Дон Кишот Ламанхский.
Часть вторая. Том шестой.
Глава XLVIII. Приключение за приключением

ГЛАВА XLVIII

Приключение за приключением

Герой, увидя себя на открытом поле, свободным по-прежнему, почувствовал в душе своей новую силу, новое необыкновенное мужество и сказал оруженосцу:

- Друг мой! На свете одно только благо, достойное исканий, трудов и любви человека: свобода! Все сокровища, в земле и в глубине морской сокрытые, все наслаждения фортуны, все удовольствия роскоши не могут сравниться с сею драгоценною свободою, за которую человек мыслящий всегда готов принести в жертву и кровь, и жизнь свою. Я сказываю тебе это с намерением; хочу, чтобы то, что теперь услышишь от меня, тебя не удивило и было для тебя понятно. Послушай: ты видел, как меня принимали, как угощали, какое мне почтение оказывали в этом замке; видел его пышность и великолепие: что же, мой друг, на сих блестящих праздниках, где множество разнообразных и вкусных яств одно за другим следовали, где самое лучшее вино пенилось в кубках, ничто не пленяло моего вкуса, ничто не возбуждало моих желаний; я был не свободен, я был в подчиненности у обладателей сих несметных сокровищ, которыми я пользовался, и благодарность, нетягостная для моего сердца, казалась цепью моему рассудку. О! Как он счастлив, сей трудолюбивый человек, который спокойно вырабатывает хлеб свой, не зная другого благодетеля, кроме неба!

- Милостивый государь! - отвечал оруженосец. - Может быть, вы говорите правду; но я думаю, мне позволено радоваться немного тому, что управитель госпожи герцогини дал мне от ее имени двести золотых ефимков в прекрасном кошельке, который я ношу на желудке вместо чистительного, крепительного, промывательного и всякого лекарства. Вы можете успокоиться насчет прекрасных замков, в которых нас так хорошо угощают: они не часто нам попадаются, а много на свете таких постоялых дворов, на которых бьют и рыцарей, и оруженосцев. Но переменим материю, поговорим об этой Альтизидоре, которая теперь, конечно, уже отдала Богу свою душу. Правду сказать, вы были слишком безжалостны; я бы на вашем месте не отказался от такой красавицы. Вы, сударь, непонятный человек, а еще для меня непонятнее, как могла эта девка в вас влюбиться и умереть от такой сумасбродной любви. Если посмотришь на вас, то никак этому не поверишь: вы не красавец, сударь, а я слышал от старых людей, что любовь начинается с глаз.

- Я согласен, Санко, что красота производит любовь; но два рода красоты: телесная и душевная. Последняя состоит в очаровательном соединении добродетелей ума, обходительности, учтивости, которые не всегда бывают вместе с красотою лица; но она, несмотря на это, имеет свою цену; она сохраняет любовь и дает ей новую силу: теперь понятна ли тебе любовь Альтизидоры?

В таких разговорах наши путешественники приближались к густому лесу. Вдруг рыцарь попал в зеленую шелковую сеть, искусно между дерев расставленную.

- Санко, - воскликнул он, - или я грубо ошибаюсь, или нам надобно ожидать удивительнейшего из всех приключений. Очарователи, конечно, вздумали поймать меня в сеть, как птицу; прекрасная выдумка! Я докажу им, что они дураки.

Он обнажает меч и хочет разрубить сети; но в эту минуту являются две молодые пастушки необыкновенной красоты: светло-русые волосы рассыпались небрежно по их плечам; на головах их лежали венки из лавров и амарантов, и каждая была постарее пятнадцати или шестнадцати лет.

- Остановитесь, рыцарь, - сказала одна из них, - не разрывайте сетей, которые были не для вас расставлены. Наши невинные удовольствия никому не вредны; здесь в лесу, в палатках найдете вы несколько счастливых семейств, которые всякий год в это время года сюда переселяются из ближнего города; здесь супруги, родные, друзья, сами старики, одетые в пастушеское платье, наслаждаются счастием Золотого века. Мы гуляем в здешних рощах, по лугам, по долинам, читаем на берегу светлых ручьев прекрасные эклоги и Камоэнса²¹; иногда сами представляем сцены, в них описанные, и наслаждаемся в одно время красотами природы, очарованием поэзии и сладостию дружбы. Вчера для разнообразий в удовольствиях мы вздумали ловить птиц и расставили сети. Придите в наше приятное жилище; мы будем угощать вас с искренним удовольствием в своей Аркадии.

- Милостивые государыни, - отвечал рыцарь, - я ручаюсь, что молодой Актеон²², увидя богиню лесов, окруженною нимфами, не так удивился, как я, увидя вас. Ваши слова, приветствия, любезность и учтивые предложения производят в душе моей неизъяснимо приятное чувствие. Нет, я не разрушу орудия ваших удовольствий; и если бы ваши сети покрывали всю землю, то я и тогда не решился бы их разорять, и стал бы искать другого мира для выхода. Эти выражения, которые могли бы показаться несколько пышными и натянутыми в устах всякого другого человека, не иное что, как самое простое излияние чувств моих. Вы должны знать, что я рыцарь Дон Кишот Ламанхский.

- Ах, моя милая, - воскликнула одна девушка, - какое счастие! Это самый тот рыцарь, которого все называют примером добродетели, учтивости и верности. Я читала, я знаю наизусть его удивительную историю и готова биться об заклад, что этот человек, который стоит за ним, есть Санко Панса, умнейший и приятнейший из оруженосцев.

