Дон Кихот Ламанчский.
Глава VI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон Кихот Ламанчский. Глава VI (старая орфография)

ГЛАВА VI

СТРАННОЕ СРАЖЕНИЕ С ДВУМЯ СТАДАМИ ОВЕЦ. - УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ. - ВОДЯНЫЕ МЕЛЬНИЦЫ.

Санчо прискакал к своему господину до того ослабленный и измученный, что едва мог погонять осла. Дон Кихот хотел утешить его, уверяя, что все эти приключения были очарованные, но напрасно: упрямый оруженосец отвечал на его доводы исчислением обид, им претерпенных, повторяя при каждом слове, что гораздо благоразумнее будет возвратиться домой, в деревню. В продолжение этих разговоров, сильно возбуждавших негодование нашего героя, они отъехали довольно далеко от гостиницы, как вдруг Дон Кихот приметил в отдалении густое облако пыли.

-- Друг мой, - воскликнул он: - вот день, в который мое мужество приобретет безсмертную славу! Видишь ли ты вдали эту пыль? Это идет безчисленное войско, составленное из всех народов мира.

-- Поэтому их должно быть здесь два, потому что вот и с другой стороны видно такое-же облако пыли.

-- Твоя правда, это две великия армии, которые идут одна против другой.

Это были два стада овец, которые шли с двух противоположных сторон и поднимали вокруг себя столь густую пыль, что издалека нельзя было ничего различить.

Однакож Дон Кихот с такою уверенностию утверждал, что это воины, что Санчо наконец поверил.

-- Поднимемся на этот холм, - воскликнул герой: - я хочу, прежде чем начнется сражение, объяснить тебе, в чем дело. Эта армия, которую ты видишь налево от нас, принадлежит великому Алифанфарону; другая, идущая с правой стороны, есть армия сильного противника его, короля Пентаполина. Алифанфарон - мусульманин и хочет принудить Пентаполина, истинного христианина, принять его веру. Поэтому и намерен я сражаться в рядах сего последняго.

-- Что вы мне тут рассказываете о ваших Алифанфаронах и Пентаполинах? Я не вижу тут и тени человеческой...

-- Как, разве ты не слышишь ржания коней, грома барабанов и литавр, не слышишь звука труб?

-- Провались я сквозь землю, если слышу что иное, кроме блеяния овец!...

-- Страх помрачает твои чувства. Ступай прочь, если боишься; меня одного достаточно, чтобы склонить победу на ту сторону, где будет действовать моя рука.

При этих словах он пришпоривает Росинанту и с опущенным копьем бросается, как молния, с холма в поле. Санчо, уже ясно различавший стадо овец, напрасно кричал ему:

-- Воротитесь, господин Дон Кихот, воротитесь, пожалуйста! Тут нет ни рыцарей, ни гигантов. Неужели вы намерены перебить баранов? А чем потом заплатите за них? Что за сумашествие! Попал же я в беду!

Дон Кихот ничего не слышал и, продолжая скакать, кричал:

-- Ободритесь, рыцари, сражающиеся под знаменами храброго Пентаполина! Последуйте за мною все - и я скоро отомщу свирепому Алифанфарону!

В то-же время, он бросается в средину стада овец и колет их со всех сторон с чрезвычайною яростью; пастухи прибегают и начинают бросать в него камнями из пращей. Наш герой не обращает на это внимания и продолжает устилать землю трупами овец, восклицая;

В эту минуту, один из камней, во множестве летавших вокруг него, попал ему в бок и перешиб два ребра. Он счел себя убитым, или, по крайней мере, опасно раненым, и тотчас-же схватился за флягу с жизненным бальзамом. Но в ту минуту, как он ее подносил к губам, другой камень разбил флягу, вышиб ему два или три зуба и раздавил почти все пальцы. От боли он скатился с лошади. Пастухи, испугавшись, полагая, что убили его, поспешили собрать заколотых им семь или восемь овец и удалились как можно скорее. Санчо, оставшись на холму, созерцал подвиги своего господина и рвал себе бороду, проклиная час, в который связался с таким безумцем. Но, видя, что Дон Кихот лежит на земле, а пастухи ушли, он подбегает к нему:

-- Что! господин Дон Кихот, - сказал он ему: - не предупреждал ли я вас, что эти две армии не что иное, как стадо баранов?

-- Увы! отвечал наш герой: - вот каким образом злобный волшебник, преследующий меня, изменяет все дела по своему произволу. Завидуя славе, которую я мог приобресть, он превратил неприятельския полчища в баранов! Но подойди ко мне, Санчо, и перевяжи мои раны.

Санчо поспешно побежал к своему ослу за мешком, в котором лежали бинты и корпия; но когда увидел, что забыл его в злополучной гостинице, едва не сошел с ума. Он снова начал проклинать своего господина и собственную свою глупость, что последовал за ним, и решился возвратиться в свою деревню, отказываясь от обладания островом, за который должен платить такою дорогою ценою.

Дон Кихот начал его утешать.

-- Друг мой, - сказал он ему: - потерпи еще немного. Зло имеет свои пределы, равно как и добро; не всегда же находиться в крайности! В беде именно и должно ожидать благоприятного времени.

-- Клянусь вам, отвечал Санчо: - мне кажется, что вам лучше бы быть проповедником, нежели странствующим рыцарем. Между тем знаете ли, что мы без мешка, и должны позавтракать воздухом.

-- Провидение нас не покинет, и мы найдем пищу!

-- Лишь-бы только она не состояла из ваших трав. Признаюсь, мне был бы гораздо вкуснее малейший ломтик ситного хлеба с куском простого сыра...

-- Мы найдем, авось, что-нибудь и получше этого в конце нашего странствия. Но, друг мой, садись на осла и указывай мне дорогу; на этот раз даю тебе полную волю выбирать ночлег.

Они отправились в путь. Опечаленный Дон Кихот особенно горевал о потере зубов.

-- Рот без зубов, - говорил он: - есть, так сказать, мельница без жерновов.

Добрый оруженосец, стараясь развлечь его, завел с ним следующий разговор:

-- Милостивый государь, соблаговолите объяснить мне, кто таков был Мамбрен, о котором вы мне столько раз говорили?

-- Друг мой, это был мавр, обладавший очарованным шлемом. Этот шлем был завоеван Сакрипаном, ценою тысячи опасностей.

-- Видно, этот шлем весьма драгоценен!

-- Так драгоценен, что я поклялся сражаться до последней капли крови со всяким, у которого найду это сокровище, сражаться до тех пор, пока не отниму его.

В подобных разговорах они были захвачены ночью на большой дороге. Голод их мучил, а не было ни пищи, ни ночлега. Темень была ужасная. Вдруг они увидели, в некотором разстоянии, множество огоньков, казавшихся двигающимися звездами. Санчо едва не упал в обморок со страха, сам Дон Кихот смутился. Первый дернул недоуздок осла, а другой затянул поводья лошади. Между тем огоньки шли прямо на них, и чем ближе подходили, тем казались больше, яснее и многочисленнее. Санчо задрожал всем телом, у Дон Кихота волосы стали дыбом на голове; однако-жь, ободрившись, он воскликнул:

-- Друг мой, вот, без сомнения, ужаснейшее приключение, при котором я должен буду употребить всю мою храбрость.

Затем он сворачивает немного с дороги; Санчо следует за ним. Скоро обозначаются большие белые фигуры, один вид которых привел оруженосца в такой страх, что он щелкал зубами, дрожа как в лихорадке. Эти белые призраки, числом около двадцати, ехали верхом, держа в руках зажженные факелы, и бормотали какие-то слова тихим и могильным голосом; за ними следовали черные дроги, за которыми ехали шесть конников, покрытых черным крепом, начиная от шляпы до ног их лошаков.

Его господин также был не весьма спокоен; но ему помогли воспоминания из книг. Он вообразил себе, что на этих носилках лежит какой-нибудь рыцарь, изменнически убитый или раненый, и что он обязан за него отомстить. Поэтому он тотчас же берет копье на-перевес и, став посреди дороги, кричит поезду грозным голосом:

-- Остановитесь, кто бы вы ни были, и скажите мне, кто вы таковы, откуда и куда едете и что везете на этих дрогах? По всему кажется, что вы изменники.

-- Мы спешим, - отвечал один из всадников: - и не имеем времени удовлетворить вашему любопытству.

-- Нельзя ли быть поучтивее, - возразил Дон Кихот: - или приготовьтесь все к сражению со мною. - При этих словах он сильно дернул за узду лошака одного из белых всадников; пугливый лошак начал лягаться и свчлил своего седока. Герой наш бросился потом на одного из конников в трауре и свалил его на землю ударом копья. От него он перешел к третьему и действовал с таким проворством и силою, что, пораженные ужасом и удивлением, все эти бедняки, которые по ремеслу своему не должны быть храбрыми, обратились в бегство в разные стороны.

-- Победа! восклицает Дон Кихот.

-- Победа! повторяет Санчо, чрезвычайно удивленный смелостью и подвигом своего господина.

Первый упавший человек лежал еще под лошаком на земле, и факел горел подле него. Рыцарь приставил ему острие копья к горлу, приказывая сдаться.

-- Увы! я уже и без того сдался, - отвечал несчастный: - я не могу двигаться, боюсь, не переломлена ли у меня нога. Если вы христианин, не убивайте меня; вам будет грешно: я принадлежу к духовному званию.

-- Каким же случаем находитесь вы здесь, если вы действительно священник?

-- Тому виною злая судьба и, сверх того, моя обязанность. Я сопровождал с другими священниками тело одного старого дворянина, умершого в Баэсе и пожелавшого быть похороненным в Сеговии, своей родине.

-- А кто убил этого дворянина?

-- Никто как злая горячка.

-- В таком случае, я не обязан мстить за смерть его. Знайте же теперь, что имя мое Дон Кихот Ламанчский, что я странствующий рыцарь, и что моя обязанность приказывает мне ездить по свету и исправлять всякое зло.

-- Весьма желал бы, господин рыцарь, чтобы вы могли исправить мою ногу.

-- Что сделано, тому уже не поможешь. Да для чего же вы ездите ночью в этих длинных траурных мантиях, в этих белых рясах и с факелами? Вы похожи на каких-то злых духов.

-- Признаю себя виноватым во всем, но прошу вас - помогите мне выбраться из-под лошака, который придавил мне ногу между стременем и седлом.

Дон Кихот тотчас же кликнул Санчо, который, однакоже, не спешил подойти" будучи занят разгрузкою лошака, навьюченного съестными припасами, которые монахи везли с собою. Он составил из своего кафтана род мешка и, накинув его на осла, набил самою лучшею провизией. После того он прибежал, восклицая:

-- Извините, сударь! Нельзя же быть везде в одно время.

Когда монаха подняли и посадили на седло, Санчо сказал ему:

-- Если кто из ваших товарищей пожелает узнать, кто их так отпотчивал, скажите им, если угодно, что это был знаменитый Дон Кихот, прозванный также

Бедный монах удалился.

-- Что ты разумеешь, друг Санчо, под именем рыцаря печального образа?

-- Ах, милостивый государь, это название пришло мне в голову оттого, что, глядя на вас при свете факела, мне показалось, что у вас самое странное лицо, которое когда-либо мне случалось видеть на свете.

-- Ты ошибаешься, друг мой; но я вижу, что мудрец, который должен писать историю моих подвигов, счел за нужное, чтобы я имел какое-либо прозвание, подобно всем древним рыцарям. Почитаю за вдохновение мысль, пришедшую тебе в голову. Отныне хочу так называться и, чтобы могли всегда узнать меня, прикажу начертить на щите моем странное и печальное лицо.

-- Ах, сударь! Это вовсе не нужно: вам стоит только показаться - и все скажут: вот рыцарь печального образа!

Дон Кихот улыбнулся этой шутке своего оруженосца, и они продолжали путь. Проехав между двумя холмами, они достигли глубокой долины, где остановились, и Санчо разложил на траве свои припасы. Здесь, без всякой другой приправы, кроме доброго аппетита, они позавтракали, пообедали и поужинали в одно время. К несчастию, и особенно для Санчо, у них не было ни вина, ни даже воды для утоления жажды; однакожь, заметив, что луг, на котором они находились, покрыт густою и высокою травой, они справедливо заключили, что поблизости должен находиться ключ или ручей. Дон Кихот и Санчо встали и отправились искать его для утоления жажды. Держа Росинанту и осла за поводья, они пошли ощупью, потому что ночь была весьма темная. Не сделав еще и двух сот шагов, они услышали отдаленный шум водопада и уже радовались своей находке, как вдруг шум другого рода остановил их веселость и испугал Санчо, от природы трусливого. То были сильные и повторенные удары, смешанные с бряцанием железа и цепей и сопровождаемые шумом потока, падающого с быстротою со скал.

Была уже ночь, и наши искатели приключений находились, случайно, под высокими деревьями, которых ветви и листья колыхались от ветра. Мрак, уединение, странные звуки, шум деревьев и ветра, все, казалось, соединялось для внушения ужаса. Но неустрашимый Дон Кихот не пугается, садится на Росинанту и, размахивая мечем, говорит оруженосцу:

-- Друг мой! знай, что Провидение нарочно произвело меня на свет для того, чтобы превратить нынешний железный век в золотой; мне предстоят великия опасности и совершение славных подвигов. Чем ужаснее должно быть приключение, нас ожидающее, тем охотнее я вдаюсь в него... Подтяни подпруги моего коня; останься здесь и ожидай меня три дня. Если, по истечении этого срока, я не возвращусь, тогда можешь сказать, что господин твой умер храбрым рыцарем.

Услышав эти слова, Санчо заплакал.

-- Г. рыцарь! - сказал он ему: - для чего вдаваться в такое ужасное предприятие? Разве вы еще не довольно совершили подвигов? Подумайте; что, покинув меня, вы лишаете вашего преданного оруженосца управления островом. Я со страха испущу дух, а ведь у меня жена и дети, которые останутся без подпоры и помощи. Ради Бога, сударь, не будьте так жестоки или, по крайней мере, подождите до зари.

-- Ночь или день - мне все равно, лишь-бы только никто не осмелился сказать, что какие бы то ни было препятствия остановили меня в исполнении моих обязанностей. Провидение предохранит меня от опасности или будет иметь попечение о тебе, после моей смерти. Ну, подтяни-ка подпруги у Росинанты и дожидайся меня: я скоро возвращусь победителем.

Санчо, видя, что ничто не может остановить сумасброда, решился употребить хитрость и принудить его против воли дождаться утра; для этого, в самое то время, как подтягивал подпруги у Росинанты, он ей связал задния ноги поводом своего осла. Когда Дон Кихот хотел пуститься на новые опасности, лошадь его, вместо того чтобы идти вперед, только прыгала на месте.

-- Видите ли! воскликнул оруженосец, весьма довольный своею выдумкою: - Провидение на моей стороне, оно не хочет, чтоб вы покинули меня, и запрещает Росинанте повиноваться вам.

Дон Кихот бесился; но чем более пришпоривал лошадь, тем менее, казалось, она расположена была трогаться с места.

-- Нечего делать, - сказал он вздохнув: - дождусь зари.

-- Без сна? спросил Санчо.

-- Без сна, - отвечал наш герой: - спи ты, рожденный для сна, а я буду размышлять.

-- Не сердитесь, сударь: я это сказал без дурного намерения.

причиняемый этим безпрестанным бряцанием железа, так сильно подействовал на него, что он вдруг почувствовал во всем теле страшное движение. Стиснув зубы, он пожимал плечами и удерживал дыхание, но все старания его были тщетны и безполезны.

-- Ах, сударь! не сомневайтесь: это опять какая-нибудь новая дьявольщина.

-- Санчо, - продолжал рыцарь, зажимая себе нос: - мне кажется, ты испугался ненашутку.

-- Правда, но я не виноват в том; для чего удерживаете вы меня, в такое позднее время и в таком месте?

Дон Кихот не хотел слушать его дальнейших объяснений, заставил прыгать Росинанту и приказал своему оруженосцу удалиться на несколько шагов.

предзнаменованием и пожелал тотчас же воспользоваться им.

Он вторично простился с Санчо в тех-же выражениях, как и прежде, прибавив, что, в награду за услуги, он не забыл его в своем духовном завещании. Это так тронуло доброго оруженосца, что он поклялся никогда но покидать своего господина.

Дон Кихот также был тронут этим; но, опасаясь показать слабость, направил путь к тому месту, откуда был слышен шум. Санчо последовал за ним пешком, ведя в поводу верного товарища своих приключений. После довольно продолжительного пути, они открыли несколько бедных хижин, построенных у подошвы утесов, с которых падал ручей. Отсюда-то происходил ужасный шум. Росинанта испугалась и стала на дыбы; Санчо побледнел и задрожал. Шагах во ста далее, при повороте за маленький холм, они открыли наконец причину своего ужаса и всего шума: то были... шесть огромных молотов валяльной мельницы, не перестававшей работать с предъидущого дня.

Увидав это, Дон Кихот онемел от изумления, выпустил поводья из рук и повесил голову. Взглянув на Санчо, он увидел, что тот, надув щеки и подпирая кулаками бока, с трудом удерживался от хохота. Наконец он захохотал, и так сильно, что рыцарь скоро вышел из терпения. Еще неприятнее было ему, когда Санчо, взглянув на него, с смешною важностью произнес:

-- Друг мой, знай, что небо произвело меня на свеешний железный век в золотой, и мне предстоят великия опасности и славные подвиги!

-- Сударь, - воскликнул он: - разве вы не понимаете, чему я смеюсь!

-- Потому-то именно я и не шучу, господин насмешник, что ты смеешься надо мною. Разве такой рыцарь, как я, обязан различать по шуму валяльные мельницы? Это годится для тебя, батрака, воспитанного в ничтожной деревушке. Но превратись все эти шесть молотов в гигантов, и дай их мне всех шестерых, одного после другого или всех вместе, - и тогда, если я не срублю им всем головы, смейся надо мною, сколько тебе будет угодно.

-- Верю вам, сударь, верю, но согласитесь, что приключение это может показаться забавным.

-- Вы меня ударили - что делать? Кто лю. бит крепко, тот и бьет крепко... Но знатные господа, побранив своих слуг, обыкновенно после того делают им подарки. Из этого я заключаю, что в подобных же обстоятельствах странствующий рыцарь должен дать своему оруженосцу не менее острова или королевства на твердой земле.

-- Слова твои совершенно справедливы, но награждения, мною тебе обещанные, будут в свое время. В ожидании же их, советую тебе быть по учтивее.

-- Повинуюсь и уверяю вас, что отныне буду говорить с вами не иначе, как с почтением, должным верховному властелину.

-- Этим средством ты приобретешь спокойную жизнь и долгия лета, потому что после отца и матери наиболее почтения должно оказывать своему барину.