Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XXX, о находчивости прекрасной Доротеи и о других не менее интересных событиях.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1904
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XXX, о находчивости прекрасной Доротеи и о других не менее интересных событиях. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXX,
о находчивости прекрасной Доротеи и о других не менее интересных событиях.

Когда священник окончил свой рассказ, Санчо необдуманно воскликнул:

- А знаете, господин лиценциат, кто совершил этот подвиг, о котором вы рассказываете? Мой господин! Как я ни уговаривал его не соваться куда не следует, как ни убеждал, что грешно освобождать негодяев, посылаемых на галеры в наказание за их преступления - все было напрасно, он не послушался меня!

- Молчи, болван! - прогремел Дон-Кихот. - Странствующим ли рыцарям разбирать, за что страдают люди, попадающиеся им на пути скованными и под караулом, - безвинно или за свою вину? Нет, обязанность членов ордена странствующих рыцарей состоит лишь в том, чтобы облегчать страдания людей, не разбирая их действий... Я увидал несколько человек, прикованных друг к другу и насильно ведомых в такое место, куда им вовсе не хотелось итти, - ну, понятно, и освободил их, как предписывает мне устав моего ордена. Кто может за это осудить меня? Если такия мои действия кому-нибудь не нравятся, то пусть он повторит мне это в лицо; господина лиценциата я, из уважения в его сану, оставляю в стороне; но всякому другому я докажу силою своего меча, что он ровно ничего не смыслит в благородной рыцарской профессии.

С этими словами Дон-Кихот выпрямился и ухватился за рукоятку своего меча.

- Господин рыцарь, - заговорила Доротея, желая успокоить расходившагося полоумного гидальго, - позволяю себе напомнить вам ваше обещание - не предпринимать ничего и не бросаться ни в какое новое приключение, как бы оно вас ни прельщало, пока вы не возстановите моих попранных прав... Прошу вас успокоиться. Я уверена, что господин лиценциат ни слова бы не сказал, если бы только мог догадаться, что каторжники, о которых он рассказывал, обязаны своим освобождением вашей мужественной руке. Он, конечно, скорее тысячу раз откусил бы себе язык, чем осудил бы вас.

- Принимаю Небо в свидетели, - подхватил священник, - что я охотнее вырвал бы у себя все волосы...

- Ради вас, принцесса, - перебил Дон-Кихот, - подавляю свой справедливый гнев и повторяю свою клятву не предпринимать ничего посторонняго, пока не возвращу вам ваши попранные права. Я просил бы вас рассказать мне историю вашего несчастья, если только, конечно, у вас нет причин скрывать ее. Для того, чтобы я мог помочь вам, мне нужно знать, по возможности, все обстоятельства дела, доведшого вас до необходимости прибегнуть к моей защите, и кто ваши враги.

- Охотно исполню вашу просьбу, благородный рыцарь, но боюсь наскучить вам подробностями своего грустного повествования, - ответила Доротея.

- Напротив, благородная принцесса, - чем подробнее будет ваш рассказ, тем мне будет приятнее, - проговорил Дон-Кихот, приложив руку к сердцу.

- В таком случае я начинаю, - заявила молодая девушка. - Соблаговолите слушать.

Карденио и цырюльник приблизились, чтобы лучше слышать, что она будет врать. Санчо тоже придвинулся: он сгорал еще большим любопытством, потому что был, подобно своему господину, лично заинтересовав в её деле.

Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XXX, о находчивости прекрасной Доротеи и о других не менее интересных событиях.

Доротея уселась поудобнее, на муле, откашлялась, поправила бант на груди и начала:

- Сеноры, прежде, всего я должна назваться вам. Меня зовут...

Она замялась, забыв в эту минуту, какое ей имя придумал священник, который, заметив её смущение, поспешил к ней на помощь и быстро сказал:

- Неудивительно, что ваше высочество не знает с чего начать. Чем выше поставлен человек, тем сильнее действуют на него несчастия, и тем больнее ему вспоминать о них. Очень понятно, что принцессе микомиконской труднее, чем кому-либо другому, раскрывать свои душевные раны, которые должны быть очень глубоки, раз она не задумалась отправиться на другой край света за средством для их исцеления.

- Да, вы правы, господин лиценциат, - подхватила Доротея: - очень больно повертывать нож в ране, но это необходимо для того, чтобы потом успешнее залечивать ее... Я решилась на эту операцию... охвативший меня было ужас в виду её прошел, и я теперь могу спокойно продолжать свое жизнеописание... Итак, сеноры, вы видите во мне законную наследницу обширного королевства Микомикон. Мой отец, король Тинакрио Мудрый, был очень сведущ в науке, называемою магией. По этой науке он узнал, что моя мать, королева Ксарамилла, должна была умереть первая, потом вскоре и сам он, так что я останусь в юных еще летах круглою сиротой. Это, однако, не так смущало отца, как мысль о том, что я не в состоянии буду защитить своего королевства от враждебных поползновений владельца соседняго большого острова, безобразного великана Пандафиландо Косоглазого. Зная его характер, не трудно было предвидеть, что он после смерти моего отца захочет воспользоваться удобным случаем, чтобы нагрянуть со своими полчищами на мое королевство и завладеть им, а меня прогнать с трона и лишить всего, даже последней деревни, в которой я могла бы приютиться. Поставив мне это на вид, отец добавил, что я могу избежать этого несчастия только под тем условием, если выйду замуж за Пандафиландо Косоглазого. На мое возражение, что я никогда не соглашусь сделаться женою такого чудовища, он посоветовал мне добровольно покинуть мое королевство, как только великан вступит в него, и удалиться куда-нибудь, не оказывая ему сопротивления, чтобы не подвергать напрасно своих поданных бедствиям войны. Когда я спросила, куда же мне удалиться и в ком я могу надеяться встретить участие, отец сказал, что если я отправлюсь в Испанию, то найду там защитника в лице знаменитого странствующого рыцаря, слава которого гремит по всему миру, изумленному его необычайною силою и безпримерною храбростью. Имя этого рыцаря, говорил он, Дон-Кихот или...

- Дон-Кихот, сударыня, прозванный рыцарем "Печального Образа", - поправил наш героя.

- Ах, да, верно! - сказала Доротея. - Далее отец говорил, что этот рыцарь высокого роста, худощавого телосложения, с изможденным от неустанных трудов лицом. Особою приметою его должна служить большая родинка под левым плечом, вся покрытая шерстью, похожею на щетину кабана.

- Подойди ко мне, сын мой, - обратился Дон-Кихот в Санчо, - и помоги мне обнажить левое плечо. Я хочу знать, тот ли я рыцарь, на которого указывал король Микомикона.

- Отец мой не мог ошибиться, - продолжала Доротея, - я в этом вполне уверена. По его описанию вашей наружности я бы нашла и узнала вас даже и в том случае, если бы вы не были так славны, потому что каждый ребенок мог бы указать мне вас... Действительно, мне кажется, никогда еще не бывало на свете рыцаря, который пользовался бы такою славой, как вы, сенор Дон-Кихот. Едва я успела высадиться в Оссуне, как мне совершенно незнакомые люди стали рассказывать о ваших последних подвигах...

- Каким же образом ваше высочество могли высадиться в Оссуне, когда там нет порта? - перебил Дон-Кихот.

- Принцесса хотела сказать, что, высадившись в Малаге и добравшись оттуда до Оссуны, она услыхала о вас, - поспешил поправить священник этот промах Доротеи.

- Именно так, - подтвердила молодая девушка. - Я только не верно выразилась.

- Это от разстройства, - сказал священник. - Ваше высочество оказали бы нам большое одолжение, если бы соблаговолили продолжать свое повествование.

- Оно окончено, - произнесла Доротея. - Я не имею ничего добавить, кроме того, что все случилось, как предсказал отец, и что я благодарю судьбу за встречу с доблестным Дон-Кихотом. Я точно уже вижу себя снова на принадлежащем мне троне, окруженною моими ликующими подданными, а безобразного Пандафиландо - поверженным во прах сильною рукой славного рыцаря... Я вижу даже... Но, Боже мой, не слишком ли я забегаю вперед и выдаю тайну, которую мне следовало бы сохранить?.. Впрочем, ведь она все равно должна открыться со временен всем, поэтому не к чему мне и скрывать ее. Отец оставил письменное распоряжение о том, что я должна выйти замуж за того рыцаря, который возвратит мне мое королевство, и передать ему все мои права, так что вместо меня будет царствовать он.

