Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XXXI. Продолжение беседы Дон-Кихота с Санчо Панцою и кой о чем другом.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1904
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XXXI. Продолжение беседы Дон-Кихота с Санчо Панцою и кой о чем другом. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXXI.
Продолжение беседы Дон-Кихота с Санчо Панцою и кой о чем другом.

Как только Санчо сел на своего осла, Дон-Кихот опять отъехал с ним в сторону и заговорил:

- Друг Санчо, забудем нашу ссору и поговорим по душе. Разскажи мне, где и как ты нашел Дульцинею, что она делала, что ты сказал ей, что она ответила тебе, с каким лицом читала мое письмо. Хотелось бы мне также знать, кто переписывал тебе это письмо. Прошу тебя рассказать мне все, как было в действительности, ничего не упуская, но и ничего не прибавляя в угоду мне. Мне нужно знать правду, только одну правду.

- В таком случае, - подхватил Санчо, - я должен сознаться, что письмо ваше совсем не переписывалось, потому что я забыл взять с. собою книжку.

- Ах, да! Это правда, мой друг. На другой день после твоего отъезда я нашел записную книжку у себя в кармане. Это глубоко огорчило меня, но потом я утешился мыслью, что ты возвратишься за нею.

- Я бы так и сделал, ваша милость, если бы не знал вашего письма наизусть, от слова до слова, так что я мог повторить его одному церковному ключарю, который и написал мне все на прекрасном листе бумаги. Он клялся, что в жизнь свою не читывал и не слыхивал ничего подобного.

- Ну, еще бы! А сейчас ты можешь припомнить это письмо?

- Нет, ваша милость, простите, позабыл. Как только ключарь переписал его с моих слов, я сейчас же все и позабыл... Впрочем, начало и подпись я запомнил: Самая высокая, вместительнейшая дама и Рыцарь Печального Образа.

- Ну, делать нечего: забыл так забыл, - добродушно сказал Дон-Кихот, не разслышав слова "вместительнейшая", за которое Санчо, наверное, порядком досталось бы. - Но что же делала несравненная звезда красоты, когда ты очутился в её присутствии? По всей вероятности, она или низала себе жемчужное ожерелье, или же вышивала золотом шелковый шарф своему верному рыцарю Дон-Кихоту.

- Нет, она просто просеивала просо на дворе.

- А!.. Ну, в таком случае каждое зерно этого проса должно было превратиться в чистейший жемчуг... Я думаю, что это и были жемчужины, которые ты принял за просо.

- Нет, ваша милость... Впрочем, быть-может, и тут опять действовало какое-нибудь колдовство, - сказал Санчо. - Но я видел, как работница подбирала это просо, чтобы сварить из него кашу.

- Да?.. Ну, значить, эта каша готовилась к столу какого-нибудь короля!.. Но оставим это... Когда ты передал ей мое письмо, она, наверное, очень обрадовалась ему и покрыла его поцелуями, не правда ли? Говори же скорее, не томи меня.

- Взяв ваше письмо, она положила его на крыльцо, около которого стояла, и сказала: "Погоди, мой друг, пока я не просею еще пшено; как только кончу свое дело, то попрошу кого-нибудь прочесть мне письмо".

- Какая деликатность! - вскричал Дон-Кихот. - Она пожелала прочесть мое письмо на досуге, в уединении своих роскошных покоев, чтобы никто не мог прочесть на её божественном лице волнующих ее при чтении моего письма чувств... Ну, а что она еще говорила, пока продолжала свою забаву? Разспрашивала, конечно, обо мне? Что ты ей отвечал?... Пожалуйста, не утаивай от меня ни одного слова.

- Она ровно ни о чем не разспрашивала меня, ваша милость. Но я сам рассказал ей, где и в каком положении вас оставил.

- И о моем любовном экстазе говорил?

горло проклинали свою горькую участь... Вообще, проделывали все то, что во время карнавала паяцы...

