Дон Кихот Ламанчский.
Глава IV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон Кихот Ламанчский. Глава IV (старая орфография)

ГЛАВА IV.

РАЗГОВОР МЕЖДУ ДОН КИХОТОМ И САНЧО ПАНСОЮ. - ПРИБЫТИЕ ИХ К ПАСТУХАМ И ПРЕБЫВАНИЕ У НИХ.

Санчо, едва избавившись из рук служителей бенедиктинских монахов, оставался свидетелем сражения, моля Бога за Дон Кихота. После победы, видя его готового сесть на коня, он бросился перед ним на колена и сказал:

-- Господин мой! если вам угодно будет отдать мне завоеванный вами ныне остров, то я берусь управлять им не хуже всякого другого.

-- Друг Санчо, - отвечал Дон Кихот, - доныне у нас не было приключений, за которые достаются острова, это были простые поединки, от которых все выгоды часто ограничиваются тем, что возвращаешься домой с разбитою головою или с отрубленным ухом. Потерпи немного; при другом случае ты получишь обещанное владение.

Санчо усердно поблагодарил его, вновь поцеловал его руку и, пособив ему сесть на Росинанту, последовал за ним рысью на осле своем. Проехав небольшое пространство, наш герой своротил с большой дороги и въехал в лес.

-- Милостивый государь, - сказал ему оруженосец: - я думаю, что не худо будет нам удалиться в какое-нибудь безопасное место, Вы оставили в весьма жалком положении того бедняка, с которым сражались, и если начальство об этом узнает, то нас могут взять и посадить в тюрьму, и много воды утечет, пока нас освободят.

-- Молчи, возразил Дон Кихот: - где ты видел, чтобы странствующого рыцаря осмелились отдать под суд? Не бойся ничего, любезнеший; если бы сама Санта-Германдада {Конная земская полиция в Испании.} явилась пред нами, то и она попалась бы ко мне в плен. Но скажи мне, находил-ли ты когда-нибудь в читанных тобою книгах рыцаря храбрее меня?

Правду сказать, - отвечал Санчо: - я никогда не читал ничего подобного, потому что вовсе не обучен грамоте. Но, милостивый государь, не перевязать-ли вам уха? Из него течет множество крови, и я, по счастию, везу с собою в мешке корпию и белую мазь.

-- Как бы мы обошлись без вбей этой дряни, если бы я не позабыл приготовить маленькую скляночку магического бальзама.

-- Что же это за лекарство?

-- С этим бальзамом, которого рецепт мне известен, можно пренебрегать всевозможными ранами и даже самою смертью. Когда я его приготовлю, друг Санчо, и отдам тебе на сохранение, тогда, если в каком-нибудь сражении ты увидишь меня разрубленного пополам, тебе только будет стоить поднять часть моего туловища, упавшую на землю, и приложить к другой, прежде чем застынет кровь, стараясь как можно лучше их приладить; после того ты должен дать мне выпить несколько капель этого бальзама, и я тотчас же оживу и буду цел и невредим по-прежнему.

-- О! если это правда, то я сей же час отказываюсь от управления островом и вместо всякого награждения прошу у вас только рецепта этого бальзама. Я твердо уверен, что могу продавать его по три реала за унцию, а этого для меня достаточно будет для пропитания во всю жизнь. Но, сударь, не дорого-ли обходится приготовление вашего бальзама?

-- На три реала можно приготовить более шести бутылей.

-- Разскажите-ка мне рецепт теперь, чтоб мы могли сделать две или три бутыли этого бальзама.

-- Этот, секрет еще не значит ничего; современем узнаешь гораздо важнейшие. Теперь перевяжи мне ухо; боль очень сильна, как я ни креплюсь.

Санчо вынул из мешка мазь и корпию; но когда Дон Кихот увидел, что шлем его разрублен, он едва не лишился остального разсудка. Он начал молоть тысячи глупостей и клялся истребить всех рыцарей, которые будут попадаться ему навстречу, до тех пор, пока не приобретет себе каски, столь же крепкой и столь же драгоценной, как та, которой теперь лишился.

Наконец Санчо его несколько успокоил.

-- Друг, - сказал ему тогда Дон Кихот: - посмотри-ка, нет-ли у тебя в мешке чего-нибудь съестного, в ожидании того, что мы приедем на ночлег в какой-нибудь замок и приготовим бальзам? Правду сказать, ухо у меня таки побаливает.

-- У меня есть с собою, признаться, несколько кусков хлеба, луковица и сыр; но не смею предложить такого грубого кушанья храброму рыцарю.

-- Друг, ты худо знаешь меня. Знай же, что странствующие рыцари садятся за стол только на великолепных пиршествах у царей. Во все остальное время они питаются одними размышлениями. Но так как под конец все же для них бывает неоходима какая-нибудь вещественная пища, то должно полагать, что в лесах и пустынях, чрез которые они проезжают, не встречаются повара, и пища их состоит из каких-нибудь простых яств, подобных тем, которые ты мне предлагаешь. Итак, не будем умничать, а лучше последуем их примеру.

-- В таком случае, сударь, я набью мешок припасами по правилам рыцарства: для вас приготовлю сухих плодов, а для себя, как для простого оруженосца, чего-нибудь посытнее.

-- Слава Богу! Как я рад, что вы знаете эти травы, потому что я имею предчувствие, что оне когда-нибудь нам понадобятся.

Разговаривая таким образом, наши искатели приключений подкрепляли себя скудным ужином. Желание найти место отдыха до наступления ночи заставило их поспешить; однако, не смотря на их поспешность, позднее время заставило их искать убежища в пастушьих хижинах, замеченных ими по близости. И на этот раз еще они принуждены были обойтись без ночлега в замке.

Пастухи приняли нашего героя радушно. Санчо, проворно разседлав Росинанту и осла, прибежал на запах жареной козлятины. Добрый оруженосец бросал на жаркое жадные взгляды и ждал с нетерпением, чтоб пастухи сняли мясо с огня и положили на кожу, разостланную на земле, вместо скатерти. Когда этот сельский ужин был готов, все шестеро добрых пастухов дружески пригласили гостей своих сесть вместе с ними. Из уважения к Дон Кихоту и для доставления ему почетного места, они опрокинули корыто, и посадили на него нашего героя. Санчо стал позади его, готовый подавать ему пить в большой роговой чаше. Рыцарь, видя его в этом положении, сказал ему: чтобы тебе показать, о Санчо, сколько превосходных качеств заключает в себе рыцарство, и как все, имеющие какое-либо сношение с ним, близки к почестям, хочу, чтобы ты сел рядом со мною, чтобы ты считался за одно с твоим барином, ел и пил вместе с ним.

-- Благодарю вашу милость, - отвечал Санчо: - но лишь бы только вы не нуждались ни в чем, а мне гораздо приятнее есть одному, стоя, чем сидя подле такого знаменитого лица; скажу вам откровенно: я с большею охотою буду есть кусок черного хлеба с луком, сидя в углу, без церемонии и принуждения, чем жареную индейку за богатым столом, где должно жевать потихоньку, пить понемногу, отирать губы, и не должно осмелиться, кашлянуть или чихнуть, как бы то ни хотелось.

Пастухи, не понимавшие ничего из этого разговора, слушали в молчании, кушая и смотря на своих гостей, которые иногда глотали куски мяса величиною с кулак. Когда мясо было съедено, его заменили сыром, крепким, как кирпич, и множеством орехов. В продолжение ужина, большая роговая чаша ходила по рукам, так что под конец из двух козьих мехов с вином остался только один.

Дон Кихот, достаточно насытясь, взял горсть орехов и, разсматривая их внимательно, воскликнул:

-- Счастлив был тот век, который наши отцы назвали золотым, не оттого, что золото, кумир нашего железного века, было тогда изобильнее, и не оттого, что его извлекали тогда с меньшим трудом, из недр земли, но только оттого, что тогда не знали двух пагубных слов: твое и мое, и источников служила им здоровым питьем. Трудолюбивые пчелы в изобилии приносили им сладкий мед, добываемый из цветов. Простыми шалашами заменялись дома и дворцы. Мир и дружба господствовали-в свете. Никто не думал прибегать к обману: ложь была неизвестна. Правосудие, всегда с повязкою на глазах, не знало ни пристрастия, ни корысти. Эти два чудовища порождены следовавшими затем веками и, влив острый яд в сердца людей, задушили природную справедливость. Теперь добродетель, повсюду преследуемая, нигде не находит убежища. Преступление не потупляет глаз и господствует повсюду. Потому-то, для противопоставления оплота ужасным успехам порока и для защиты невинности, скоро принуждены были учредить странствующее рыцарство, которое одно доставляет некоторую защиту вдовам, некоторую подпору сиротам. Я принадлежу к этому сословию, мои добрые друзья, и прошу вас принять усерднейшую мою благодарность за добрый и ласковый прием, который оказали мне и оруженосцу моему.

Горсть простых орехов напомнила нашему рыцарю золотой век и доставила случай пастухам услышать прекрасную речь, без которой они бы и обошлись, потому что не поняли ничего. Санчо молчал, но не терял времени попустому: он безпрерывно грыз орехи с сыром, не забывая в то же время заглядывать во второй мех с вином, который повесили вблизи, на дереве, чтобы придать вину прохлады.

Дон Кихот, кончив свою речь, хотел уже начать другую, как вдруг Санчо, которому более хотелось спать, нежели слушать, воспротивился тому.

-- Ваша милость забыли, - сказал он ему, - что эти добрые люди работали весь день и теперь нуждаются в отдохновении.

-- Согласен, - возразил герой: - но ступай спать, если хочешь; люди моего звания бодрствуют всегда. Прежде сна перевяжи мне ухо.

Один из пастухов осмотрел рану и уверил Дон Кихота, что посредством того лекарства, которое они ему дадут, он скоро излечится. И в самом деле, он принес несколько листьев розмарина, пережевал их, сделал с солью род пластыря и приложил к ране; вскоре боль прекратилась. После того Дон Кихот удалился в одну из хижин на ночлег, а оруженосец его, улегшись на соломе между ослом и Росинантой, растянулся во всю длину свою и заснул, как человек утомленный, а вместе с тем и сытый.