- Вот видишь, Санчо, - шепнул Дон-Кихот своему оруженосцу, - разве не правда, что я говорил тебе? Королевство и принцесса пред нами, стоит только взять их.

- Смотрите, только не упустите, ваша милость, - упрашивал шопотом Санчо. - Такого случая не скоро опять дождетесь. Я боюсь, что вы из-за вашей Дульцинеи, пожалуй, не захотите жениться на этой принцессе, которая в тысячу раз лучше той девки... Но нет, ваша милость, этого я не допущу, будьте уверены, что не допущу! Во что бы ни стало вы будете королем, а меня сделаете губернатором острова, который отнимете у этого косоглазого великана, потом жените на одной из подруг принцессы, как вы мне уже давно обещали... Вот мы заживем-то тогда! Не хуже чем свиньи в огороде, честное слово!

В порыве радости Санчо сделал два громадных прыжка, хлопнув себя несколько раз по своему толстому животу; затем, подбежав к Доротее, преклонил пред нею колено, поцеловал ей руку, и заявил, что отныне он признает ее своею законною владычицей, которой всю жизнь намерен служить верою и правдою.

Трудно было не расхохотаться над легковерием Дон-Кихота и его оруженосца, но Доротея, как девушка умная, сумела удержаться даже от улыбки. С совершенно серьезным видом выслушав Санчо, она благосклонно обещала сделать его своим первым министром, как только будет снова водворена в своем государстве. За это он поблагодарил ее тем, что прокатился колесом по пыльной дороге. Эта проделка оруженосца заставила улыбнуться даже самого серьезного рыцаря и дала остальным удобный случай разразиться долго сдерживаемым смехом.

- Я забыла прибавить, - продолжала Доротея, когда все успокоились, - что я выехала из своего отечества с большою свитой, которая во время бури вся погибла в море; остался только один мой верный оруженосец, которого вы видите пред собою. Он же и спас меня от опасности утонуть. Очевидно, Небо покровительствовало только нам двоим, а иначе и мы сделались бы жертвами жадных акул, с разинутою пастью шнырявших вокруг нас.

- Следовательно, сейчас вашим государством владеет великан Пандафиландо Косоглазый? - спросил Дон-Кихот.

- Да; - отвечала Доротея. - По совету своего покойного родителя, умершого тотчас же после матери, я отправилась сюда, в Испанию, как только узнала, что чудовищный Пандафиландо вступает с громадным войском в мою землю. Что же могла сделать такая молодая и неопытная женщина против него? Если бы я вздумала дать ему отпор, выслав свои войска против него, то он, наверное, разбил бы их, потому что у меня не было ни одного полководца, способного помериться с ним, потом завладел бы иною, а это было бы для меня хуже смерти.

- Это очень понятно, ваше высочество, - сказал Дон-Кихот. - Может ли быть желателен такой прекрасной даме, как вы, супружеский союз с чудовищем... Но теперь не безпокойтесь: раз я взялся за дело, вы можете быть уверены, что гнусный великан будет уничтожен, и вам будут возвращены все ваши права на владение землями, оставленными вам в наследство вашим отцом. Я обещал ничего не предпринимать, пока не добьюсь этого, и сдержу свое обещание. Что же касается лично вас, то я не претендую на исполнение того, что сказано в письменном распоряжении вашего отца, и прошу вас располагать своею прелестною особой по вашему собственному усмотрению, так как сердце и воля моя уже порабощены, и я не могу освободить их в пользу кого бы то ни было.

Услышав эти слова своего господина, Санчо вышел из себя и закричал:

- Вы, должно-быть, рехнулись, ваша милость, если отказываетесь жениться на благородной принцессе!.. Разве вы уже забыли, что я только что говорил вам? Вам предлагают целое королевство, а вы отказываетесь, точно это такой пустяк, на который и внимания не стоить обращать! И все это из-за вашей проклятой Дульцинеи, которая и в подметки не годится госпоже принцессе!.. Эх, попадись она мне теперь, я бы ее так отделал, что вы и взглянуть на нее не захотели бы!.. Если вы сами ни в чем не нуждаетесь, то подумали бы хоть обо мне. Сколько времени вы водите меня за нос разными прекрасными обещаниями, а как до дела дошло - вы сейчас и на попятный! Может-быть по-рыцарски так и нужно, только вы лучше уж оставьте это, потому что с этим далеко не уйдете... Лучше поскорее женитесь, блого сама принцесса набивается вам в жены, получите её королевство и сделайте меня графом или губернатором, как был уговор. А если вы все-таки будете отказываться от этой благодати, то я пойду и сверну вашей подлой Дульцинеишке её толстую шею!

Взбешенный дерзостью своего оруженосца, осмелившагося оскорблять его даму сердца, несравненную Дульцинею Тобозскую, Дон-Кихот поднял пику и так вытянул ею плашмя по спине Санчо, что тот тут же упал. Не вмешайся Доротея, злополучный болтун был бы, пожалуй, убит.

- Неужели ты, презренный холоп, воображаешь, что мы с тобою только для того и созданы, чтобы ты говорил и делал глупости, а я - прощал тебе их?! - вскричал рыцарь, остыв, однако, немного. - Напрасно ты так думаешь! Советую тебе более не испытывать моего терпения, несчастный дурак! Еще одно слово, оскорбительное для несравненной Дульцинеи Тобозской, - и ты погибнешь от моей карающей руки!.. Разве ты не понимаешь, жалкий раб, что только одна Дульцинея и придает мне силу и мужество совершать подвиги?.. Скажи, недостойный, кто покорил королевство Микомикона, кто отрубил голову страшному великану Пандафиландо Косоглазому; кто сделал тебя мартом или губернатором? - потому что все это можно уже считать совершившимся фактом, - все я. А благодаря кому удалось мне совершить этот безпримерный подвиг? - все той же несравненной Дульцинее, воодушевляющей меня и раздувающей во мне пламя мужества! Она, и только она действует во мне и через меня, она совершает все эти великия дела, слух о которых разносится по всему свету... Без Дульцинеи я - ничто, а с нею - непобедимый герой. Так ты и знай... И как тебе не стыдно быть таким неблагодарным! Тебя вытаскивают из грязи, осыпают богатством и почестями, делают дворянином, а ты за все эти благодеяния платишь только грубостями и даже угрозами!

Поднявшись на ноги и спрятавшись для безопасности за мулом Доротеи, Санчо возразил со своею обыкновенною бойкостью:

- Какое же может быть у вашей милости королевство, когда вы не хотите жениться на принцессе? Ведь без нея вы не можете получить его? И каким образом вы сделаете меня дворянином, маркизом или губернатором и дадите мне что-нибудь в управление, если у вас у самого ничего не будет? Я только на это и указываю вам, а вовсе никого не оскорбляю, как это вам показалось... Женитесь поскорее на этой королеве - и я ни слова более не скажу. Я охотно верю, что ваша Дульцинея хороша, хотя я давно уже не видал её, но...

- Как давно не видал, негодяй?! - воскликнул Дон-Кихот, сверкая глазами. - Не ты ли возил ей мое письмо и привез мне её устный ответь?.. Или ты, быть-может, солгал мне, подлый холоп?

- Ну, смотри ты у меня, не завирайся! На этот раз я тебя опять прощаю и даже прошу забыть, что я сейчас сгоряча ударил тебя, не разобрав хорошенько твоих слов. Человеку свойственно делать иногда то, в чем после ему самому приходится раскаиваться.

- Бог вам простит, ваша милость! - отвечал уже растроганный Санчо. - Не сочтите я вы во зло, когда мой язык сболтнет что лишнее: он у меня так нескладно привешен, что я мной раз никак не могу удержать его в покое.

- А ты делай так: как только заметишь, что твой язык начинает болтать лишнее, сейчас возьми и прикуси его. Гораздо будет лучше, если ты приучишься справляться с ним заранее, пока еще он не довел тебя до настоящей беды.

- Постараюсь, ваша милость. А когда ежели неравно забудусь, напомните мне об этом словами, но рукам воли не давайте, если не хотите, чтобы я...

- Ну, довольно, Санчо, - вмешалась Доротея. - Поцелуй у своего господина руку в знак своего раскаяния и вперед не говори никогда ничего дурного о Дульцинее Тобозской. Хотя я, к сожалению, еще и не имею счастия знать ее, но тем не менее уже глубоко уважаю, видя в ней предмет обожания великого Дон-Кихота Ламанчского. Что же касается до всего остального, то надейся на Бога и помни, что Он ведет все в лучшему.

- Санчо, мне надо поговорить с тобою без свидетелей. Я отъеду вперед, а ты потом, догони меня.

- Слушаю, ваша милость, - ответил Санчо: - поезжайте, я от вас не отстану.

Дон-Кихот пустил Россинанта вскачь, а Санчо затрусил за ним на своих коротких ножках. Когда они удалились на достаточное разстояние от своих спутников, рыцарь придержал своего коня и проговорил:

- До этой минуты мне не удавалось разспросить тебя о подробностях твоего посольства к Дульцинее. Разскажи мне теперь поподробнее, как все было.

- Как так, ухом, а не брюхом? - спросил Дон-Кихот. - Это что еще за новая дерзость?!

- Совсем не дерзость, ваша милость. Я говорю это к тому, чтобы вам опять не почудилось чего-нибудь такого, чего я и в мыслях не имел, как, например, сейчас, когда вам вообразилось, будто я ругаю вашу Дульцинею. На самом же деле я почитаю ее, как нельзя быть лучше, хотя, конечно, только в угоду вам, потому что для меня лично она и плевка не стоит. Я бы...

- Как плевка не стоит, несчастный! Да ты что же это, смеешься, что ли, надо мною?! - перебил разсерженный Дон-Кихот, снова занося над ним пику. - Ведь ты тут же опять говоришь дерзости...

Неизвестно, чем бы окончилась эта беседа, если бы не явился на сцену всадник на осле. Санчо не мог равнодушно видеть ослов после того, как лишился своего Длинноуха, и потому готов был съесть глазами и того осла, который приближался к нему, неся на своей спине человека, походившого на цыгана. Когда всадник поравнялся с оруженосцем, последний сразу узнал в нем Хинеса Пассамонта, одетого в цыганское платье, а в осле, на котором тот ехал, - своего милого Длинноуха, хотя Хинес, по обычаю цыган, и поприкрасил его, чтобы выгоднее продать.

уберешься с него, я размозжу тебе твою каторжную голову... Слышишь?..

Каторжник поспешил исполнить требование Санчо. Он понял, что в случае надобности это требование могло быть подержано пикою Дон-Кихота, судя по грозной осанке рыцаря.

Выпустив несколько отборных ругательств, каторжник исчез в ближайшем кустарнике, между тем как Санчо с восторгом обнимал и целовал своего осла, приговаривая:

- Здравствуй, мой сын, мой дорогой друг и товарищ! Что ты делал без меня? Здоров ли, сыт ли, не скучаешь ли обо мне, как я о тебе?.. Ах, ты мой славный Длинноух! Как я рад, что мы опять встретились с тобою!..

Много еще Санчо перебрал радостных местоимений, лаская осла, который только пошевеливал ушами да обмахивался хвостом.

- Сенорита, я удивляюсь искусству, с каким вы сочинили свой рассказ, и прямо поражен вашим уменьем попасть в тон человеку, помешанному на рыцарских подвигах.

- Я много читала рыцарских романов, - отвечала Доротея. - Но, к сожалению, я плохо знаю географию, поэтому и провралась было, сказавши, что высадилась в Оссуне.

- Ну, это была не особенно важная ошибка, которую я легко и исправил... Но заметьте, каково легковерие нашего гидальго! Он принимает за истину самые фантастическия сказки, лишь бы оне мало-мальски породили под то, что он вычитал в своих книгах. А между тем во всем остальном он человек вполне здравомыслящий, и нет, кажется, ни одной области знаний, в которой он не был бы сведущ. Не будь его слабой струнки - рыцарства, он был бы самым приятным собеседником для посторонних и дельным человеком для самого себя, занимался бы своим хозяйством и жил бы совершенно спокойно, в полном довольстве, пользуясь общим уважением.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница