Дон-Кихот Ламанчский. Часть II.
Глава XXXI, о том, как приняли Дон-Кихота и его оруженосца в герцогском замке.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть II. Глава XXXI, о том, как приняли Дон-Кихота и его оруженосца в герцогском замке. (старая орфография)

ГЛАВА XXXI,
о том, как приняли Дон-Кихота и его оруженосца в герцогском замке.

Санчо положительно млел от радости, видя такое внимание к себе герцогини и надеясь найти у нея в замке то же, чем пользовался у дона Диего, Камахо Богатого и Базилио Бедного. Любя вкусно поесть и мягко поспать, он только тогда и бывал доволен, когда к тому представлялся случай.

История передает нам, что герцог опередил Дон-Кихота, чтобы сделать в замке нужные распоряжения к его приему, и когда рыцарь с герцогиней подъехали к воротам замка, их встретили два лакея в кармазинных атласных костюмах. Взяв Дон-Кихота под руки, они почтительно сняли его с седла. Дон-Кихот поспешил к герцогине, чтобы помочь ей сойти с лошади; но после долгого упрашивания с одной стороны и отказа с другой, вельможная дама настояла на том, чтобы ей помог сойти с коня её супруг, говоря, что она считает себя недостойной обременять славного рыцаря такою услугой. Герцог, поспешил положить конец этой сцене, сняв свою жену с седла. После этого все вступили в обширный передний двор, где две прелестные камеристки накинули Дон-Кихоту на плечи дорогую багряную мантию. В то же время галлереи замка наполнились слугами, громко возглашавшими:

-- Приветствуем прибытие красы и славы странствующого рыцарства! Вместе с тем, они опрыскали Дон-Кихота и герцогскую чету прекрасными восточными благовониями.

Видя, что его принимают в замке герцога совершенно так, как принимали, по словам рыцарских романов, рыцарей давно минувших времен, Дон-Кихот, восхищенный этим до глубины души, впервые почувствовал себя истинным, а не воображаемым странствующим рыцарем.

Что же касается Санчо, то он точно прилип к герцогине и вошел вместе с нею в замок. Однако, совесть скоро напомнила ему о покинутом им осле. Увидев какую-то почтенную дуэнью, он приблизился к ней и проговорил:

-- Сенора Гонзалец, или как там зовут вашу милость?..

-- Я донна Родригець де-Грихальва, - ответила дуэнья. - Что тебе нужно, голубчик?

-- Мне нужно, чтобы ваша милость вышли за ворота; там стоит мой осел. Будьте добры приказать отвести его в конюшню, а то сами отведите. Он у меня немного робкий, и как увидит себя одного, того и гляди...

-- Однако, - с негодованием произнесла дуэнья, - если твой господин такой же невежа, как ты, то мы можем поздравить себя с прекрасными гостями! Пошел прочь, грубый болван! Ступай сам к своему ослу, которого ты нисколько не умнее. Мы, дуэньи, находимся здесь не для того, чтобы ухаживать за ослами.

-- Как же это так? - недоумевал Санчо. - Это вы что-то странное говорите. Мой господин, - а он, можно сказать, знает наизусть все рыцарския истории, - сам мне рассказывал, что когда Ланселот возвратился из Бретани, то за ним самим стали ухаживать высокородные дамы, а за его конем - дуэньи. Мой же осел ничуть не хуже коня Ланселота...

-- Если ты, любезный, родился шутом, - перебила дуэнья, - то прибереги свои шуточки для тех, которые могут находить их себе по вкусу... пожалуй, даже и наградят тебя за них, от меня же, кроме фиги, ты ничего не получишь.

-- Эта фига должна быть очень спелая, если она ровесница вашей милости, - ядовито заметил обиженный Санчо.

-- Ах, ты неотесанный неуч! - вне себя от гнева вскричала дуэнья. - Какое дело тебе, грубому чесночнику, до моих лет?!

-- Что случилось? - спросила вошедшая герцогиня, услыхав крик дуэньи.

-- Да вот, - ответила та, - этот чурбанообразный дурак вздумал послать меня отвести -в конюшню его негодного осла и рассказывает о каком-то Ланселоте, за которым, будто бы, ухаживали знатные дамы, а за конем его - дуэньи, и вдобавок к этому он обозвал меня старухой!

-- О, это, конечно, всего обиднее, - с улыбкой проговорила герцогиня. - Берегись, друг Санчо, - продолжала она, обращаясь к оруженосцу: - донна Родригец совсем не так стара, как тебе, может-быть, кажется; она носит головной убор скорее в виде отличия, по обычаю старших дуэний, а вовсе не потому, что она очень стара.

-- Не прожить мне более одного часа, если я хотел обидеть госпожу дуэнью! - оправдывался Санчо. - Я просто так сильно люблю своего осла, что не решился никому больше поручить заботу о нем, как этой самой донне Родригец, у которой такое доброе и сострадательное лицо.

-- Санчо, - недовольным голосом сказал Дон-Кихот, - ты бы подует, прилично ли в таком месте говорить подобные вещи!

-- Сенор, - возразил оруженосец, - каждый говорит о своей нужде там, где он чувствует ее. Я вспомнил о своем осле здесь, а потому здесь и заговорил о нем; и если бы я вспомнил о нем в другом месте, то и там сказал бы.

-- Санчо совершенно прав, - сказал герцог, - и упрекать его или делать ему выговоры я нахожу несправедливым. Но пусть он успокоится: об его осле будут заботиться у нас не хуже, чем о нем самом.

После этой беседы, казавшейся всем, кроме Дон-Кихота, очень забавною, рыцаря ввели в обширный и роскошный покой, стены которого были обиты золотою парчей. Здесь его ожидали шесть очаровательных молодых прислужниц, получивших подробное наставление от герцога, как обращаться с гостем. Как только он вошел, оне принялись снимать с него его военные доспехи.

Оставшись в своем камзоле из верблюжьей шерсти и в узких панталонах, желтый" тощий с втянутыми щеками и выдающимися скулами, Дон-Кихот представлял такую смешную фигуру, что прислуживающия ему красавицы готовы были лопнуть от усилий сдерживать душивший их хохот. Оне просили его не стесняться и раздеться совсем, чтобы оне могли надеть на него свежее белье, но рыцарь ни за что не соглашался на это. Он сказал, что странствующим рыцарям не менее знакомо приличие, чем храбрость. Попросив, чтобы к нему прислали Санчо для довершения туалета и оставили бы его вдвоем с ним, Дон-Кихот с наслаждением умылся и надел приготовленную ему по приказанию герцога сорочку из тончайшого полотна, обшитую дорогими кружевами и пропитанную благоуханиями.

-- Скажи мне, неисправимый шут ты этакий, - говорил он во время одевания своему оруженосцу, - неужели тебе не стыдно было оскорбить такую почтенную дуэнью? Нашел место и время приставать со своим ослом! Как мог ты, безмозглый дурак, подумать, что вельможи, с таким почетом принявшие меня, а потому отнесшиеся с полным радушием и к тебе, не позаботятся о твоем глупом осле? Ради Бога, исправься ты, наконец, Санчо, и не старайся каждую минуту показывать всем, из каких толстых ниток ты соткан! Помни, что хорошие, благовоспитанные и умные слуги делают честь своему господину, и что одно из наиболее высоких преимуществ благородных людей состоит в том, что они могут иметь у себя в услужении только таких же достойных людей, как они сами. Что же должны думать обо мне, видя, что я держу такого мужиковатого, неотесанного и невоздержного на язык оруженосца? Право, судя по тебе, и меня могут принять за какого-нибудь подлого обманщика! Повторяю тебе Санчо: будь поприличнее и поразсудительнее, иначе у нас с тобой кончится худо. Пойми, что тот, кто не говорит ни одного слова просто, без глупых прибауток и вообще без грубого зубоскальства, делается в глазах благовоспитанных людей жалким шутом. Не давай воли своему языку, и прежде, чем разинуть рот, обдумай и взвесь хорошенько каждое слово, которое намерен выпустить. Не забывай, что мы с тобой попали в такое место, где, с помощью Божией и моего мужества, мы можем заслужить неувядаемую славу, великую честь и даже богатство, которого ты так жаждешь.

Пристыженный Санчо дал слово, что скорее позволит зашить свой рот или сам себе откусит язык, чем скажет что-нибудь необдуманно и невпопад.

-- Будьте теперь покойны, ваша милость, - сказал он в заключение: - теперь я буду молчаливее немого.

по обе стороны, прислужницы с флаконами душистой воды, которою и опрыскали его с головы до ног, приговаривая разные комплименты, как в рыцарских книгах. Затем явилось двенадцать пажей с дворецким во главе, который пригласил Дон-Кихота пожаловать в столовую. Окруженный блестящею свитой, рыцарь вступил в великолепную залу, где был роскошно сервирован стол на четыре прибора.

В дверях столовой Дон-Кихот был встречен герцогскою четой и управляющим замком, духовным лицом важного вида. Духовные лица часто занимают эту должность у богатых вельмож.

Обменявшись с гостем взаимными любезностями, герцог и герцогиня попросили его занять почетное место на верхнем конце стола. Рыцарь долго не соглашался на это, но, в конце-концов, вынужден был уступить настойчивым просьбам хозяев и сел на предложенное место. По правую его сторону поместилась герцогиня, по левую - герцог, а напротив - управляющий.

Присутствовавший при этом Санчо просто диву давался, видя, какими почестями осыпают его господина. Когда кончилась церемония усаживания Дон-Кихота за стол, оруженосец не выдержал и сказал:

-- Если ваши милости позволят, я разскажу вам одну историю, случившуюся у нас в деревне, по поводу мест за столом.

Дон-Кихот задрожал всем телом, уверенный, что Санчо опять разразится какою-нибудь глупостью, но тот понял его опасения и поспешил успокоить его:

-- Не бойтесь, ваша милость, я не забудусь и не скажу ничего, что. не было бы теперь как раз кстати. Я отлично помню ваши недавния наставления насчет того, когда, где и что следует говорить.

"Экий скот, и об этом не мог умолчать!" - подумал Дон-Кихот.

-- Говори, что хочешь, но только ради Бога не мямли, - сказал он вслух.

-- Я буду говорить только сущую правду, - продолжал Санчо, обращаясь ко всему обществу, - а если бы я хотел солгать, то мой господин сенор Донь-Кихот не допустит меня до этого...

-- Да мне то что за дело? - отозвался Дон-Кихот. - Лги, сколько хочешь, но только обдумай сначала хорошенько свои слова.

-- Я уж так хорошо обдумал и передумал их, что лучше и нельзя; вы сами сейчас это увидите, - успокоивал своего господина Санчо.

-- Я бы предложил вашим светлостям выгнать этого олуха, - сказал рыцарь, обращаясь к хозяевам; - я боюсь, что он наболтает страшных глупостей.

-- О, нет, нет! - воскликнула герцогиня, - Санчо должен остаться здесь и говорить, что ему вздумается. Я нахожу, что он чрезвычайно умен, и желаю, чтобы он не отходил от меня ни на шаг.

-- Дай Бог вашей... вашему здоровью долгой и благополучной жизни за ваше хорошее мнение обо мне, хотя я его и недостоин! - проговорил Санчо, низко кланяясь. - Извольте же послушать моей истории. Однажды один богатый и почтенный гидальго, происходивший из рода Аламазов Медина дель-Кампо. Он был женат на донне Менции де Кинонес, дочери Алонзо де-Маранона, рыцаря ордена святого Иакова... Рыцарь этот утонул у берегов острова Геррадура, из-за которого, несколько лет тому назад, поднялась такая ужасная Ссора в нашей деревне. В этой ссоре, если я не ошибаюсь, принимал участие и мой господин, сенор Дон-Кихот, и был тяжело ранен сын маршала Бальбастро... Что, ваша милость, разве все это не правда? Скажите, ради Бога, что я не вру, а то как бы меня и в самом деле эти милостивые господа не сочли за пустого болтуна, каким вы меня им рекомендовали.

-- Болтун-то ты болтун, - сказал управляющий, - но лжи мы пока еще не слышим от тебя.

-- Ты привел пока одни имена, поэтому я уверен, что до сих пор ты не уклонился от истины, - подтвердил и Дон-Кихот. - Продолжай же свою историю, но только посократи ее, иначе ты не кончишь и в два дня.

-- Нет, пожалуйста, без сокращений, - вступилась опять герцогиня. - Разсказывай, мой друг Санчо, как знаешь; можешь говорить хоть целую неделю под ряд; эту неделю я сочту одною из самых приятных в моей жизни.

-- Благодарю, ваше великолепие, - проговорил с поклоном Санчо. - Так вот я и говорю, милостивцы мои, - продолжал он затем, - что этот самый гидальго, которого я знаю как свои пять пальцев, потому что мы с ним жили почти рядом, пригласил как-то к себе на обед одного бедного, но честного крестьянина...

-- Экия ты, сын мой, делаешь отступления! - вскричал управляющий. - Так ты, действительно, не кончишь раньше второго пришествия.

-- Кончу, если Богу будет угодно, - возразил Санчо. - Так вот я говорю, что крестьянин пришел к гидальго, - помяни Господи его душу, - он ведь недавно умер... Говорят, хорошая была его кончина, настоящая христианская... Я при ней не был, потому что в то время находился на полевых работах в Темблеке...

-- Пожалуйста, сын мой, - снова перебил управляющий, - не застрянь в этом Темблеке и не заставь нас присутствовать при погребении твоего гидальго, если не хочешь уморить нас самих; выкладывай лучше скорее самую суть истории!

Герцог и герцогиня были в восторге от многословия Санчо и внутренно потешались над брезгливым управляющим, бесившимся по поводу постоянных отступлений рассказчика. Дон-Кихот сидел как темная туча, тоже досадуя на безцеремонного болтуна.

-- И вот, - продолжал, нисколько не смущаясь, оруженосец, - когда нужно было сесть за стол, крестьянин стал упрямиться и не хотел садиться на первое место, которое ему предлагал гидальго, как своему гостю, говоря, что он у себя хозяин и может распоряжаться в своем доме, как ему вздумается. Но крестьянин, считавший себя хорошо воспитанным и понимающим толке в вежливом обращении, ни за что не соглашался уступить до тех пор, пока гидальго не взял его, наконец, за плечи и не посадил насильно на первое место. "Садись, мужлан, - сказал он ему, - и знай, что где бы я ни сел при тебе, всегда будет мой верх". - Вот и вся моя история. Кажись, она пришлась совсем кстати?

Дон-Кихот то краснел, то бледнел, то зеленел от сдержанного гнева, так что его костлявое лицо менялось как шкура хамелеона. Герцог же и его жена, не хуже рыцаря понявшие злой намек Санчо, делали над собой страшные усилия, чтобы не расхохотаться и этим не вывести Дон-Кихота окончательно из себя. Желая как-нибудь уладить дело и не дать Санчо распространиться в том же духе, герцогиня спросила рыцаря, какие известия он имеет от Дульцинеи Тобозской и посылал ли он ей в последнее время какого-нибудь великана или чудовище в подарок.

-- Ваша светлость, - ответил Дон-Кихот, - хотя мои несчастия и имели качало, но им не предвидится конца. Я много побеждал великанов, посылал моей даме всевозможных пленников, но* кажется, они не могут отыскать её, потому что злые волшебники превратили ее в отвратительнейшую крестьянку, какую только можно представить себе.

на лошадь, что твой канатный плясун! Просто любо глядеть!

-- Как не видать! - воскликнул оруженосец. - Кто же и распустил историю об её очаровании, как не я?.. Да она столько же очарована, сколько мой осел!

Управляющий начал догадываться, что видит перед собою того самого Дон-Кихота Ламанчского, историю которого при нем читал герцог, несмотря на убеждения управляющого, что не следует читать такия безсмысленные книги. Чтобы удостовериться в справедливости свэей догадки, он обратился к герцогу с следующими словами:

-- Ваша светлость, вам когда-нибудь придется отдать отчет в ваших поступках Богу. В виду этого вы напрасно стараетесь поощрят безумие этого Дон-Кихота или Дон-Дурака, как его многие зовут... И кто это, - продолжал он, повернувшись к Дон-Кихоту, - всадил вам в голову мысль, будто вы странствующий рыцарь и что вы победили великанов и каких-то несуществующих чудовищ? Возвратитесь-ка лучше с Богом домой, примитесь как следует за свое разоренное хозяйство и перестаньте бродить по свету, подобно безприютному бездельнику, служа посмешищем для всех знающих вас или только слыхавших о вас. Откуда вы взяли, чтобы в наше время могли где-нибудь существовать странствующие рыцари? Где вы нашли в Испании великанов, волшебников, очарованных Дульциней и всей той дряни, которую вы себе придумали?

главы.