Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая).
Глава XII, о томъ, что разсказалъ новый пастухъ.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1904
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая). Глава XII, о томъ, что разсказалъ новый пастухъ. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XII,
о том, что рассказал новый пастух.

Между тем к располагавшимся на ночлег присоединился еще один пастух, по имени Педро, который ходил в ближайшую деревню за провизией.

- Братцы, - сказал он, - знаете ли вы, что случилось?

- Откуда же мы можем знать, когда мы находимся целый день здесь? - отозвался один из прежних пастухов.

- Так слушайте же. Сегодня утром умер студент Хризостом. Говорят, будто его извела любовь в этой колдунье Марселле, дочери Гильома Богатого, которая бродит вокруг наших пастбищ, одетая в платье пастушки.

- Да неужели?! - воскликнул один из слушателей.

- Уверяю тебя, - ответил Педро. - Всего удивительнее то, что в своей духовной Хризостом завещал похоронит его среди чистого поля, у той самой скалы, где находится источник, потому что он там в первый раз увидал Марселлу. Кроме того, он просил еще о многом другом, чего наши старики не хотят исполнит, так как это выйдет уж совсем не по-христиански. Друг же покойного, Амброзио, настаивает, чтобы все было сделано в точности, как сказано в духовной Хризостома. Пошли споры, и вся наша деревня взбудоражилась, точно и Бог весть какая беда случилась. Идет слух, что Амброзио и остальные друзья Хризостома возьмут верх. Завтра будут похороны, говорят, очень пышные, и, наверное, на том самом месте, которое бедный студент сам выбрал для себя. Я непременно пойду смотреть, потому что это будет очень интересно.

- И мы пойдем! - крикнул Антонио. - Надо только бросить жребий, кому остаться стеречь стадо.

- Ну, и спасибо тебе! - хором проговорили остальные пастухи.

- Это уж вы лучше поблагодарите мою занозу, которая так кстати впилась в мою ногу, - пошутил старик.

Дон-Кихот пожелал узнать подробности о студенте Хризостоме, и Педро рассказал ему, что он был сыном богатого гидальго, жившого в окрестных горах, недавно кончил курс в Саламанке и возвратился домой очень ученым.

- Уверяют, - продолжал Педро, - что будто покойник хорошо знал, что делают на небе не только звезды, но даже солнце и луна. Это видно из того, что он всегда верно предсказывал все помрачения...

затмения,-- поправил Дон-Кихот.

- Ну, это все равно... Точно так же он умел угадывать, какой год должен быть плодородным и какой безплодородным.

- Неплодородным, -

- И это совершенно одно и то же, - возразил Педро. - Главное дело в том, что все друзья и родные Хризостома сделались бы богачами, если бы слушались его советов. В одном году он говорил, что нужно сеять ячмень, а не пшеницу; а в другом - советовал сеять горох, а не ячмень. В прошедшем году он предсказал, что будет много олив, а потом три года под ряд их совсем не уродится, и, действительно, в прошлом году некуда было девать оливы, - столько их народилось; а в нынешнем их совсем нет, да, наверное, не будет и еще два.

- Наука, по которой все это узнается, называется заметил Дон-Кихот.

- Может-быть. Хризостом знал, как она прозывается; он, кроме того, знал и еще очень многое... И знаете ли, не успел он еще износить своего студенческого плаща, который он привез с собой из Саламанки, как вдруг променял его на наш пастуший кафтан, и в таком наряде, с посохом в руке, стал ходить по окрестностям, вместе со своим другом Амброзио, тоже переряженным пастухом. Он нам и песни разные сочинял и рождественския представления писал для наших подростков, и гораздо лучше старых, разыгрывавшихся прежде на святках... Много мы дивились над тем, что ему вздумалось из господина превратиться в простого пастуха. Отец его умер и оставил ему большое наследство деньгами, землями и стадами. Всем этим богатством он мог располагать как ему вздумается, и делал много добра. Скоро мы узнали, что ему полюбилась Марселла, дочь богатого крестьянина. Ради нея-то он и притворился пастухом, думая, что она настоящая пастушка, между тем как и она только была переряженная... И что за отчаянная девушка эта самая Марселла! Проживи вы хоть столько лет, сколько прожила Сарна, жена Авраама, и то не услышите никогда о второй такой бедовой девушке...

- Сарра, а не Сарна, - в третий раз поправил наш рыцарь, не любивший искажения слов.

- Но, друг мой, между Сарной и Саррой громадная разница. Ведь раз тебя зовут Педро, то, я думаю, ты не откликался бы, если бы кто вздумал звать тебя, например, Патро...