- Вы угадали, сударыня, - сказал Санко, - я точно я, а это мой господин.

- Милая, - продолжала пастушка, - уговорим этих любезных путешественников к нам заехать. Наши родные и наши подруги будут обрадованы их прибытием. Кто не пожелает видеть знаменитого любовника этой Дульцинеи, которая в красоте не имеет подобной.

- Теперь имеет, - отвечал рыцарь с улыбкою, - но я, по несчастию, не могу воспользоваться вашею благосклонностию; я должен ехать: праздность противна моему званию.

В эту минуту приходят пастухи, братья и друзья пастушек. Узнавши от них об имени незнакомца, которого великие деяния были им известны, они присоединили к их просьбам свои, и рыцарь, наконец, согласился у них отобедать.

шутить и всех удивил своею любезностию.

Повели его в палатки; стол был готов, кушанье поставлено; посадили его в первое место. Санко стал за ним; все было весело, шумело, смеялось. Дон Кишот был любезен, приятен; время летело; доверенность, откровенность присутствовали при разговорах.

Один из пастухов сказал рыцарю:

- Позвольте мне признаться, что я не очень доволен второю частию вашей истории, изданною каким-то аррагонцем²³. Этот человек кажется вашим завистником; он, верно, надеялся своею глупою баснею очернить вашу репутацию. В его книге совсем обезображен ваш характер. Он заставляет вас говорить плоскости и утверждает, будто вы перестали обожать несравненную Дульцинею.

- Клевета! - воскликнул герой, побледнев от гнева. - Тот, кто осмелился сказать такую небылицу, есть безумный лжец и враль! Я готов ему доказать это с мечом, с копьем в руках, пешком, верхом, как ему будет угодно. Я любил, любим и буду любить вечно мою божественную Дульцинею; сколько она превосходит прелестями всех красавиц на свете, столько мое сердце, ей покорное, превосходит всякое другое сердце в постоянстве.

- Мы в этом не сомневаемся, знаменитый рыцарь; но ваш историк не одну ошибку сделал: например, он так глуп, что называет жену Санки Пансы, Терезу, Кларою Гутье²⁴.

- Ах! Вот что забавно, - воскликнул Санко, - знающий историк! Я думаю, что он меня описал прекрасно!

- Вы можете ему сказать спасибо, - сказала одна из пастушек, - он везде вас представил жадным, пьяницею, плоским шутом, который только и делает что ест, пьет и говорит глупости!

- Не попадайся ж он мне навстречу; я научу его, как бесчестить добрых людей, которых он не знает. А вам, государи мои, должно знать, что на свете один Дон Кишот и один Санко; они перед вашими глазами: один храбрый рыцарь, влюбленный, верный, умный и любезный; другой добросердечный простяк, не хитрый, не шут, а охотник до шуток и также не без ума.

забросала его грязью и навозом.

- Какой вздор! Я никогда не бывал в Сарагоссе! Я туда ехал, но теперь не поеду и клянусь, что нога моя не будет в этом городе, вопреки господину аррагонцу, глупому историку²⁵. Но позабудем его; дурные писатели не должны занимать честных людей; хочу вам предложить маленькое намерение, внушенное мне благодарностию: я решился сию минуту сесть на коня, стать на большой дороге и целые два дни утверждать и требовать, чтобы все идущие и едущие, встречные и поперечные, утверждали со мною, что нет на свете ничего, выключая моей Дульцинеи, прелестнее вас, мои красавицы!

Рыцарь встает из-за стола, бежит к своему Рыжаку, садится на него и вместе с Санкою скачет на большую дорогу. Пастухи и пастушки следуют за ними, желая видеть конец этой комедии.

Паладин несколько раз кричал проходящим, чтобы они готовились согласиться с его мнением и подтвердить клятвою истину его слов; но он не получал ни от кого ответа, потому что никто его не слыхал. Через минуту увидели на дороге множество человек верховых, пеших, вооруженных длинными палками, с большим стадом быков, которые подняли страшную пыль. Пастушки, увидя стадо, разбежались со страхом; один Дон Кишот, не зная страха, утвердился на седле и остался на месте. Санко пятился назад; стадо приближилось, и один из погонщиков закричал:

- Нашел человека пугать быками, - отвечал рыцарь, - я не дам им проходу по тех пор, пока вы не признаетесь, что пастушки сего леса...

Он не успел договорить, быки сбили с ног и рыцаря, и коня, и осла, и оруженосца; прошли через них очень спокойно и были уже очень далеко, когда наши путешественники встали с земли. Дон Кишот побежал за ними, прихрамывая, называл их трусами, бродягами, негодяями, но ни один не обернулся. Санко молча поднял осла и Рыжака, пошел за рыцарем, который, стыдясь своей неудачи, не захотел уже возвратиться в Аркадию и поехал вперед, не говоря ни слова своему оруженосцу.

Примечания

²¹ Камоэнс "Лузиада", является автором многих стихотворений, в том числе - эклог.

²² Актеон -- В греческой мифологии - прославленный охотник, сын Аристея и Автонои.

²³ ...второю частию вашей истории, изданною каким-то аррагонцем... -- См. прим. 1 к гл. "От сочинителя", т. 4.

²⁴ -- Мари Гутьеррес.

²⁵ ...глупому историку. -- Роман Авельянеды выдан за сочинение, якобы принадлежащее историку Алисолану.

В главе размещена копия гравюры Куани с иллюстрации Лебарбье.