- Вот это ты напрасно сказал. Я вовсе не проклинал своей участи, напротив, я благословлял ее и всегда буду благословлять за то, что мне дано счастие любить такую благородную и великую даму, как Дульцинея Тобозская!

- О, да, что касается роста, то она, действительно, не мала... по крайней мере на полфута выше меня.

- Значить, ты осмелился мериться с нею?

- И не думал, ваша милость! Мы просто стояли рядом, и я заметил, что мне приходится смотреть на нее вверх.

- А! ну, это дело другое... И что же, разве ты не находишь, что величественному и стройному росту её соответствуют и все остальные её достоинства?.. Потом ты, наверное, заметил, что она вся окутана облаком тончайших благоуханий? Не закружилась у тебя голова под влиянием опьяняющого аромата, источаемого всею её дивною особой?

- Не знаю, как на этот счет доложить вашей милости?.. По-моему, от нея сильно несло не то навозом, не то козлятиной. Впрочем, это, может-быть, от того, что было очень жарко, и она сильно потела при работе.

- Это, вероятно, тебе показалось потому, что от тебя самого скверно пахло. Эта чудная, едва распустившаяся роза, эта чистая полевая лилия может испускать только одно благоухание, напоминающее безценную восточную амбру!

- Спорит не стану, ваша милость... Может, от вашей Дульцинеи и пахнет розами и лилиями с амбрами, а что касается дочери...

- Довольно об этом! - перебил Дон-Кихот. - Я главным образом желаю знать, когда и как моя прекрасная дама читала мое письмо и что она после того делала и говорила.

- Она вовсе и не читала вашего письма, потому что совсем не умеет читать. Когда я стал настаивать, чтобы она прочитала его и скорее дала мне ответь, она плюнула и изорвала письмо в мелкие лоскутки, говоря, что боится как бы ей не влетело за него. Потом она сказала, что ей довольно того, что слышала о вас от меня - о вашей любви к ней и о тех дурачествах, которые ваша милость проделывали с тоски по ней. После того она приказала мне поцеловать вам обе руки и передать, что у нея больше охоты повидать вас лично, чем переписываться с вами, и она просит вас немедленно бросить горы, в которых вы укрывались, оставит все ваши безумства и поспешить к ней в Тобозо, если только вам не представится какое-нибудь важное дело... Она очень смеялась, когда узнала, что вы назвались рыцарем "Печального Образа". Я спросил ее, приходил ли к ней на поклон бискаец. Она отвечала, что приходил и что он ей очень понравился своей ловкостью и вежливостью. Спросил я и про каторжников, но их она, благодаря Бога, еще не видала.

- А что она подарила тебе на прощанье за приятные вести, которые ты ей принес? Обыкновенно дамы странствующих рыцарей вознаграждают в таких случаях их послов драгоценными перстнями.

- Это прекрасный обычай, похвалил Санчо. - Но, должно-быть, в настоящее время его уже не исполняют, потому что госпожа Дульцинея дала мне только кусок черного хлеба да овечьяго сыра. Впрочем, она велела доложить вашей милости, чтобы вы, когда сделаетесь королем, не забыли обещания, которое вы дали мне насчет...

- Не забуду, не забуду, будь покоен... Странно!.. Она такая щедрая и не пожаловала тебе алмазного перстня... Должно-быть, у нея не было под руками... Но ты не безпокойся, мой друг, - твое не уйдет от тебя... Но как это ты ухитрился так быстро съездить взад и вперед? Не по воздуху же ты несся? Ведь до владений несравненной Дульцинеи от гор, которые мы сегодня покинули, не менее тридцати миль, а ты пробыл в пути не более двух суток, да и то неполных. Я уверен, что покровительствующий мне волшебник, без которого не может существовать ни один странствующий рыцарь, незаметным образом придал Россинанту крылья, чтобы я не томился долгим ожиданием... Я знаю случаи, когда волшебники-покровителя переносили спящих рыцарей в несколько часов с одного конца земли на другой. Этим и объясняется, почему рыцари, отдаленные друг от друга громадными пространствами, вдруг появлялись один к другому на помощь, когда никто не мог этого ожидать. Так, например, один рыцарь находился в Армении, где ему пришлось бороться со страшным чудовищем, угрожавшим поглотить его живьем, как вдруг принесся к нему на помощь в огненной колеснице или на черной туче - не помню хорошенько - его друг, который жил в Англии. Этот друг, разумеется, и выручил его из беды; а потом снова полетел в Англию, где у него тоже было какое-то важное дело. Волшебники вообще люди мудрые, сведущие в науках, и что захотят, то и сделают. Ведь Россинанть скакал очень быстро, не правда ли?

- Так шибко, ваша милость, что я даже диву дался. Мне кажется, ни один цыганский мул с ртутью в ушах {Намек на обыкновение испанских цыган власть мулам в уши ртуть, чтобы придать им большую быстроту бега.} не может бежать так скоро.

- Ну, еще бы, когда у него к ногам были привязаны невидимые крылья!.. Но что же мне теперь делать, Санчо? С одной стороны, меня зовет к себе моя дама, ослушаться которой я не имею права, да и не желаю; а с другой - я дал слово принцессе, что не предприму ничего, пока не помогу ей; нарушать своего слова я тоже не имею права, как странствующий рыцарь. Я отлично понимаю, что сначала следует исполнить принятое на себя обязательство, а потом уже думать и об удовольствии; но это иной раз бывает очень трудно... Как бы мне устроить, чтобы и даму свою повидать и обещания не нарушить? Я все время думаю об этом и пришел к заключению, что мне все-таки сначала следует отрубит великану Пандафиландо Косоглазому голову и утвердит принцессу на принадлежащем ей троне, а затем уж поспешить к лучезарной звезд моей жизни. Надеюсь, она простит мне мое невольное промедление, когда узнает, что я в её честь и славу совершил лишний подвиг. Нужно тебе гнать, Санчо: все, что я делал, делаю и буду делать славного и великого, - должно приносить честь не мне, а Дульцинее.

- Эх, ваша милость, опять вы заладили свое! - с досадой вскричал Санчо. - С какой стати вам задаром ездить на тот край света и отказываться от королевства, которое, как я cлышал, в десять раз больше нашей Испании и так богато, что в нем золото и алмазы валяются на улицах, как у нас булыжники? Не вам бы говорить, ваша милость, и не мне бы слушать! Просто стыдно делается за вас, какие вы все несообразности придумываете... Послушайтесь моего доброго совета: обвенчайтесь-ка с принцессою в первой попавшейся деревне, где окажется священник... А то - чего еще лучше - просите нашего господина лиценциата повенчать вас... Я уж, слава Богу, в таких летах, что имею право давать советы, и за тот совет, который я вам сейчас даю, всякий другой сказал бы мне спасибо, а не стал бы ломаться по-вашему. Разве вашей милости не известно, что лучше воробей в руке, чем синица в небе?

- Я хорошо понимаю, что твой совет клонится только к тому, чтобы я сделался королем и дал тебе обещанное вознаграждение. Но ты хлопочешь совсем напрасно, мой друг. Мне вовсе не нужно изменять даме своего сердца, чтобы исполнить свое обещание относительно тебя: есть средство более простое и честное...

- Что же это за средство? - с любопытством спросил Санчо.

- Очень простое. Перед началом битвы с великаном я на случай своей победы - в которой я нисколько не сомневаюсь - выговорю себе в вознаграждение известную часть Микоминского королевства. Как ты думаешь, что я сделаю с этой частью?

- Само собою - отдадите ее мне... Это, конечно, было бы недурно, но я боюсь только, как бы вас не обставили: дело-то вы сделаете, а получить ничего не получите. Ведь в этом Микомиконе, кажется, все одни нехристи, кроме самой принцессы, которая, сразу видно, настоящая христианка... Ну, да ладно, попробуйте и так, - может-быть и удастся. Вы только, пожалуйста, выберите мне кусок королевства побольше и притом такой, чтобы он лежал возле самого моря, так чтобы я, если мне не понравится в этой эфиопской стране, мог без хлопот сесть на корабль со всеми своими рабами, которые у меня там будут, и возвратиться на родину... Значит, вы уж отложите пока свидание с Дульцинеей, а отправляйтесь прямо в Микомикон. Чем скорее отрубите этому косоглазому великану голову и устроите все дело, тем лучше, а то, признаться, уж надоело без толку болтаться по горам и больших дорогам, не видя никакого удовольствия.

