Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XXIII, о том, что произошло с Дон-Кихотом в Сиерре-Морене, и об одном из самых замечательных приключений этого доблестного рыцаря.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XXIII, о том, что произошло с Дон-Кихотом в Сиерре-Морене, и об одном из самых замечательных приключений этого доблестного рыцаря. (старая орфография)

ГЛАВА XXIII,
о том, что произошло с Дон-Кихотом в Сиерре-Морене, и об одном из самых замечательных приключений этого доблестного рыцаря.

- Да, Санчо, - заговорил наконец Дон-Кихот, переменяя лежачее положение на сидячее, - не даром говорят, что благодетельствовать негодяям - все равно, что подливать в море воды!.. Жалею, что не послушался твоего совета - не вмешиваться в дело правосудия. Но что случилось, того уж не воротишь, и потому нужно мириться с тем, чего нельзя изменить. Постараемся только запомнить этот урок на будущее время.

- Ну, уж где вам запоминать уроки! - сказал с досадою Санчо. - Это для вас так же трудно, как для меня сделаться магометанином. Вы бы, по крайней мере, послушались меня хоть теперь, если не желаете еще большей беды... Сюда, того и гляди, появятся служители "Святой Германдады", которая не примет во внимание вашего рыцарства и расправится с вами как со всяким другим скандалистом. Мне кажется, я уже слышу свист её стрел!.. {Члены "Святой Германдады" убивали преступников стрелами, а трупы их вешали на виселицу.}

- Ты трус, и больше ничего! - перебил Дон-Кихот. - Но я не хочу давать тебе повода обвинять меня в упрямстве и потому сделаю сейчас по-твоему - удалюсь отсюда до прибытия членов "Святой Германдады". Дай только слово, что ты никогда, ни на этом свете ни в будущей жизни, не позволишь себе говорить, что я устрашился какой-нибудь опасности. Ведь я делаю это единственно из желания успокоить тебя. При одной мысли, что ты можешь так безбожно наврать на меня, я готов остаться здесь и с твердым духом встретить не только все братство "Святой Германдады", но и все двенадцать колен Израилевых, семь братьев Маккавеев, Кастора и Поллукса и всех братьев и братств со всего мира!

- Удаляться от опасности - не значит избегать её, ваша милость, - заметил Санчо. - Неблагоразумно добровольно итти на опасность, превышающую наши силы. Умный человек должен беречь себя, а не подставлять шею под нож - нате, мол, кромсайте меня во все свое удовольствие! Поверьте мне, как я ни прост на вид, но отлично понимаю, где и как нужно поступать. Послушавшись моего доброго совета, вы не раскаетесь. Давайте, я помогу вам сесть на коня, если вы не можете сделать этого сами, и поспешим скрыться, я чувствую, что сейчас нам ноги нужнее рук и что никакая храбрость нам не поможет, если нас застанет здесь "Святая Германдада".

Дон-Кихот молча поднялся, взобрался с трудом на седло и поехал за Санчо, который во весь дух погнал своего осла по направлению к ущельям Сиерры-Морены, видневшейся невдалеке. Оруженосец намеревался проехать сквозь всю эту горную цепь до Ваэо или Альмодовара-дель-Кампо, где и укрыться на несколько дней от преследования "Святой Германдады". Он тем охотнее забирался теперь в горы, что с ним еще была провизия, которую он каким-то чудом спас от рук каторжников, ничем не брезговавших. Положим, большая часть съестных припасов осталась в кафтане, похищенном негодяями, но и того, что избежало их рук, было достаточно дня на три по крайней мере. В величайшему удовольствию Санчо, один из конвойных потерял во время бегства сумку, которою наш оруженосец и завладел. В ней тоже оказалось немного провизии и нашлось место, для того, что уже было у Санчо.

В ночи рыцарь и его оруженосец забрались в самую средину Сиерры-Морены {Черной горы.}. В одном из самых глухих ущелий наши беглецы решились остановиться и устроиться на более или менее продолжительное пребывание.

В этом ущелье росли вековые пробковые деревья, из сучьев и ветвей которых Санчо проектировал устроить нечто в роде хижины, что Дон-Кихот, однако, нашел совершенно излишним, в виду теплой погоды.

Как нарочно случилось так, что в это самое ущелье забрался и Хинес Пассамонть, самый отчаянный из всех каторжников, освобожденных непрошенным великодушием Дон-Кихота. Этот негодяй более всех своих товарищей имел основание бояться "Святой Германдады", а потому благоразумно и прятался как можно дальше от её бдительного ока и карающей руки.

Притаившись за выступом скалы, где его не было видно, Хинес Пассамонть, сразу увидавший и узнавший рыцаря и его оруженосца, стал выжидать, когда они улягутся спать. Так как злодеи всегда неблагодарны и нужда не признает законов, то Хинес задумал украсть у оруженосца осла, чтобы облегчить себе таким образом дальнейший намеченный им путь. Россинант, по своей тщедушности и обтрепанности, казался ему негодным для этой цели, почему он и не удостоил его своим вниманием.

Как только Дон-Кихот и Санчо дружно захрапели, Хинес осторожно вывел осла из ущелья, сел на него и ускакал во всю его рысь.

Взошло солнце, заликовала природа; но не на радость себе проснулся Санчо. Не находя нигде своего милого осла, он принялся так громко рыдать, что разбудил Дон-Кихота.

- О, сын моего сердца, рожденный в собственном моем доме! - кричал он голосом, прерывавшимся от слез. - О, незаменимая забава детей моих, услада жены, зависть соседей, помощник в трудах моих и кормилец половины моей особы! Да, ровно половины, потому что теми мараведисами, которые ты зарабатывал мне в день, я добывал половину продовольствия, необходимого мне, чтобы быть сытым сутки.

Поняв причину горя своего оруженосца, Дон-Кихот начал утешать его; но Санчо успокоился только тогда, когда рыцарь обещал дать ему дарственную запись на получение трех ослят из пяти, стоявших у него на конюшне. Это помогло: оруженосец перестал вопить и стонать, отер слезы и поцеловал рыцарю руку за его доброту.

Очутившись в горах, где мог разсчитывать на приключения, которых так усердно искал, Дон-Кихот чувствовал себя на верху блаженства. Он припоминал разные удивительные приключения, случавшияся со странствующими рыцарями в подобных местах, и эти воспоминания заставляли его забыть действительность.

Санчо же с горя помышлял только о том, как бы на досуге поплотнее закусить.

Сев на Россинапта, Дон-Кихот выехал из этого ущелья и направился к другому, противоположному. Таща в руках сумку, Санчо поплелся пешком за своим господином, пожевывая на ходу то сыр с хлебом, то копченое мясо, то рыбу, и вообще все, что попадало ему в сумке под руку. Он быль очень доволен царствовавшею в горах тишиной и внутренно просил судьбу не нарушать этой тишины появлением служителей "Святой Германдады".

Через несколько времени он увидел, что его господин остановился и тычет остреем своей пики в землю. Прибавив шагу, оруженосец вскоре присоединился к рыцарю, который старался поднять валявшиеся пред ним на груде мелких камней подушку и небольшой чемодан. Предметы эти были связаны вместе и сильно попорчены, но оказались настолько тяжелыми, что Санчо пришлось помочь Дон-Кихоту поднять их.

Хотя чемодан был заперт на ключ, но оруженосцу удалось разсмотреть сквозь трещины все, что в нем заключалось. Проделав большую дыру в крышке чемодана, Санчо вытащил оттуда четыре рубашки тонкого голландского полотна, разное щегольское платье и, что лучше всего, - сверток с червонцами. При виде золота оруженосец воскликнул:

- Вот что хорошо, того не назовешь дурным! Побольше бы приключений с подобными находками!

Продолжая шарить в чемодане, он нашел еще небольшую записную книгу в дорогом переплете.

- Глубоко благодарен вашей милости, - умильно проговорил Санчо, снова целуя руку рыцаря.

И он быстро стал перекладывать в свою сумку все, что было в чемодане.

- Эти вещи, - заметил Дон-Кихот, - наверное принадлежали какому-нибудь путешественнику, заблудившемуся здесь и сделавшемуся жертвой разбойников. Его, должно-быть, убили здесь и похоронили.

- Ну, разбойники не оставили бы здесь чемодана с вещами и деньгами, - возразил Санчо.

- Да, это верно, - согласился Дон-Кихот. - В таком случае решительно не понимаю, что такое тут могло случиться... Посмотрю, не найдется ли в этой книжке каких-либо указаний, которые помогли бы мне раскрыть эту тайну... А! Вот стихотворение, написанное карандашом... Слушай, Санчо, я прочту тебе его цслух.

И дон-Кихот громким голосом, будившим горное эхо, прочел сонет неизвестного поэта, обращенный к какой-то красавице по имени Филис.

- Ну, из этой песенки трудновато что-нибудь узнать, - сказал Санчо. - Да и чудак, должно-быть, тот, кто написал ее, если вздумал с филином разговаривать, точно эта тварь имеет человеческое понятие!

- Кто разговаривает с филином? Что ты городишь? - спросил Дон-Кихот.

- Как это? Вы же сейчас читали про филина, к которому этот стихотворец обращается с речью.

- Ах, какой ты неуч, Санчо! - проговорил Дон-Кихот. - Тут говорится о некоторой Филис, вероятно, даме сердца этого поэта, а вовсе не о филине... А стихи замечательные; не хуже моих.

- Как! Разве и вы изволите сочинять стихи? - изумился Санчо.

- Еще какие! - похвалился рыцарь. - В моем стихотворном искусстве ты убедишься, когда я поручу тебе отвезти от меня несравненной Дульцинее Тобозской письмо, сплошь написанное стихами... Узнай, друг Санчо, что странствующие рыцари минувших времен почти все были поэтами или музыкантами, а то теми и другими вместе. Без одного из небесных даров - поэзии или музыки - трудно даже и представить себе влюбленного искателя приключений. Кстати сказать, стихи древних рыцарей отличаются больше силою выражения, чем изяществом, и...

- Поглядите-ка, ваша милость, нет ли еще чего-нибудь в этой книжке, - прервал Санчо. - Может-быть, дальше будет сказано, кто хозяин этих вещей и что с ним происходило.

Дон-Кихот перевернул лист.

- Тут что-то в роде письма, - сказал он.

- А! О чем же оно, ваша милость?

- Судя по началу, - любовное послание.

- Прочтите его, пожалуйста, ваша милость! - взмолился Санчо. - Я страсть как люблю такия письма и кабы умел писать, сам сочинял бы их в свободное время.

- Так уж и быть, доставлю тебе удовольствие, - с улыбкою проговорил Дон-Кихот и прочитал вслух следующее письмо:

"Твоя жестокость и уверенность в моем несчастий вынуждают меня удалиться в такое место, откуда до твоего слуха скорее дойдет весть о моей смерти, чем мои мольбы о твоей снисходительности. Ты разлюбила меня для человека более меня богатого, но менее достойного. Если бы добродетель ценилась наравне с золотом, мне не пришлось бы завидовать чужому счастию, оплакивая свое собственное несчастие. Чувство, возбужденное в моем сердце твоею красотой, разрушается твоим легкомыслием. По красоте твоей я счел тебя за ангела, а но твоим поступкам узнал в тебе обыкновенную женщину. Живи же в мире, ты, навсегда уничтожившая покой моей души! Дай Бог, чтобы тебе никогда не пришлось раскаяться в своей жестокости относительно меня: я уж не буду в состоянии отомстить за наше обоюдное несчастие человеку, с которым ты навеки связана законом".

- Это письмо тоже не содержит никаких указаний, которыми можно было бы воспользоваться для розысков его автора, - сказал Дон-Кихот. - Из стихотворения мы узнали хот то, что он влюблен в женщину по имени Филис, а в письме не упоминается никакого имени... Посмотрю дальше.

Продолжая перелистывать книгу, рыцарь не находил в ней ничего, кроме жалоб, упреков и горьких сарказмов, перемешанных с восторженными нежностями; все это было обращено неизвестно кем и к кому.

Между тем Санчо, в свою очередь, подвергал чемодан и подушку еще более основательному осмотру, в надежде найти там, если не червонцев, то каких-либо других ценных вещей. В свертке, который он уже переложил в свою сумку, оказалась сотня золотых, и это разожгло аппетит Санчо. Орако не найдя более ничего ценного, он решил, что вполне достаточно пока и того, что судьба послала на его долю. Сотнею червонцев он считал себя вполне вознагражденным за все вынесенные им на службе у Дон-Кихота побои и другия неприятности. Ради такой суммы не грешно и потерпеть немного. Если бы он мог наверное разсчитывать на такия находки хоть раз в неделю, то позволил бы себя исколотить еще не так.

легкомыслием своей возлюбленной до отчаяния. Но так как в этом пустынном месте некого было разспросить, то Дон-Кихот решил продолжать путь. Россинант снова стал осторожно пробираться между колючим кустарником и обломками скал, усеивавших конец ущелья.

Мечтая о том, что судьба не даром завела его в горы, где он напал на след очень интересного приключения, могущого даже иметь продолжение при его участии, наш рыцарь вдруг увидел человека, с удивительною быстротой и ловкостью перескакивавшого с одного выступа скалы на другой. Незнакомец был прикрыт одними лохмотьями желтого бархатного плаща, сквозь которые виднелось голое тело; ноги у него были босы, волосы растрепаны, черная борода всклочена и голова обнажена.

Разсмотрев эту жалкую фигуру, Дон-Кихот захотел догнать ее, когда она спустилась вниз и побежала вдоль по ущелью; но Россинант не в состоянии был так скоро одолевать встречавшияся препятствия, и потому Незнакомец успел скрыться.

Дон-Кихот вообразил, что именно этот почти нагой человек и есть хозяин чемодана, и поклялся в душе непременно разыскать его, хотя бы для этого пришлось проблуждать целый год по горам.

- Санчо, - сказал он, - ты видел человека, который сейчас пробежал мимо нас?

- Видел какого-то ободранного бродягу, - ответил оруженосец. - Должно-быть у него нечиста совесть, если он так улепетывает от людей.

- Ну, насчет совести не нам с тобой судить, - продолжал рыцарь. - Я желаю поговорить с этою грустною жертвой несправедливой или капризной судьбы и приказываю тебе искать этого человека на правой стороне гор, между тем как я буду обыскивать левую сторону. Тот, кто раньше увидит беглеца, должен свистнуть. Если ты поймаешь его и задержишь, я буду тобой очень доволен.

разные ужасы. Христом Богом прошу вас не отгонять меня от себя!

- Ну, хорошо, хорошо, - сказал рыцарь. - Очень рад, что ты питаешь такое доверие к моему мужеству. Разумеется, я всегда буду оправдывать это трогательное доверие. Скорее тебе изменит твоя собственная душа, чем моя сильная рука, созданная на защиту слабых... Следуй же за мною, как следовал и до сих пор, но только держи глаза открытыми. Мы объедем вонь ту гору, которая загораживает нам с одной стороны путь, и за нею, быть-может, вновь увидим несчастного оборванца. Мне думается, что это собственник найденного чемодана, и я очень желал бы поразспросить его кое о чем.

- Э, ваша милость, что вам за охота разыскивать и разспрашивать его? Пусть себе он бежит, куда хочет. Если мы его поймаем, и он действительно окажется хозяином чемодана, то мне, ведь, придется возвратить ему деньги, а этого, откровенно сказать, мне вовсе не хотелось бы. Может-быть мы со временем еще раз встретимся с ним без всяких хлопот и тогда успеем объяснить ему, где нашли его чемодан. В тому времени, Бог даст, его деньги будут уже истрачены и взять с меня будет нечего, по пословице "На нет и суда нет".

- Фи, Санчо, как ты подло разсуждаешь! - воскликнул Дон-Кихот. - Раз у нас явилось хоть малейшее подозрение, что тот человек, которого мы видели, собственник найденных нами вещей и денег, то совесть и честь повелевают нам употребить все силы, чтобы разыскить его и возвратить ему его собственность. Я уверен, что это именно и есть тот злополучный поклонник неверной Филис, с горя удалившийся от шумного света в эти глухия горы. Здесь на него, в довершение его несчастий, очевидно, напали злодеи, которые и довели его до такого ужасного состояния, что я готов сделать что угодно, чтобы только помочь ему... Прошу тебя, друг мой, ни жадничать, а помочь мне найти собственника чемодана. Я не успокоюсь до тех пор, пока не найду его и не отдам ему вещи, деньги и книгу, принадлежащия по праву ему, а вовсе не тебе или мне.

С этими словами рыцарь пришпорил коня; который, попав на ровную местность, пошел, побойчее... Санчо, с глубоким вздохом тоже прибавил шагу, неся на своей широкой спине все-то, что должен был бы нести осел, отнятый у него так безсовестно Хинесом Пассаментом.

очевидно, этот мул принадлежал тому же лицу, чей был и чемодан с подушкою.

Пока наши путники разсматривали свою новую находку, они услыхали свист, каким обыкновенно пастухи сзывают стада, и вслед за тем показалась масса коз, за которыми шел пастух средних лет.

- Эй, добрый человек, подойди-ка сюда! - крикнул Дон-Кихот пастуху.

- Как это вы попали сюда? Здесь, кроме коз и волков да нас, пастухов, ни одно живое существо не бывает, - сказал пастух, с изумлением глядя на незнакомых ему людей, имеющих такой странный вид.

- А ты поди к нам, тогда узнаешь, как мы попали сюда, - отвечал Санчо.

- Нет, не знаем, - отвечал Дон-Кихот. - Недалеко отсюда мы нашли чемодан.и подушку, собственника которых тоже не знаем...

- Я видел эти вещи, - подхватил пастух, - но не решился даже дотрогиваться до них, опасаясь нажить с ними беды. Еще, чего доброго, обвинят в краже из-за которой дряни. Чорт ведь всегда готов подставить нам ногу.

- Вот и я так думаю, - сказал Санчо. - Увидав валяющийся в ущелье чемодан с привязанною к нему подушкой, я не решился даже подойти к нему. Как он лежал, так и лежит. Не в моем характере трогать то, что мне не принадлежит.

- Не знаешь ли ты, добрый человек, как попали те вещи в тот проход? - спросил Дон-Кихот.

на этом вот самом муле и с тем чемоданом, который вы видели в проходе. Он просил нас показать ему самое дикое и пустынное место в горах. Мы указали ему на это. Действительно, глуше этого места здесь нет, - вот почему я и удивляюсь, как вы могли заехать сюда. Насколько нам известно, с той стороны нет дороги, и оттуда никто не появлялся. Едва успели мы дать сведение, какое ему было нужно, как он вихрем умчался от нас в проход. Мы очень удивились тогда, что он так спешит, точно за ним гонится - не к ночи будь сказано - целый полк дьяволов. Долго никто не видал и не слыхал ничего о нем, как вдруг он раз выскочил из ущелья и набросился на одного из наших товарищей, который ехал мимо, выхватил у него мешок с хлебом и сыром да и опять в горы. Говорят, будто он мало того, что ограбил, но даже поколотил нашего товарища. Впрочем, этого не знаю, потому что я с тем пастухом редко вижусь; хоть мы и живем в одном селении, но пасем стада в разных местах, и потому почти никогда не встречаемся. Услыхав об этой истории, я да еще несколько пастухов решили, что молодой господин умирает от голода, и пошли его искать. Долго мы его отыскивали и наконец нашли почти в том конце прохода, в дупле старого пробкового дерева. Увидав нас, он тихо и скромно подошел к нам, весь в лохмотьях, исхудалый, загорелый, длинноволосый, обросший бородою, которой у него прежде не было, и с провалившимися глазами. Просто страшно было на него глядеть, и если бы не его одежда, хотя и рваная, мы ни за что бы не узнали в нем того, кого видели таким молодцом, когда он только что явился в эту сторону. Вежливо поклонившись, он просил нас, как людей разумных, не удивляться тому, что он ведет такую странную жизнь. Он, вишь, дал обет Богу провести остаток своей жизни в пустыне, где постом и молитвою загладит свои прегрешения. Мы просили его сказать, кто он; но он не пожелал ответить на этот вопрос. Тогда мы сказали ему, чтобы он нам указал, куда и когда носить ему пищу, что мы готовы делать это от чистого сердца, лишь бы он не пугал нас разбойничьими ухватками. Он поблагодарил нас, просил простить его, что он недавно поступил так скверно с нашим товарищем, и обещал никогда более ничего ни у кого не отнимать насильно и, вместо насилия, просил нас дать ему добровольно то, чем мы в состоянии будем поделиться с ним. Когда же мы спросили, всегда ли он находится в этом дупле, он сказал, что скитается по всем горам и ночует там, где его застанет ночь. При этом он так заплакал, что и мы сами чуть не разревелись, гляди на него. По всему было видно, что он хорошого рода, образованный и не привык ни в какой нужде, а туг зажил настоящим диким зверем. И как изменился-то он, Господи Боже ты мой! Кажись, сама родимая матушка, и та не признала бы его в таком виде! От красоты его и следа не осталось: постарел он в несколько месяцев лет на десять. Ни лица, ни осанки, ни одежды - ничего в нем уж не было прежнего... Впрочем, я уже докладывал вам об этом... Поплакали это мы все с ним... Потом он начал было говорить нам что-то, но вдруг оборвал на полуслове, уперся глазами в землю и сделался точно каменный. Мы же все смотрим на него и вздыхаем от жалости. Стоял он, стоял, а потом как вскинет глазами, нахмурится да и начнет губы кусать и при этом весь подергивается, как в злой лихорадке; и после того - опять глаза вниз и стоит без всякого движения. Тут нам и пришло в голову, что неспроста все это так делается с ним, и что он, должно-быть, не в своем разуме. Так оно и вышло. Хлопнулся, это, он было на землю, и ну с пеною у рта кататься по ней, а сам весь в корчах. Мы, это, от него назад, крестимся и молимся, чтобы Господь его от зла избавил. Видимо, человека бес обуял. Только что мы хотели убраться, пока хуже чего не случилось, вдруг бесноватый-то как вскочит да как кинется на моего кума, который всех ближе к нему стоял, и давай его душить! Душить, зубами скрипит и орет: "А, изменник дон Фернандо! Наконец-то ты мне попался, и отплачу же я теперь тебе за все твои злодейства! Наконец-то судьба дала мне возможность вырвать из твоей груди подлое сердце и бросить его в грязь!.." Много он еще такого кричал и так вцепился в бедного кума, что тот уже весь посинел и голоса даже лишился. Насилу отняли мы его; еще бы немного - и конец бы ему. Бесноватый же убежал от нас что есть духу; не успели мы опомниться, как его уже и след простыл. И странное дело, человек с голода умирает, а может так прытко бегать!.. Ну, да это, конечно, недобрая сила в нем сидит, - она его поддерживает... А все-таки жалко нам его было, потому, как ни на есть, а все крещеная в нем душа, судя по его облику и по его словам. Любопытно нам было знать, кто такой этот дон Фернандо, который так насолил ему и чем именно; но мы этого и до сих пор еще не узнали. Видали мы пустынника и еще не раз: то тихонький такой да смирный придет к нам хлеба просить, то опять силою отнимет котомку с едою у встречных, - смотря, стало-быть, по тому, есть в нем бес или нет... А, пожалуй, даже вовсе и не бес в него входит, а только у него делается по временам умопомрачение, - вот и все. Может ли в нем быть бес, когда он то и дело Бога поминает, как мы сами слышали собственными ушами? Один только это пустой разговор о бесе. Когда он в своем уме, то и всегда такой ласковый, постоянно так жалостливо благодарит за каждый кусок хлеба и все плачет да просит, чтобы мы ему простили, если он когда чем нас обидел... Страсть как нам его бывает тогда жалко! Видимо, человек пропадает зря, за чужую вину. Не дальше как вчера у нас шел о нем толк, и решились мы - я, двое пастухов да двое наших подпасков - отыскать его опять тут в горах да отвести в Альмодовару; до нея не более восьми миль отсюда. Там его, может-быть, и вылечат знающие люди, если только не поздно уж. Во всяком случае, думается нам, в городе можно хотя разузнать, кто он такой и нет ли у него родных, которые позаботились бы о нем. По всей видимости, он господин городской или из окрестных богатых поместий... Вот все, господа, что я знаю о хозяине тех вещей, которые вы видели, и вот этого самого мула.

- Кроме того, - сказал Дон-Кихот, - мы видели полураздетого человека, который пробежал мимо нас по вершинам ущелья, и притом так быстро, что мы едва успели разглядеть его. Я сначала даже подумал, не зверь ли это; но развевающийся на нем дырявый плащ дал мне понять, что это существо человеческое.

- Кажется, в эту же сторону, куда ехали и мы, потому что он нас обогнал. Если бы он не скрылся так скоро из вида, я догнал бы его. Мне хотелось разспросить его, что с ним и почему он так бежит от людей... Я и сейчас намерен попытаться разыскать его, тем более, что и вы находите нужным сделать это. Я объеду все горы, загляну во все ущелья, пещеры, осмотрю все деревья и норы, и не я буду, если не найду его!

В эту минуту таинственный незнакомец вдруг показался на вершине небольшой отлогой скалы, недалеко от того места, где стояли собеседники. Он тихо стал спускаться вниз, бормоча что-то на ходу. Вид его был ужасен. Висевшие на нем лохмотья бархатного плаща не утратили еще сильного запаха амбры, которую этот человек, очевидно, привык употреблять, когда еще жил в обществе, - по одному этому можно было догадаться, что он принадлежал к высшему классу.

незнакомца в свои объятья и крепко прижал к груди, точно давнишняго и дорогого друга. Незнакомец немного отстранился от рыцаря, положил ему обе руки на плечи и долго разсматривал его с видимым изумлением. Рыцарские доспехи Дон-Кихота, очевидно, сильно удивили его.

После нескольких минут серьезного и молчаливого созерцания фигуры нашего героя интересный незнакомец наконец заговорил. А так как то, что он стал говорить, и последствия его беседы с Дон-Кихотом не лишены интереса, то мы и посвятим этому отдельную главу.