Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XVIII. О новой беседе Дон-Кихота с Санчо и о других интересных событиях.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XVIII. О новой беседе Дон-Кихота с Санчо и о других интересных событиях. (старая орфография)

ГЛАВА XVIII.
О новой беседе Дон-Кихота с Санчо и о других интересных событиях.

Когда Санчо наконец присоединился к ожидавшему ему с нетерпением рыцарю, последний сказал ему:

- Знаешь, что, Санчо? Я теперь окончательно убедился, что этот замок... или, по-твоему, эта корчма, действительно, очарована, потому что злодеи, игравшие тобою как мячиком, никак не могут быть простыми людьми. Все они, наверное, могущественные волшебники, потому что, когда я хотел поспешить к тебе на помощь, то никак не мог подняться с седла, точно меня к нему пригвоздили. Ясное дело, что волшебники напустили на меня свои злые чары, чтоб я не мог защитить тебя. Не будь этого, я наказал бы их за дерзость так, что они долго бы помнили меня. Я вступил бы с ними в бой наперекор даже рыцарскому уставу, запрещающему нам обнажать меч против лиц, не принадлежащих к нашему славному ордену, за исключением, впрочем, каких-нибудь чрезвычайных случаев или когда дело касается самозащиты.

- Я и сам защитил бы себя, хотя я и не рыцарь, - сказал Санчо. - Но что же мне было делать, когда я не мог пошевельнуть ни рукой ни ногой? Но вы напрасно думаете, что эти негодяи, которые подбрасывали меня на воздух, - волшебники. Вы же сами говорили, что волшебников нельзя видеть. Это были настоящие люди, с таким же телом, как и мы с вами. Я даже запомнил, как они называли друг друга в то время, когда забавлялись мною. Одного из них зовут Педро Мартинецом, другого - Тенорио Фернандо, а третьяго - Хуаном Падомеком Левшою. А что вы не могли подняться с седла, чтобы перелезть через забор, как вы хотели, то это было вовсе не от чар, а просто потому, что вас колотили сначала днем, а потом еще ночью. Где уж избитому до полусмерти человеку лазить через заборы!.. Право, ваша милость, я теперь вижу, что наши приключения кончатся такою историей, которая навсегда лишит нас возможности не только прыгать, но даже ползать. По моему простому разсуждению нам бы, пока мы еще не совсем искалечены, вернуться домой, чем, шатаясь по белому свету, каждый день попадать из огня да в полымя. Кстати, теперь время жатвы, и мы могли бы дома принести большую пользу.

- О, бедный мой Санчо! - воскликнул Дон-Кихот. - Как ты прост и мало сведущ в рыцарских делах!... Друг мой, крепись духом и верь мне, что настанет день, когда ты собственными глазами увидишь, какое великое дело рыцарство и как щедро вознаграждаются лица, принадлежащия к нему... Скажи мне, что может сравниться с наслаждением победить в честном бою своего противника?

- Этого я не могу вам сказать, ваша милость, потому что я только оруженосец, а не рыцарь. Но я знаю, что с тех пор, как вы сделались странствующим рыцарем, а я - вашим оруженосцем, мы не выиграли еще ни одного путного сражения, если не считать победы над бискайцем, который изуродовал ваше ухо и разрубил ваш шлем, так что и эта победа не дешево обошлась вам. А в остальных сражениях только и было, что нас колотили не на живот, а на смерть. Меня же вдобавок еще подбрасывали чуть не к самым облакам... Удивляюсь, как только достался жив после всего этого. Вообще, я нахожу, что в нашем бродяжничестве, кроме неприятностей, ничего нет.

- Это только сначала, друг мой, - утешал Дон-Кихот. - Ничего подобного после не будет, когда мы с тобою... или, вернее, когда я завоюю какое-нибудь царство. А что касается нашего приключения в этом заколдованном замке, превращенном силою чар в корчму, то там участвовали неземные существа, против которых ничего не поделаешь. Погоди немного, Санчо: я надеюсь вскоре же добыть меч, при помощи которого можно будет сражаться даже против волшебников, колдунов и тому подобных лиц. Быть-может, счастливая звезда моя передаст в мои руки даже меч, принадлежавший знаменитому Амадису Галльскому в то время, когда он был известен под прозванием "Рыцаря Пылающого Меча". Это славнейший меч в мире, потому что не было такого сильного и заколдованного оружия, которое он не разбил бы вдребезги, как хрупкое стекло.

- А мне-то разве легче будет от этого меча? - ворчал Санчо. - Он, наверное, как и ваш бальзам, тоже создан только для рыцарей, им одним и полезен. Вы-то, может-быть, я будете избавляться при помощи этого меча от своих врагов, а мне попрежнему придется подставлять спину и бока.

- Санчо, я говорю тебе, что не всегда так будет, как было до сих пор. Не унывай только и надейся на меня!

Проговорив в этом духе еще несколько времени, наши искатели приключений увидели вдали густой столб пыли, гонимый ветром прямо на них. Лицо Дон-Кихота просияло. Обернувшись к своему оруженосцу, он вскричал звенящим от радости голосом:

- Друг мой! Наступила минута, когда весь мир увидит, к каким великим подвигам готовила меня судьба. То, что сейчас произойдет, навсегда обезсмертит мое имя, запишет его золотыми буквами на скрижалях всемирной истории и послужит славным примером рыцарям грядущих веков... Видишь ты этот столб густой пыли, Санчо? Так знай, что за ним скрывается безчисленная армия, составленная из народностей всего мира!

- Кажется, тут целых две армии, потому что и за нами виднеется такой же столб пыли, - заметил Санчо.

Дон-Кихот оглянулся и еще больше обрадовался, убедившись, что Санчо прав. Он был вполне уверен, что это, действительно, идут друг на друга две армии, готовые вступить в сражение. Другого он ничего и не мог вообразить, раз всюду видел только то, о чем вычитал в своих книгах, наполненных описаниями всевозможных фантастических приключений, сражений, проделок волшебников, великанов, колдунов, духов и тому подобной небывальщины.

На самом же деле шли навстречу друг другу два стада баранов, окутанных такими густыми облаками пыли, что разсмотреть их можно было только вблизи.

- Если это идут драться друг с другом несметные полчища, то что же мы-то будем делать тут, ваша милость? - спросил Санчо, поверивший словам рыцаря.

- Как что будем делать?! - с явным раздражением повторил Дон-Кихот. - Конечно, мы будем помогать слабым и угнетенным, которых, наверное, немало найдется здесь... Так как ты ничего не знаешь, то я объясню тебе, что левою армией командует великий император Алифанфарон, владетель острова Тапробана, а правою - его злейший враг, король герамантский Пентаполин, "Обнаженная Рука". Это прозвание произошло от того, что во время сражения Пентаполин всегда держит свою правую руку обнаженною до плеча.

- А из-за чего воюют эти властители? - спросил невольно заинтересованный Санчо.

- Из-за того, мой друг, что Алифанфэрон влюбился в дочь Пентаполина, замечательную красавицу. Она христианка, между тем как Алифанфарон язычник. Пентаполин не желает выдавать за Алифанфарона свою дочь, пока тот не откажется от веры в лжепророка и не сделается добрым христианином.

- Клянусь моею бородой, Пентаполин прав, и я от души готов помочь ему, чем только могу! - воскликнул оруженосец, сильно заинтересованный рассказом своего господина.

- Этим ты только исполнишь свой долг, - сказал Дон-Кихот. - Кстати, в подобных случаях можно принимать участие в бою и людям, не посвященным в рыцари.

- Это хорошо. Но куда я дену своего осла?.. Где бы мне спрятать его так, чтоб он остался цел, и я после сражения мог бы отыскать его? Насколько я понимаю, ослы едва ли когда принимали участие в сражениях, и потому я не решаюсь остаться на своем Долгоухе.

- Ты прав, Санчо, и я очень рад, что в тебе так много здравого смысла. Советую тебе пустить своего осла на все четыре стороны. Если он и пропадет, - беда не велика. После сражения нам останется на выбор столько благородных коней, что глаза разбегутся. Я тоже брошу тогда своего Россинанта... А теперь, пока еще не дошло до битвы, я назову тебе главнейших рыцарей в обеих армиях. Взъедем-ка вот на этот холм: оттуда нам отлично все будет видно.

очки своего больного воображения, сбивая этим с толка и Санчо.

- Вот видишь, Санчо, - заговорил рыцарь, указывая на облако пыли, двигавшееся с левой стороны, - этого рыцаря с позолоченным оружием и щитом, украшенным коронованным львом, лежащим у ног молодой красавицы? Это - доблестный Лауркалько, владетель Серебряного Моста. Рядом с ним воин с оружием, покрытым насечкою из чистого золота и со щитом, на котором изображены три серебряные короны на лазуревом поле, это - свирепый Миколамбо, великий герцог Кирохийский. По правую сторону его едет рыцарь громадного роста, это - неустрашимый и могущественный Брандабарбаран Болихийский, повелитель трех Аравий. Как видишь, на нем кираса из змеиной шкуры и, вместо щита, он держит в руке дверь, которая, как полагают, принадлежит к храму, разрушенному Самсоном, когда он мстил филистимлянам... Теперь взгляни направо, и ты увидишь во главе другой армии непобедимого Тимонеля Каркасонского, принца Новой Бискайи. Оружие его покрыто золотом, серебром и лазурью, а на щите изображен золотой кот на пурпуровом поле и горят брильянтовые буквы: М. И. У., составляющия начальной слог имени его дамы, очаровательной дочери герцога Альфеника Альгарнского. Возле него сидит на полудиком коне молодой рыцарь статного вида с белым как снег оружием и щитом без герба, это - француз Пьер Папэн, владетель нескольких баронств в Утрихе. А тот рыцарь в светлоголубых доспехах, который так ловко управляет зеброю, заменяющею ему копя, - могущественный герцог Нервийский Эспартафиландо Лесной; на щите его зеленое поле, усеянное белою спаржей, и девиз: "Rastrea ml suerte" {Ищи мой жребий по моим следам.}.

Много еще перечислял Дон-Кихот различных героев, существовавших только в его воображении, и описывал их с такою точностью, как будто они и в самом деле были пред ним.

- Вот эти войска, - продолжал он, передохнув немного, - которые идут впереди, составлены, как я уже говорил тебя, из множества различных национальностей. Вот, например, народы, вкушающие сладкия воды знаменитой реки Ксанфы. За ними следуют горцы, вышедшие из окрестностей Массилии. Далее движутся представители племен, просеивающих мелкий золотой песок Счастливой Аравии. За ними - обитатели зеленых берегов прозрачного Формодона и те, которые всеми средствами истощают Пактоль с его золотистыми песками. Потом идут лукавые нумидийцы, персияне, не находящие себе равных в стрельбе из лука, мидяне и парфяне, ловко сражающиеся во время бегства, аравитяне со своими кочевыми шатрами, дикие и жестокие скифы, эфиопы с проколотыми губами и еще множество других народов, которых я отлично умею различать по наружности, но названия их не помню. В той армии ты можешь видеть воинов народа, утоляющого свою жажду в кристальных водах Бетиса, берега которого покрыты оливковыми рощами, затем тех, которые купаются в золотистых волнах Того; тех, которые пользуются плодотворящими водами Хениля; тех, которые заковывают себя в железо, будучи последними отпрысками древних готов; тех, которые беззаботно проводят всю жизнь на роскошных лугах Хереса; богатых маншегов, увенчивающих себя золотыми колосьями, пасущих свои безчисленные стада на тучных пастбищах, окаймленных извилистою Гвадианой, дрожащих под порывами ветра, проносящагося по пиренейским долинам, или покрываемых хлопьями снега, ложащагося серебряным покровом на вершины Апеннин. Словом, Санчо, ты видишь здесь людей, собранных со всех концов вселенной.

Разошедшийся Дон-Кихот перечислял и описывал такия племена которых или давно уж нет на свете, или такия, которые существовали только в его книгах.

Санчо не успевал вставить ни слова в лившуюся быстрым потоком речь Дон-Кихота и ограничивался тем, что водил глазами во все стороны, стараясь увидеть тех, на кого указывал ему его господин. Наконец, не видя ровно ничего, кроме туч пыли, он вскричал:

- Чорт меня побери, ваша милость, если здесь есть что-нибудь похожее на тех рыцарей, великанов и воинов, которых вы так хорошо описываете!.. Нет ли уж и тут какого-нибудь волшебства, в роде давешняго, когда вам представлялось одно, а мне - другое?

- Что ты городишь, Санчо! - возразил Дон-Кихот. - Разве ты не слышишь ржания коней, трескотни барабанов и звука труб?.. Разве не видишь...

- Я ничего не слышу, кроме блеяния баранов и овец, и не вижу, кроме пыли, - перебил оруженосец.

Действительно, стада баранов почти сошлись под холмом и производили ужаснейший концерт своим блеянием.

- Санчо, ты, кажется, с перепуга начинать все видеть навыворот? - заметил рыцарь. - Это, впрочем, нисколько не удивительно: страх подавляет все наши чувства и не позволяет нам видеть предметы такими, какие они в действительности... Если ты так трусишь, то отъезжай в сторону и оставь меня одного. Я один сумею склонить победу на ту сторону, к которой примкну.

С этими словами он, пришпорив Россинанта и держа пику наперевес, быстро спустился с холма.

- Погодите, ваша милость! Стойте! - кричал ему вслед Санчо. - Клянусь Богом, это стадо баранов!.. Ради Создатели, возвратитесь назад!.. Разве вы не видите, что тут ничего нет, кроме баранов, овец и пастухов?.. Что вы делаете! Остановитесь же, ради Бога!

Но Дон-Кихот продолжал лететь вперед и в свою очередь кричал изо всех сил:

- Мужайтесь благородные рыцари, стоящие под знаменами великого Пентаполина Обнаженной Руки! Мужайтесь! Следуйте за мною, и вы увидите, как скоро и легко я отомщу врагу Пентаполина, Алифанфарону Тапробанскому!

И храбрый рыцарь мужественно врезался в самую середину бараньяго стада. Размахивая во все стороны своею пикой, он с таким остервенением начал колоть несчастных четвероногих, как будто это были его самые злейшие враги.

Пастухи сначала честью просили его оставить в покое бедных овец и баранов, порученных их надзору; но видя, что слова не действуют, принялись швырять в него камнями, валявшимся у них под ногами.

Но Дон-Кихот, не обращая никакого внимания на осыпавший его град камней, продолжал колоть и рубить направо и налево, спереди и сзади, шныряя то туда и сюда, при чем кричал во все горло:

- Выходи, надменный Алифанфарон! Разве ты не видишь, что тебя ищет рыцарь, мужественно пробивающийся сквозь ряды твоих несметных полчищ? Он желает помериться с тобою силою и, с Божьей помощью, поразить тебя, в отмщение за доблестного Пентаполина Гарамантского!..

В это мгновение в правый бок его ударил такой увесистый и так ловко направленный камень, что чуть не переломал ему все ребра. Почувствовав этот удар, наш злополучный рыцарь счел себя уже мертвым или, по крайней мере, тяжело раненым. Но он не растерялся. Вспомнив о своем чудодейственном бальзаме, он схватился за лейку, привязанную к седлу, и принял два хороших глотка своей фантастической стряпни, кстати сказать, очень полезной, как наружное средство, но вовсе не для внутренняго употребления.

Вторым камнем у него вышибло из рук лейку, которая сейчас же была растоптана стадом, и размозжило два пальца на левой руке. Он стойко перенес и это несчастие, и только что хотел было прокладывать себе путь дальше, как вдруг третьим ударом камня у него вышибло несколько зубов и самого его сбросило на землю.

Вообразив, что он убит, пастухи поспешно взвалили к себе на плечи раненых баранов и овец, собрали разсыпавшееся с испуга во все стороны стадо и убрались подальше от места побоища.

Взиравший с вершины холма на сумасбродные проделки Дон-Кихота, оруженосец рвал в отчаянии на себе волосы, проклиная день и час, в которые злая судьба связала его с безумным гидальго.

Когда пастухи со своим стадом удалились, Санчо спустился с холма и подъехал к своему господину, которого нашел валявшимся среди пыли в очень незавидном положении, хотя и в полной памяти.

не с армиями, составленными из рыцарей, великанов и воинов со всех стран света, как это вам померещилось?

- Да, с твоей точки зрения ты был совершенно прав, - слабым голосом отвечал Дон-Кихот. - Я понял теперь, на какие проделки способен этот злобный волшебник, задавшийся целью преследовать меня и отравлять мою жизнь... Ты должен знать, мой друг, что для волшебников нет ничего легче, как заставить нас видеть именно то, что им угодно. И вот неутомимый враг мой, предугадывая безсмертную славу, которую я должен был стяжать в этой битве, превратил легионы воинов в баранов... Если ты не веришь мне, то поезжай сейчас за этим мнимым стадом, и ты увидишь, что через несколько времени бараны опять примут вид рыцарей и воинов и именно тех, которых я тебе описал... Впрочем, погоди, сейчас я не могу обойтись без тебя... Прежде всего сосчитай, сколько у меня осталось в целости зубов; мне кажется, что ни одного.

Санчо нагнулся над рыцарем и хотел заглянуть ему в открытый рот, как вдруг все, что находилось в желудке Дон-Кихота, подь влиянием бальзама, брызнуло оруженосцу прямо в лицо. Так как цвет рыцарского снадобья был темнокрасный, то Санчо вообразил, что это кровь, и что, стало-быть, его господин умирает.

От ужаса стошнило и Санчо, и как раз тоже прямо на Дон-Кихота, так что они оба представляли собою не особенно красивое зрелище.

Как только извержение у них прекратилось, оруженосец хотел достать из сумки тряпку, чтоб обтереть себя и своего господина, но вспомнил, что сумка осталась в корчме, и чуть не взвыл с отчаяния.

Не зная, что предпринять, он разразился целым потоком проклятий и дал себе честное слово, что непременно сейчас же бросит Дон-Кихота и возвратится домой, отказавшись не только от надежды сделаться когда-нибудь правителем острова, но даже от своего жалованья.

Между тем рыцарь с громадным усилием встал и, придерживая левою рукой свои челюсти, чтобы не потерять и последних зубов, правой схватил за узду Россинанта, который, как верный и преданный слуга, не отходил от него ни на шаг. После этого он обратился к Санчо, прислонившемуся с видом полнейшого уныния к своему ослу.

- Санчо! - проговорил Дон-Кихот, видя своего оруженосца таким убитым. - Чем возносится один человек над другим? Если ты этого не знаешь, то я скажу тебе: тем, что совершает более подвигов. Потому имей в виду, что пронесшияся над нами бури доказывают, что небо для нас скоро прояснится, и дела наши примут лучший оборот. Ведь в мире всему положен предел и постоянно происходит смена дурного на хорошее, и наоборот: чем более нам приходится терпеть от судьбы, тем более мы можем надеяться на перемену к лучшему. Не скорби же так, мой друг, о моих несчастиях; ведь ты сам от них нисколько не страдаешь.

- Как не страдаю! - вскричал Санчо. - Разве вчера били и подбрасывали кверху как мяч кого-нибудь другого, а не меня? И разве не у меня пропала сумка со всем, что в ней было?

- Как, неужели твоя сумка пропала?

- В том-то и дело... По крайней мере её нет на том месте, где она должна бы быть.

- Значит, нам и есть нечего будет сегодня, Санчо?

- Не все травы годятся в пищу, Санчо.

- Но вы хвастались, что отлично умеете отличать съедобные от несъедобных...

- Эх, Санчо, мало ли что!.. По правде сказать, я сейчас предпочел бы ломоть черного хлеба с парою сардинок всевозможным травам, описанным Диоскоридом, которого так хорошо поддерживает своими примечаниями знаменитый доктор Лагуна... {Андрэ Лагуна, родом из Сеговии, лейб-медик императора Карла V и переводчик Диоскорида.} Однако вот что, добрый мой Санчо: взбирайся-ка опять на осла и следуй за мною... Впрочем, нам сначала нужно немного пообчиститься от последствий сражения. Удивляюсь, почему они отразились и на тебе? Вот для этого-то нам и пригодится трава, которая растет на этих лугах в таком изобилии... Ну-ка, нарви побольше травы и помоги мне привести себя в более приличный вид, а потом оботрись и сам хорошенько... Перестань, пожалуйста, ворчать, а делай скорее, что тебе велят. Поверь мне, Бог, милосердие Которого безгранично, не покинет нас, ратующих для славы Его святого имени. Не забывай, что Он посылает все необходимое для существования даже самой последней твари, т.-е. червякам, мухам и всем другим насекомым, и позволяет солнцу одинаково светить как добрым, так и злым.

- Ишь, как вы красно говорите! Проповедником бы вам быть, а не рыцарем! - сказал Санчо, обтирая лицо и броню своего господина.

вышли из парижского университета. Верь мне, Санчо, - военная доблесть вовсе не мешает развитию мудрости и красноречия.

- Может-быть... Я в этом мало смыслю, ваша милость... Ну, вот теперь мы оба опять такие чистенькие, точно никогда не были выпачканы. Теперь мы можем отправиться в путь. Дай только Бог найти нам такое место для ночлега, где не было бы ни мавров ни волшебников и ни другой подобной им нечисти; а то я, право, распрощусь со всем рыцарством и пошлю к чорту даже надежды на остров.

- Молись лучше Богу, чтобы Он покровительствовал нам... Ну, теперь едем. Выбирай путь по своему усмотрению. Мне кажется, что твоя звезда счастливее моей, поэтому я готов следовать за тобою, куда хочешь... Но сначала ощупай мою верхнюю челюсть с правой стороны и скажи, сколько так не хватает зубов. Я чувствую в этом месте сильную боль и пустоту, а потому думаю, что не вышиблены ли уже все зубы. Мне мешают, как ты видишь, железные перчатки, иначе я и сам мог бы проверить количество своих зубов.

Санчо сунул рыцарю в рот два своих толстых пальца и сказал:

- А сколько у вашей милости тут прежде насчитывалось зубов?

- Верно ли это?

- Ну, наверху с этой стороны нет ни одного зуба, - проговорил Санчо, освидетельствовав рот своего господина, - а внизу осталось всего два с половиною. Наверху же вообще гладко, хоть шаром покати - ни сучка ни задоринки.

- О, злая судьба моя! - воскликнул Дон-Кихот при этом грустном известии. - Лучше бы мне лишиться одной руки, чем почти всех зубов. Ведь зубы для нас драгоценнее алмазов, а рот, лишенный этого украшения, походит на мельницу без жерновов... Ну, что делать! Обрекши себя на тяжелую жизнь странствующого рыцаря, я должен безропотно переносить все невзгоды, которые судьбе угодно посылать мне... Постараюсь забыть и эту беду и подать этим тебе, Санчо, новый блестящий пример твердости моего духа... Поезжай же вперед, мой друг. Я готов следовать за тобою...

заблудиться, он все таки старался не слишком удаляться от большой дороги.

Дон-Кихот не мог ехать быстро, потому что едва держался в седле; оруженосец его тоже сидел не особенно крепко, и они ехали почти шагом. К счастью, языки у них не болели и позволяли им развлекаться беседою.