чем мы сейчас с тобой говорили. Дульцинея - дама очень щекотливая и скромная; она может обидеться, когда узнает, что её тайна известна всем.

- Зачем же вы тогда постоянно посылаете к ней всех побежденных вами? Ведь этим вы прямо выдаете свой секрет всякому встречному и поперечному. А что касается щекотки, то она её не боится...

- Ах, как ты глуп, Санчо! - воскликнул Дон-Кихот. - Пойми ты, что каждая дама может иметь несколько рыцарей; но это вовсе не значит, чтобы все они пользовались её благосклонностью. В награду за свои подвиги, совершонные в честь её, им остается сознание, что они достойны служить ей и увеличивать её славу.

- Это, значит, выходит в роде того, что добро, как говорят проповедники, следует делать не ради награды на небесах и воздерживаться от зла не ради страха наказания в аду, но творить первое и избегать второго без всяких расчетов. По-моему, очень хорошо сказано, по не интересно.

- Ты иной раз разсуждаешь так, Санчо, точно был в саламанском университете, - заметил Дон-Кихот.

- Разум то, ваша милость, не в университетах дается, а от Бога, - наставительно сказал Санчо. - Кабы я знал хоть немного грамоте, я бы всякого студента за пояс заткнул.

В это время сенор Николас крикнул издали, что принцесса желает сделать привал у источника, который преграждал путь, и просить господина рыцаря с его оруженосцем присоединиться к ней и её спутникам. Санчо был очень рад окончанию или хотя перерыву допроса, который становился ему уже в тягость, потому что начинал бояться, как бы окончательно не завраться.

Все общество собралось у источника и расположилось на отдых. К счастью, священник имел с собой провизию, которою и поделился со своими спутниками. В это время вблизи проходил какой-то ободранный и босоногий мальчик. Увидев Дон-Кихота, он подбежал к нему, обхватил его колена и со слезами сказал:

- Сенор, разве вы не узнаете меня? Я тот самый мальчик, которого вы раз спасли от побоев хозяина, привязавшого меня к дереву в лесу... Меня зовут Андреасом.

Дон-Кихот взял мальчика за руку и, представив его обществу, торжественно проговорил:

- Для того, чтобы вы знали, господа, какую громадную пользу приносят странствующие рыцари, храбро борясь с царствующим в мире злом, позвольте мне рассказать вам историю моего знакомства с этим мальчиком. Несколько времени тому назад я ехал по лесу, наслаждаясь его торжественным безмолвием. Вдруг до моего слуха донеслись крики и стоны. Я тотчас поспешил по тому направлению, откуда они доносились. Я сразу понял, что кому-то нужна моя помощь, подавать которую предписывает мне не только долг странствующого рыцаря, но и врожденное человеколюбие. Я нашел этого мальчика в самом плачевном положении. Это он сам может подтвердить вам. Он был привязан к дубу, и человек свирепого вида раздирал его обнаженную спину ударами ремня. Я спросил этого человека, за что он так бьет мальчика. Тот ответил, что мальчик находится у него в услужении и наказывается им за небрежное отношение к своим обязанностям, происходящее будто бы от его непомерной лени. Но мальчик заявил, что его бьют за то, что он требует своего жалованья. Хозяин его начал было приводить мне что-то в свое оправдание, но его объяснения показались мне неудовлетворительными и я приказал ему отвязать мальчика от дерева и немедленно отдать ему жалованье до последняго мараведиса. Ведь, кажется, все происходило так, мой друг? - обратился рыцарь к мальчику. - Помнишь, как властно я обратился к твоему хозяину и с каким подобострастием он поспешил исполнить мои приказания?.. Отвечай, не скрывая ничего, чтобы эти господа узнали действительное значение и пользу странствующого рыцарства.

- Все, что вы рассказали, верно, - ответил Андреас. - Но лучше бы вы за меня не заступались, потому что после вашего отъезда вышло еще хуже.

- Как так?! - воскликнул Дон-Кихот. - Разве твой хозяин не заплатил тебе?

милость и так ловко передразнивал вас, что я бы непременно все животики надорвал, если бы в это время били не меня, а кого другого. Отделал он меня так, что я едва остался жив, и ему уже пришлось вести меня в монастырскую больницу, где я до сих пор и провалялся. Я думал, что уж более не встану. Однако с Божией помощью я кое-как поправился и сегодня выпущен из больницы... Вот чем я обязан вам, господин странствующий рыцарь. Не вмешайся вы не в свое дело, хозяин влепил бы мне десятка два горячих, а потом и заплатил бы все, что мне следовало. А когда вы явились и наговорили ему разных неприятностей из-за меня, он взбесился, да и ну срывать на мне все свое зло, потому что с вами он не мог справиться... Я весь век буду помнить эту взбучку!

- Все зло в том, что я удалился слишком скоро, - сказал Дон-Кихот. - Мне следовало заставить твоего хозяина расплатиться с тобою при мне; я напрасно поверил ему на слово... Но ты помнишь, Андреас, как я угрожал ему, что отыщу его хоть на дне морском и задушу собственными руками, как только узнаю, что он не сдержал своего обещания?

- Вы что-то много ему угрожали, да толку-то из этого никакого не вышло, - ответил мальчик.

- А вот ты сейчас увидишь, какой выйдет толк, сын мой, - проговорил Дон-Кихот, порывисто поднимаясь со своего места. - Санчо, - обратился он к своему оруженосцу, - оседлай мне скорее коня!

- Что вы хотите предпринять, господин рыцарь? - спросила Доротея.

- Извините, господин рыцарь, - смело возразила Доротея: - воспрепятствовать этому могу я, потому что вы поклялись мне не предпринимать ничего, пока не окончите моего дела. Прошу вас сдержать ваш справедливый гнев на хозяина этого мальчика до тех пор, пока вы не водворите меня на троне моих предков.

- Вы правы, принцесса, - сказал Дон-Кихот с видимым смущением. - Простите, что я забыл на минуту свое обязательство относительно вас... Андреасу придется потерпеть немного. Но клянусь потом сейчас же отомстить за него и заставить того жестокосердого человека сполна удовлетворить его справедливые требования!

Тогда я помолюсь не только за вас, но и за всех странствующих рыцарей, чтобы они помогали самим себе так же хорошо, как вы тогда помогли мне.

- На вот тебе, мальчик, - произнес Санчо, давая ему хлеба и сыра. - Хорошо, что ты попал к нам в добрый час, когда нам есть чем поделиться, а то бывает так, что нам и самим нечего есть, и мы живем однеми надеждами на будущее. Жизнь странствующих рыцарей тоже далеко не из сладких, паренек!.. Слов-то у нас на языке сколько хочешь, а толка, брать, немного.

- А вы, господин рыцарь, - сказал он ему, - пожалуйста, никогда более не заступайтесь за меня, если бы даже видели, что меня разрывают на куски. Это все-таки будет лучше того, что вы навлечете на меня своим непрошенным заступничеством... Прощайте! Пошли вам Господи поскорее такой же трепки, какую пришлось вытерпеть из-за вас мне!

Дон-Кихот, весь красный от негодования, хотел было отодрать дерзкого мальчишку за уши; но тот пустился бежать со всех ног с такою скоростью, что его трудно было бы догнать даже на Россинанте, и рыцарь, скрепя сердце, должен был оставить свое намерение. Однако гнев его был так силен, что все молчали, боясь неосторожным словом подлить, как говорится, масла в огонь.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница