда осел его, несколько ушибенный своим прыжком, замычал жалобным тоном.

- Ах, Боже мой! - воскликнул Санко. - Сколько бед на сем свете! Кто бы подумал, что губернатор, окруженный поутру министрами, стражами, служителями, мог очутиться ввечеру в глубокой яме, один с ослом, без всякой помощи! Если бы, по крайней мере, со мной случилось здесь то же, что с господином Дон Кишотом в Монтесиносской пещере, где он нашел накрытый стол, красавиц и многое множество чудес, но здесь, видно, живут одни змеи и жабы! Ах, бедный друг мой осел! Пришло нам умирать с голоду! Мы погребены живые; фортуна не хочет, чтобы мы умерли спокойно на своей родине, между родными и друзьями, которые бы закрыли нам глаза и об нас поплакали. Прости меня, товарищ! Худая тебе заплата за все твои труды и услуги! Я не виноват! Поверь, что видеть тебя умирающего для меня тяжеле, нежели самому умирать.

Ночь прошла; оруженосец охал и до самого утра не смыкал своих глаз. Заря занялась, и Санко уверился, что не было совершенно никакого выхода из ямы. Он начал кричать, надеясь, что какой-нибудь путешественник его услышит; но ни один путешественник его не слыхал: Санко кричал в пустыне. Уверясь, что ему скоро должно умереть, губернатор не захотел продолжить печального остатка дней своих и беречь свой хлеб: он подает его ослу, который лежал на земле, опустя уши; осел поглядел на хлеб печально и начал кушать его с великим аппетитом. Правду говорят люди, что за обедом забываешь самые жестокие огорчения! В сию минуту Санко заметил в стене рва нечто, похожее на впадину, в которой мог поместиться человек; он бежит к ней, влезает в отверстие и видит перед собою длинный подземный ход, а на конце его свет; возвращается к ослу, берет его за повод, раскапывает руками впадину и входит с ним в подземелье. "Это приключение, - говорит он про себя, - годится больше для моего рыцаря, нежели для меня! Он бы нашел в этой норе прекрасные луга, зеленые сады, стеклянные замки, от которых также светится, как от солнца; он бы обрадовался этому вздору, как Бог знает чему; но я боюсь, как бы не попасться в другую яму, которая глубже первой! Чудно будет, если останусь при том, что со мною случилось: несчастие одно не приходит!"

Он шел вперед и прошел более полуверсты, не видя конца подземелью. Сид Гамед Бененжели оставляет его в этом незавидном положении и возвращается к Дон Кишоту.

Герой наш, утомленный продолжительным бездействием, думал, как мы сказывали, об отъезде из замка. В сих мыслях он всякое утро проезжался на бодром Рыжаке по окрестностям замка, желая промять его и приготовить к новому путешествию. В этот гибельный день он доехал до самой ямы, в которую бы, конечно, упал, когда бы не держал поводов своего Буцефала. Рыжак остановился; рыцарь начал рассматривать пещеру, как вдруг услышал голос, который говорил следующее: "Нет ли здесь кого? Помогите, добрые люди, бедному губернатору, который попал в яму!" Дон Кишот вслушался: "Голос моего оруженосца, - подумал он и воскликнул, - кто здесь? Отвечай!"

- Эх! Кому быть, кроме Санки, губернатора, за свои грехи на острове Баратарии, служившего в старину оруженосцем славному рыцарю Дон Кишоту!

Рыцарь изумился чрезвычайно, вообразил, что Санко умер и что душа его пришла опять на землю и требовала молитвы.

- Друг мой! - сказал он. - Если ты теперь в чистилище, то скажи, что я должен делать для утоления твоих страданий? Я верный католик; мое первое старание - помогать несчастным.

- Если так, господин Дон Кишот, то сжальтесь над бедным своим оруженосцем Санкою, который не в чистилище, который не умер, который бросил свое губернаторство для добрых причин и попал в эту яму вместе с своим ослом, который сам здесь своею персоною и может засвидетельствовать вам истину сказанного.

Осел, как нарочно, заревел изо всей мочи.

- Теперь верю, - сказал растроганный рыцарь, - я узнаю вас обоих. Погоди, мой друг, позову к тебе на помощь людей из замка.

в околотке. Санку и осла вытащили. Один насмешник, видя оруженосца, бледного, дрожащего, полумертвого, сказал:

- Такого конца желаю всем худым губернаторам.

- Дружок! - отвечал Санко. - Мое губернаторство продолжалось не более семи дней, а в это время негодяи-лекари успели меня уморить с голоду, неприятели измять мне бока, и я не воспользовался ни копейкою. Надобно было ожидать не такой награды; но человек думает, Бог располагает, а глупцы болтают; не надобно им мешать, пускай говорят, что им угодно: лейся ручей, я не буду пить воды твоей!

- Ваша светлость без всякой заслуги изволили наградить меня губернаторством: я отправлял свою должность, как мог; пускай об этом говорят очевидцы; верно только то, что я переменил множество старых законов, написал множество новых, решил несколько дел, и все натощак, благодаря господину доктору Педро Речио, Тиртео Фуэрскому уроженцу, бездельнику и душегубцу, которому дают жалованье за то, чтобы он морил губернаторов. Ночью вошли в город неприятели; все говорят, что я их победил; я на это согласен, и дай Бог, чтобы люди мне самому столько сделали зла, сколько я им сделал. Между тем как их бил так немилосердо, пришло мне в голову, что быть губернатором тяжело и что эта ноша не по моим плечам. И так я решился оставить губернаторство прежде, нежели оно меня оставило. Вчера поутру я простился с островом, который в добром здоровье таков же, каков был прежде, с прежними людьми, улицами и домами. Я выехал из него с пустым карманом и с одним ослом, который вместе со мною попал в яму, где бы нам быть по сию пору, если бы господин Дон Кишот не подоспел к нам на помощь. Итак, ваша светлость, госпожа прекрасная герцогиня! Ваш губернатор сделался опять просто Санкою; он целует ваши ножки и отказывается от губернаторства. Бог с ним, я его покорный слуга; хочу опять служить своему доброму рыцарю, с которым, несмотря на некоторые небольшие несчастия, мне весело, сытно и спокойно.

Герцогиня также обняла старинного своего друга и велела дворецкому накормить его получше для рассеяния его меланхолии.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница