Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XXIX, о том, как удалось отвлечь Дон-Кихота от его любовной тоски.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XXIX, о том, как удалось отвлечь Дон-Кихота от его любовной тоски. (старая орфография)

ГЛАВА XXIX,
о том, как удалось отвлечь Дон-Кихота от его любовной тоски.

- Слова, мои терпеливые слушатели, история моих испытаний, - добавила Доротея. - Судите теперь сами, в праве я жаловаться на свою судьбу или нет. Я думаю, что в праве и что для меня нет более утешения в этом мире. Вы отнеслись ко мне с таким участием, что я решилась просить вас указать мне безопасное место, где я могла бы навсегда укрыться от поисков моих родителей, у которых я жить не могу. Я знаю, что родители, по своей безграничной любви ко мне, не сделают мне никакого зла и будут только очень обрадованы моим возвращением; но мне невозможно показаться им на глаза после того, как распространился слух, что меня похитил один из самых низких наших слуг. Ведь, как бы я ни уверяла их, что это неправда, они не могли бы мне поверить, потому что очевидность против меня.

Доротея замолчала. Покрасневшее, смущенное лицо молодой девушки и заблестевшия на её прекрасных глазах слезы свидетельствовали о том, что происходило в её душе.

Слушатели, очарованные её миловидностью и умом, искренно были тронуты её грустным рассказом и горькою участью. Священник собирался сказать ей несколько теплых слов сочувствия и дать просимый ею совет, но Карденио предупредил его и быстро спросил:

- Вы, кажется, единственная дочь богача Кленардо?

Доротея казалась сильно удивленною тем, что её отца знает человек, одетый в лохмотья и вообще имеющий такой жалкий вид.

- А кто вы сами и почему знаете моего отца? - спросила она в свою очередь. - Кажется, я ни разу не упоминала его имени в своем рассказе.

- Я тот, женою которого обещала быть Люсинда и которого измена дона Фернандо довела до настоящого, плачевного положения, - отвечал Карденио. - Отданный во власть отчаяния, лишенный всякого утешения и почти озверелый наружно, я вдобавок ко всему атому временами подвержен припадкам безумия, во время которых делаю то, за что мне потом делается очень стыдно. Я действительно присутствовал при венчании дона Фернандо с Люсиндой. Вероятно, мое безумие и началось в ту роковую минуту, потому что мне показалось, будто обряд был кончен. Но теперь, слушая вас, я припомнил, что он, в самом деле, был прерван обмороком невесты в то время, когда священник спрашивал ее, желает ли она иметь мужем дона Фернандо. Вероятно, мне тоже только померещилось, будто она произнесла утвердительный ответ. Припоминаю теперь и то, что прежде, чем скрыться из города, я писал Люсипде письмо, в котором упрекал ее за измену. Проскитавшись несколько времени без всякой цели по окрестностям города, я забрался в эти горы, чтобы похоронить тут терзавшее меня отчаяние. Я удивляюсь, что еще не умер до сих пор! Но, должно-быть, Господь сохранил меня для того, чтобы я встретился с вами. Утешьтесь, прекрасная Доротея! Очевидно, не все еще для нас потеряно; кажется, Небо готово сжалиться над нами и взят нас под свое покровительство против враждебных нам сил. Не оскорбляйте Провидения своим недоверием и помните, что после сильных бурь всегда наступает тишина, а после дождя еще ярче сияет солнце. Поверьте, что дон Фернандо возвратится к вам, так как Люсинда для него потеряна и должна принадлежать только мне. Если бы даже мои интересы не были так тесно связаны с вашими, я, из одной симпатии к вам, все равно готов был бы всеми силами способствовать вашему счастию. Клянусь вам, что я не успокоюсь до тех пор, пока мне не удастся убедить или заставить дона Фернандо загладить его несправедливость относительно вас, если только к этому не побудят его собственный разум и великодушие.

Доротея была так тронута участием Карденио, что не знала, как выразить ему свою благодарность; видя в нем своего заступника и покровителя, она хотела было броситься ему в ноги, но он не допустил её до этого.

Священник похвалил Карденио за его благородное решение, подтвердил его уверенность, что теперь все пойдет к лучшему, и предложил молодой девушке поселиться у него в доме и отдохнуть от всех испытанных ею душевных потрясений и телесных трудов, пока все её дела не уладятся по её желанию. С своей стороны и цирюльник выразил полную готовность служить ей, чем только он будет в состоянии; затем, объяснив причину своего маскарада (он ведь был наряжен женщиною, как помнят читатели), рассказал, что именно привело его со священником в горы, каким странным безумием одержим их друг Дон-Кихот, как это безумие передалось другому человеку, крестьянину их деревни Санчо Панце, который воображает себя оруженосцем мнимого странствующого рыцаря и которого они сейчас ожидают, так как послали его вперед к своему другу с одним поручением и приказанием возвратиться назад. Карденио припомнил кое-что о своей встрече с Дон-Кихотом, но очень смутно, и потому не мог передать никаких подробностей.

В это время послышался голос Санчо. Оруженосец, не находя своих спутников в том месте, где он с ними разстался, звал их изо всех сил своих здоровых легких. Все пошли к нему навстречу. На вопрос священника, в каком состоянии находится Дон-Кихот, Санчо ответил, что нашел его еле живого от голода и безсонницы, почти раздетого и все еще вздыхающого по своей Дульцинее.

- Я сказал ему, - закончил оруженосец, - что Дульцинея требует, чтобы он немедленно покинув свою пустыню и пожаловал к ней, в Тобозо, где она ждет его с нетерпением. Но он ответил мне, что не может явиться пред её светлые очи, пока не совершить в честь её всех тех подвигов, которые ему нужно совершить, до тех же пор он не находит себя достойным её благосклонности. По правде сказать вам, сеноры, если это еще долго протянется у него, то он не только никогда не сделается императором, но даже простым корольком. Поспешите сами к нему, чтобы заставить его отказаться от своих дурачеств.

- Будь покоен, Санчо, - сказал священник, - мы его образумим и заставить сделать все, что нужно для скорейшого достижения императорской короны.

И, обратившись к Карденио и Доротее, он рассказал им, какую комедию они придумали для того, чтобы заманить Дон-Кихота в его собственный дом и попытаться там вылечить его от безумия.

Доротея, немного уже успокоенная обнадеживаниями своих новых друзей, предложила взять на себя роль страдающей принцессы, говоря, что сумеет выполнить эту роль лучше цирюльника, так как привыкла носить богатые наряды и держать себя с достоинством; кроме того, прочитав много рыцарских книг, она хорошо усвоила себе их слог и ознакомилась с главными героями и героинями этой литературы, что в настоящем случае может принести большую пользу.

- Да, действительно, это теперь будет вполне кстати, сенорита, - сказал священник. - Не угодно ли вам будет сейчас переодеться в имеющееся у нас женское платье?

- Этого не нужно, - ответила Доротея: - у меня есть с собою свое собственное платье, лучше вашего.

С этими словами она развязала свой увел и достала оттуда прекрасную шелковую юбку и парчевую полумантию, вышитую крупными разноцветными бусами и с блестящими застежками. Когда она, отойдя в сторону, надела эти вещи, красота её засияла еще ярче, и все глядели на нее с немым восторгом. Санчо Панца стоял с разинутым ртом, и неудивительно, - он во всю жизнь свою не видал подобной красавицы.

- Кто же эта прекрасная дама и как она попала сюда? - шопотом спросил он у священника.

- Эта дама, друг Санчо, - ответил тот, - законная наследница трона могущественного королевства Микомиконского. Она прибыла сюда просить твоего господина отомстить за оскорбление, нанесенное ей одним великаном. Слава Дон-Кихота разнеслась далеко за пределы нашего отечества, так что эта принцесса не пожалела трудов, чтобы приехать сюда и разыскать его.

- Клянусь своею бородой! - с увлечением воскликнул Санчо, - вот прекрасный случай для моего господина получить королевство, если только счастие поможет ему отомстить этому подлому великану, о котором вы говорите... Ну, да я уверен, что мой рыцарь сладит с этим чудовищем и при первой же встрече отрубит ему голову, если только великан не окажется привидением или духом, над которыми он не имеет власти... У меня к вам просьба, господин лиценциат, - продолжал он, обращаясь к священнику: - уговорите, ради Бога, моего господина поскорее жениться на этой принцессе, чтобы ему не вздумалось сделаться архиепископом: раз он будет женат, ему нельзя уже будет больше думать об архиепископстве, и он непременно постарается попасть в императоры. Я много думал об этом и решил, что для меня не будет никакой пользы, если он угодит в странствующие архиепископы, потому что я женат и имею детей, - это помешает мне сделаться священником и получить хороший приход... Оно, конечно, можно развестись с женою; но для этого, как я слышал, нужно очень много и долго хлопотать. Да потом мне пришлось бы сначала выучиться грамоте, к чему, признаться, у меня нет никакой охоты. Поэтому для меня будет лучше всего, если мой господин тотчас же женится на этой важной даме, имени которой я еще не знаю...

- Так!.. Я теперь понял, в чем дело: многие люди наказываются по месту своего рождения, например: Педро Алькальский, Хуан Убедский, Диего Вальядолидский. Стало-быть, так делается не только у нас, но и в Гвинее?

- Совершенно верно, мой друг... Просьбу твою я исполню и непременно заставлю твоего рыцаря жениться на этой прекрасной принцессе.

Санчо остался очень доволен обещанием священника, который про себя не мог не подивиться на его простоту и на то, как крепко привилось в мозгах слуги безумие, которым он, очевидно, заразился от своего господина.

Между тем Доротея села на мула священника, а цырюльник, снявший с себя женское платье и подвязавший фальшивую бороду, поместился на своего. Карденио не хотел провожать их, опасаясь, как бы Дон-Кихот не отплатил ему за то, что он натворил во время своей первой встречи с ним, когда разум его вдруг помутился. Священник тоже остался на месте, находя теперь свое присутствие при исполнении задуманной им комедии безполезным. Он только дал несколько наставлений Доротее, которая уверяла его, что все будет сделано ею как нельзя лучше.

Принцесса Микомиконская и её провожатые пустились в путь. Проехав около получаса, они увидали Дон-Кихота стоящим на груде обломков скал, совершенно одетым, но без оружия. Когда принцесса узнала, что это именно и есть безумный гидальго, она пришпорила своего мула. Доехав до места, на котором стоял Дон-Кихот, она остановилась, ловко спрыгнула на землю при помощи подоспевшого цирюльника, игравшого роль её оруженосца, и бросилась на колени. Дон-Кихот спустился со своего пьедестала и усиливался поднять ее, но она не вставала.

- Я не встану до тех пор, непобедимый рыцарь, - говорила мнимая принцесса, - пока вы не обещаете мне совершить то, что не только прибавит неувядаемой славы вам, великодушнейший из всех странствующих рыцарей прежних, настоящих и будущих времен, но и смоет пятно оскорбления с дамы... такого оскорбления, какому еще никогда не подвергалась ни одна благородная дама в мире. Если стоустая молва не преувеличила вашей храбрости и силы вашей руки, то законы чести и устав рыцарского ордена, к которому вы принадлежите, повелевают вам поддержать злополучную женщину. Привлеченная слухом о ваших безпримерных подвигах, она явилась с края земли просить вашей помощи. Следы ваших великих деяний привели женя сюда, в ваше убежище, и я надеюсь, что вы простите мне, если я нарушила ваш покой своим появлением.

- Прекрасная дама, - ответил Дон-Кихот, - я не скажу вам ни слова и не стану более слушать вас, если вы не позволите поднять вас с земли.

- Нет, рыцарь, я не поднимусь, как уже сказала, пока вы не обещаете мне своего сильного покровительства, - возразила принцесса - Дайте мне слово, знаменитый рыцарь, и я встану.

- Даю вам свое рыцарское слово, благородная и прекрасная дама, что готов вам помочь, если только для этого не потребуется от меня ничего, противного как моим верноподданническим чувствам к моему государю и любви к моей родине, так равно и интересам той, которая пленила мое сердце и мою свободу, - проговорил рыцарь.

- Могу уверить вас, - продолжала принцесса, - что услуга, которую вы окажете мне, не заденет ничьих интересов и не вовлечет вас ни в какую измену...

Она хотела продолжать, но в это время Санчо подошел к своему господину и шепнул ему на ухо:

- Не бойтесь, ваша милость, ничего дурного со стороны этой дамы. Она попросит у вес сущого пустяка: придушить или, вообще, как-нибудь укокошить какого-то там негодного великаншику; за это она может дать вам целое королевство, потому что она принцесса Микомиконская, прямо из Эфиопии.

- Пусть она будет кем угодно, - произнес Дон-Кихот также шопотом, - я для всякой женщины готов сделать то, что предписывает мне моя совесть и законы рыцарства... Соблаговолите же наконец подняться, прекраснейшая дама. - продолжал он, снова обратившись к Доротее. - Я весь к вашим услугам.

- В таком случае, благородный рыцарь, - сказала молодая девушка, поднимаясь с колен, - прошу вас немедленно следовать за мною и не предпринимать более ничего, пока вам не удастся достойным образом наказать изменника, присвоившого себе, вопреки всем божеским и человеческим законам, мое королевство.

- Повторяю, что я весь к вашим услугам, вельможная дама, - сказал рыцарь. - Прошу вас только ободриться и прогнать с вашего прекрасного чела затемнившую его печаль. Надеюсь, с помощью Божией и своего меча, в самом непродолжительном времени возвратить вам ваше королевство и наказать всех тех, которые захотят противиться этому. Я готов немедленно приняться за дело: добрые предприятия никогда не следует откладывать, потому что тогда они могут остаться невыполненными.

Доротея хотела поцеловать руку великодушному рыцарю, но он не допустить ее до этого, а сам почтительно поцеловал обе её руки, после чего приказал своему оруженосцу подать себе свои доспехи и оружие.

Санчо исполнил его приказание и подал ему разбросанное вооружение.

- Санчо, - сказал рыцарь, надев доспехи и взяв в руки пику, - мы отправимся в страну этой несчастной принцессы, имеющей в нас нужду, и употребим всю силу, данную нам Богом, и все наше мужество на то, чтобы помочь ей восторжествовать над её врагами.

Цырюльник, стоявший все время на коленях, едва удерживаясь от хохота и стараясь незаметно покрепче подвязать сползавшую бороду, тоже поднялся и помог принцессе сесть на мула, при чем ее поддерживал и Дон-Кихот. Затем рыцарь вскочил на Россннанта, а цырюльник на своего мула, и все тронулись в путь.

Бедному Санчо опять пришлось плестись пешком; неудобство, которое он испытывал от этого, заставляло его с глубокою печалью вспоминать о своем Длинноухе, похищенном у него каторжником. Тем не менее он старался не выдавать своего нетерпения, видя, что господин его на пути к завоеванию большой империи. Простодушный искатель богатств и не подходящих к нему почестей вполне быль уверен, что Дон-Кихот женится на принцессе и вскоре сделается владетелем Микомиконского царства, а его, Санчо, сделает по крайней мере губернатором какой-нибудь провинции, если не острова. Одно только смущало его - это то, что Микомиконское королевство находится в стране негров, которые казались ему дьяволами. Каким же образом будет он, благочестивый христианин, управлять этими нечестивыми язычниками? Долго ломал он себе голову над этим мудреным вопросом, пока наконец не пришел к заключению, что он может продать их за хорошую цену и на вырученные деньги зажить припеваючи.

"Не так же я глуп, - говорил он сам себе, - чтобы не сумел устроиться по-христиански где угодно, хоть в самом аду, между настоящими чертями! Ну, даст мне мой господин тысяч двадцать или тридцать этих черномазых арапов - авось, не велика хитрость пересчитать и продать их!.. Нет, Санчо Панца далеко не дурак и отлично знает, как можно будет превратить черных как деготь людей в блестящия желтенькия или беленькия денежки!"

Предаваясь таким приятным мечтам, Санчо в конце-концов стал забывать, что идет пешком, а вообразил, что его везут в прекрасной карете, на четверке быстроногих лошадей.

носил с собою в футляре, подрезал Карденио волосы бороду и усы, потом причесал его своею гребенкой, надел на него свою шляпу и закутал в свой плащ. В таком виде Карденио трудно было узнать, - того самого Карденио, который бегал по горам рваный и весь обросший волосами.

Священник остался в одной рясе и с непокрытою головой; но о себе он не безпокоился: он придумал как встретить Дон-Кихота.

Когда рыцарь, принцесса и их оруженосцы подъехали к тому месту, где находились новые друзья, последние пошли им навстречу. Не давая Дон-Кихоту опомниться, священник подбежал к нему с распростертыми объятиями и, пристально взглядываясь в него, точно боясь, как бы не ошибиться в личности, которую видит, воскликнул:

- О, какое счастие, что я встретил моего дорогого соотечественника Дон-Кихота Ламанчского, цвет любезности, защиту угнетенных, славу странствующих рыцарей!

Говоря это, он обхватил обеими руками левую ногу Дон-Кихота, который сначала растерялся было от такой неожиданности, а потом, узнав священника, хотел сойти на землю, по тот не позволил ему сделать этого.

- Не подобает мне, - говорил вежливый рыцарь, - сидеть на коне, когда ваше преподобие пешком.

- О, нет, - возразил священник, - это вполне в порядке вещей. Я никогда не позволю такому знаменитому рыцарю так безпокоить себя ради меня. Прошу вас, оставайтесь на вашем славном коне, достойном сподвижнике ваших безпримерных подвигов. Я охотно удовольствуюсь и мулом, если одному из господ вашей свиты угодно будет уступить мне его. Мне гораздо приятнее будет находиться в вашем обществе на муле, чем на знаменитом Пегасе или на дикой лошади пресловутого мавра Музаррака, который поныне сидит очарованным в Зулемской пещере, близ большого города Комплуто.

- Вы правы, господин лиценциат, - сказал Дон-Кихот, - и я более не буду настаивать на том, чтобы вы заняли мое место. Надеюсь, благородная принцесса, из уважения ко мне, прикажет своему оруженосцу отдать вам своего мула, а самому сесть сзади, если только этот мул в состоянии вынести двойную тяжесть.

- С удовольствием, - проговорила Доротея. - Хотя я уверена, что мой оруженосец готов сделать это и без приказаний: он слишком благовоспитан, чтобы не знать правил вежливости и допустить духовное лицо итти пешком, когда он сам едет верхом.

К несчастью, мул был с норовом: почувствовав, что цырюльник хочет взобраться на него сзади, он стал на дыбы и яростно завертелся, при чем сшиб бедного цирюльника с ног. Заметив, что у него отвязалась борода, - а это в данный момент было для него хуже всякого ушиба, так как он не хотел портить задуманного священником плана, - он поспешно закрыл себе лицо руками и закричал, что у него разбита челюсть.

Однако Дон-Кихот уже увидал упавший на землю громадный пук волос и заметил:

- Как странно: мул так ловко сорвал у оруженосца принцессы бороду, точно срезал ее саблей!

Видя угрожающую опасность раскрытия тайны, священник проворно соскочил на землю, подхватил мнимую бороду, подбежал в стонавшему цырюльнику, прижал его голову к своей груди и в одну минуту вновь привязал ему коровий хвост, бормоча какие-то непонятные слова, которые должны были служить заклинанием, чтобы борода снова приросла к своему месту.

мгновенно прирастают отрезанные бороды, излечиваются разбитые челюсти и, наверное, делаются еще более удивительные вещи.

Не желая более подвергать испытанию своего мула, цирюльник совсем уступил его священнику, а сам решился итти пешком до ближайшого постоялого двора, отстоявшого, по его расчету, в десяти милях от гор.

Таким образом наш рыцарь, принцесса Микомиконская и священник ехали верхом, а Карденио, Санчо и цирюльник шли за ними пешком.

Когда шествие миновало горы, Дон-Кихот обратился к принцессе и сказал ей:

- Соблаговолите теперь, ваше высочество, показывать нам путь; мы готовы следовать за вами хоть на край света.

- Если я не ошибаюсь, вашему высочеству угодно возвратиться прямо в свое королевство?

Поняв, что ей следует ответить утвердительно, Доротея сказала:

- Совершенно верно, господин лиценциат, - я отправляюсь обратно в Микомикон.

ветер, вы не более как лет через девять достигнете Палуса-Меотидеса, откуда всего сто дней пути до вашего королевства.

шага я напала на следы доблестного Дон-Кихота, слава подвигов которого так велика, что привела меня прямо к нему. Как он, по своей скромности или по другим каким-либо причинам, ни скрывался, всем было известно, где он и что делает. Не имей я уже раньше намерения обратиться именно к нему с мольбою помочь мне в моем страшном горе своею неподражаемою храбростью, меня навели бы на эту мысль повсеместно повторяемые в Испании рассказы об его удивительных подвигах. Я, собственно, хотела только сказать вам, что вовсе не так долго ехала по морю, как вы предполагаете, хотя ветер все время был неблагоприятный. Прошу извинить меня, что я отвлеклась немного в сторону, заговорив о знаменитом рыцаре Дон-Кихоте Ламанчском.

- О, ваше высочество! - воскликнул польщенный Дон-Кихот, - Вы подавляете меня обилием своих похвал! Я враг всякой лести; быть-может вы и воздаете мне лишь должное, но тем не менее я не могу без краски смущения слушать ваши черезчур любезные отзывы. Могу только сказать, что каков бы я ни был, но я искренно готов пролить за вас свою кровь до последней капли, и надеюсь доказать вам это на деле... Пока позвольте мне узнать у господина лиценциата, что привело его в эти места, где ему, насколько мне известно, нечего искать, и почему он так легко одет.

- Выслушайте меня, сенор Дон-Кихот, и вы узнаете все, - проговорил священник. - Дело в том, что мы с кумом Николасом возвращались из Севильи, где мне нужно было получит деньги, высланные туда на мое имя одним моим родственником, живущим в Индии; насколько мне известно, денег этих не менее шести тысяч реалов, а это такая сумма, пренебрегать которою никак нельзя бедному сельскому священнику. Дорогою на нас напали разбойники, дочиста нас ограбили вместе вот с этим молодым человеком (он указал на Карденио), которого мы только что перед тем встретили, а у кума Николаса они, кроме того, отрезали бороду, так что он теперь носит подвязную, чтобы не казаться безбородым молокососом. Из христианского милосердия я поделился своею одеждой с нашим спутником, обобранным разбойниками... Интереснее всего то, что эти разбойники оказались ссыльными каторжниками, которых, как они сами говорили, освободил из-под сопровождавшого их конвоя и от уз какой-то храбрый рыцарь... По моему мнению, этот рыцарь должен быть сумасшедшим или заодно с этими негодяями, иначе он ни за что не стал бы освобождать их, так как это равносильно выпуску диких зверей из клетки посреди собрания ни в чем неповинных людей. Во всяком случае этот рыцарь не может быть добрым человеком, так как, оказывая покровительство преступникам, он нарушил уважение к королю и к правосудию, обезпокоил "Святую Германдаду" и, что хуже всего, подверг опасности спасение своей души.

Дон-Кихот сильно менялся в лице, слушая горячую речь священника, и не решался сознаться, что освободителем каторжников был именно он.

- Да простит Господь негодяям, ограбившим нас и нашего молодого спутника и отрезавшим у кума бороду! Да помилует Он и того, кто вырвал их из рук карающого правосудия! - заключил священник.