Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава V, служащая продолжением повествования о неудачах нашего героя.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава V, служащая продолжением повествования о неудачах нашего героя. (старая орфография)

ГЛАВА V,
служащая продолжением повествования о неудачах нашего героя.

Убедившись, что сам, без посторонней помощи, не в состоянии подняться на ноги, Дон-Кихот покорился своей горькой участи и, в утешение, начал припоминать эпизоды из рыцарских историй, хоть сколько-нибудь подходившие в его настоящему положению.

Между прочим ему припоминалась повесть о маркизе Мантуанском и его племяннике Бодуэне, покинутом легкомысленною Карлоттой умирающим в горах. Сказка эта в свое время была известна всему миру и пленила много слабых умов.

Дон-Кихот вообразил себя Бодуэном, начал перекатываться с боку на бок по пыльной дороге и отчаянным голосом завопил те стихи, которые будто бы произносил Бодуэн после побега коварной изменницы:

Передохнув немного, он продолжал декламировать, и только что дошел было до воззвания:

как впереди показался крестьянин из его селения, возивший на мельницу хлеб и теперь возвращавшийся назад. Увидав валявшагося на земле закованного в железо человека, крестьянин остановил лошадь и удивленно спросил:

- Кто вы? Что с вами? Зачем вы так голосите?

Дон-Кихот, все еще воображая себя Бодуэном и принимая крестьянина за маркиза Мантуанского, принялся рассказывать ему повесть своих несчастий и любовных интриг его жены с императором, точь-в-точь как запомнил это из книги.

Крестьянин с изумлением выслушал все эти бредни, потом сошел со своей повозки, снял с Дон-Кихота разбитое забрало, помочил платок в протекавшем вблизи ручье и обмыл рассказчику лицо.

Тут только он узнал знакомого ему гидальго и еще более удивился.

- Дон Квизада! - воскликнул он, называя своего соседа тем именем, которое тот носил, когда находился еще в полном разуме и вел жизнь мирного гидальго, а не странствующого рыцаря. - Скажите на милость, как очутились вы в таком положении?

Но рыцарь, не отвечая на обращенный к нему вопрос, продолжал рассказывать свой роман.

Видя невозможность добиться от него толка, крестьянин почти совсем раздел его, чтобы осмотреть раны, которых, впрочем, у него не оказалось. Затем он поднял избитого гидальго, осторожно положил его на своего осла, навьючил на Россинанта все его доспехи и оружие, не исключая сломанного и совсем истрепанного древка копья, привязал его коня к своей повозке, уселся в нее сам и покатил по направлению в своей деревне, в полном недоумении слушая бредни, которыми не переставал его угощать Дон-Кихот. Последствия от полученных рыцарем побоев давали, однако, себя чувствовать и при каждом толчке заставляли его испускать тяжелые вздохи.

Но Дон-Кихот, увлекшись воспоминаниями о приключениях рыцарей и применяя их к себе, не слыхал этих, вопросов. Он теперь был уже не Бодуэном, а мавром Абендарраэцом, уводимым в плен антекверским алькадом Родриго Нарваэцом, и начал слово в слово повторять все, что Абендарраэц говорил Нарваэцу.

И чем больше он припоминал этого вздора, тем, конечно, сумасброднее были его речи.

Поняв в конце-концов, что гидальго спятил с ума, крестьянин стал погонять свою лошадь, желая скорее освободиться от скуки выслушивать чепуху, которую нес его несчастный седок.

А тот между тем взывал трагическим голосом:

- Дон Родриго Нарваэц! Узнайте, что прекрасная Карифа, о которой я вам говорю, в настоящее время называется Дульциней Тобозской, и что я во славу её совершил, совершаю я совершу еще величайшие рыцарские подвиги, подобных которым никогда никто не видал раньше, не видит теперь, да и едва ли увидит их и грядущее потомство.

- Я не дон и не маркиз, - проговорил наконец крестьянин. - Я просто-напросто Пиедро Алонзо, ваш сосед. Да и вы вовсе не тот, на кого себя выдаете, а всеми уважаемый гидальго дон Квизадо.

- Ты ошибаешься, жалкий человек! - воскликнул Дон-Кихот. - В моем лице соединены все бывшие, настоящие и будущие герои, и я имею право говорить от имени их всех. Если ты этого не понимаешь, то я очень жалею тебя...

Беседуя таким образом, они доехали до места назначения. Чтобы не подвергать бедного гидальго лишним насмешкам, добродушный Пиедро Алонзо обождал в поле, пока не смерклось. Только тогда доставил он его задворками домой и сдал с рук на руки племяннице и экономке, которые были страшно обезпокоены его исчезновением.

Экономка в это время уже в десятый раз твердила друзьям её хозяина - священнику и цырюльнику:

- С того дня, когда вы были у нас в последний раз, а этому прошла уже неделя, хозяин наш спятил с ума и дня два тому назад вдруг пропал без вести, захватив с собою все вооружение, которым он что-то очень много занимался в последнее время. Я уверена, что виною этому его проклятые рыцарския книги, которые он читал напролет целые дни и ночи. Это оне перевернули его мозг вверх дном; это так же верно, как и то, что я родилась для того, чтобы умереть. Он не раз намекал нам на свое желание сделаться странствующим рыцарем и пуститься по свету искать приключений... О, чтобы сатана унес эти книги, сбившия с толку лучшого человека во всем Ламанче! Пропади оне пропадом!

Племянница гидальго, очевидно, вполне разделяла мнение экономки, потому что, в свою очередь, говорила цырюльнику:

- Знаете ли что, сенор Николас? Бывало, дядя, начитавшись своих сказок, вдруг вскочит как сам не свой, схватит свой меч, начнет размахивать им и колоть в стену, а потом кричит, что убил нескольких великанов, на голову выше самых высоких городских башен, и что истекает кровью от ран, нанесенных ему этими страшилищами; на самом же деле с него просто-напросто градом лил пот от таких упражнений. Выпивая потом стакан воды, он уверял, что пьет драгоценный напиток, принесенный ему его другом-волшебником... О, я несчастная! - вдруг воскликнула она отчаянным голосом, всплеснув руками. - Я тогда никому не говорила обо всем этом, из страха, что дядю сочтут за сумасшедшого, а теперь вижу, что погубила его своим молчанием. Скажи я вовремя кому следует об его чудачествах, его, наверное, спасли бы, отняв у него и предав огню все его дурацкия книги. По-моему, эти книги ничуть не лучше тех еретических сочинений, которые везде сжигаются.

- Вы правы, дитя мое, - сказал священник, слушавший ее с величайшим вниманием, - и мы завтра же совершим самый строгий суд над этими книгами. Если оне погубили моего лучшого друга, то могу поручиться, что больше им уж никого не удастся погубить.

Подъехав к дому и заметив в окно сидевшую у него в доме компанию, Дон-Кихот крикнул:

Все побежали отворять дверь и принять в свои объятия злополучного искателя приключений. Но Дон-Кихот, полулежа в повозке, важно отстранил их рукою и холодно сказал:

- Тише, тише! Я ранен по вине моего коня, и вы причиняете мне боль вашими порывистыми движениями. Несите меня осторожнее в постель и позовите мудрую Урганду перевязать мои раны.

- Ну, вот так и есть! - взвизгнула экономка. - Я верно угадала, в чем дело... Пожалуйте, мой добрый господин, пожалуйте скорее в ваш дом, где за вами будут ходить со всевозможным усердием преданные вам люди. Поверьте, что мы отлично сумеем перевязать вас... не хуже вашей... Урганды, существующей только в ваших книгах... Ах, эти проклятые книги! Не будь их, вы никогда не дошли бы до такого ужасного состояния!

Когда рыцаря уложили в постель и начали искать ран, которых никак не могли найти, он нашел нужным немного изменить свои первоначальные слова и сказал:

- Вот оно что! Уж и великаны выступили на сцену! - заметил священник. - Да, дело плохо!.. Клянусь моим святым патроном, что я завтра же покончу с ними, чтобы они не могли безпокоить нашего дорогого друга!

Дон-Кихота закидали вопросами относительно его поездки, но он наотрез отказался в этот день удовлетворить любопытство своих домашних и друзей и просил накормить его, а потом дать ему уснуть, так как он страшно голоден и сильно утомлен.

Священник ушел домой, но по пути завернул к Пиедро Алонзо, который подробно рассказал ему, как он нашел гидальго валяющимся на земле и какие должен был выслушивать от него диковинки.

Разсказ крестьянина побудил священника как можно скорее заняться библиотекою дона Квизады. Помощником в этом деле он выбрал цырюльника, сенора Николаса, который был одинаково дружен как с ним, так и со свихнувшимся гидальго.