- Эх, господин рыцарь, какой вы придирчивый, не в обиду вам будь сказано!.. Так вот, надо вам сказать, что в нашей деревне жил крестьянин Гильом, человек очень богатый и скупой. Жена его умерла при первых же родах, оставив ему дочку, эту самую Марселлу, о которой идет речь. Удивительная женщина была покойница! Вся она казалась словно сотканною из лучей солнца и луны, - нежная такая, хрупкая, субтильная. И все-то она улыбалась, каждому, бывало, скажет ласковое слово и в нужде поможет, само собою, потихоньку от мужа. Я думаю, за её доброту Господь так рано и взял ее к Себе... Недолго прожил после нея и Гильом, потому что страшно ее любил и все тосковал по ней. Марселла осталась сиротою и богатою наследницею на руках у своего опекуна, нашего священника. Чем старше она становилась, тем все более стала напоминать свою мать; а когда ей минуло пятнадцать лет, то она сделалась еще лучше матери. Кто постарше, любовался на нее как на чудо Господне; а молодежь - так та вся поголовно сходила по ней с ума. Опекун пригласил к ней нескольких учительниц, чтобы обучить ее как можно лучше, и ни на шаг не выпускал из дому без провожатых. Само собою разумеется, что от женихов ей отбоя не было, даже из благородных и важных фамилий; да оно и правда: кому не лестно получить в жены писаную красавицу, вдобавок еще богатую и ученую! Священник не прочь был пристроить ее, но только не хотел делать этого против её воли... Ее подумайте, ваша милость, что он потому только торопился выдать Марселлу замуж, чтобы воспользоваться её богатством, - нет, этого никто о нем не скажет... Такого хорошого человека, как он, не скоро сыщешь. О многих говорят худо, но о нашем священнике я никогда ни от кого не слыхал ни одного дурного слова.

- Да, это много значить, - сказал Дон-Кихот. - Таких людей, о которых совсем не говорят дурного, очень мало... Продолжай, однако, любезный Педро. Ты так интересно рассказываешь, что я охотно слушаю тебя.

от себя счастья. Она все твердила, что молода и не умеет еще распоряжаться хозяйством. Как я уже говорил, священник, который был её законным опекуном, не понуждал ее. Он и всегда был против того, когда родители или воспитатели насильно заставляли молодых людей жениться, а девушек выходить замуж. Марселле и было это на руку, она радовалась, что ей дают полную волю. В один прекрасный день она взяла переоделась пастушкой и пошла в поле пасти стадо, вот тут, неподалеку от нас. С этих пор во всем нашем околотке не было, кажется, ни одного холостого мужчины, какого бы он ни был звания и состояния, который тоже не сделался бы пастухом, чтобы воспользоваться случаем увиваться вокруг Марселлы. Увидал ее как-то Хризостом и, не зная кто она такая, тоже вздумал разыгрывать пастуха. Вела она себя хорошо: со всеми была одинаково приветлива и никому не оказывала предпочтения, а тех, которые были уж слишком нахальны, она спроважила так ловко, что они больше и не показывались к ней, даже свою пастушескую одежду навсегда забрасывали в дальний угол. Но все, кто ее видел, продолжают страдать по ней, после нея на других девушек и глядеть не хотят. А Марселла знай себе посмеивается и ни на кого не обращает внимания. Если бы вы пробыли здесь несколько дней, то убедились бы сами, сколько зла она наделала своею красотой и жестокостью. Из-за нея льются реки слез и крови; из-за нея никому нет покоя: один сходит с ума, другой топится, третий умирает с разбитым сердцем; некоторые мучаются над сочинением стихов, которые могли бы ей понравиться, или еще над чем-нибудь, чтобы доказать неумолимой красавице свою любовь. Во всех окрестных лесах не найдется почти ни одного дерева, на котором не было бы вырезано имени Марселлы с коронкой наверху, в знак того, что она пригнана царицей красоты. Остальные девушки готовы бы от зависти и ревности растерзать ее на мелкие кусочки, но боятся мести её поклонников и отводят душу только тем, что называют ее колдуньей. Вышла бы она замуж, все сразу и успокоились бы; но, как слышно, она до сих пор и не думает об этом. Неужели она никогда никого не полюбит? По моему мнению, этого быть не может: не каменная же она в самом деле! Любопытно знать, кого она изберет... Ну, живы будем - увидим, а умрем, так нам не до нея будет... Жаль только очень Хризостома: такой был славный человек и вдруг погиб из-за этой девчонки!.. Не пожелаете ли и вы, господин рыцарь, взглянут на его похороны? Если разрешат зарыть его там, где он просил, то это не далеко отсюда. Мы бы вас проводили туда.

- Хорошо, я проеду туда, - сказал Дон-Кихот. - Благодарю тебя за удовольствие, которое ты мне доставил своим рассказом.

- Очень рад, что доставил удовольствие вашей милости, - проговорил рассказчик. - Есть люди, которые знают еще больше про Марселлу. Завтра, наверное, встретим их на похоронах Хризостома. Я укажу вам кого-нибудь из пастухов с её пастбища, и вы разспросите его... Теперь не худо бы вашей милости лечь где-нибудь в закрытом месте, потому что раны не любят сырости... Ну, да, впрочем, с нашим лекарством вам бояться нечего: от него живо затянет рану.

Санчо, втихомолку посылавший ко всем чертям болтливого Педро, не дававшого ему спать, чуть не силком втащил Дон-Кихота в один из шалашей, где ему устроили на полу мягкую постель из шкур. Возбужденный рассказом о Марселле, рыцарь почти всю ночь промечтал о своей Дульцинее, между тем как его оруженосец спал как убитый, свернувшись в клубок под навесом, где были привязаны Россинант и осел.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница