Дон-Кихот Ламанчский. Часть II.
Глава LVIII , о двух приятных и одном неприятном приключениях Дон-Кихота.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть II. Глава LVIII , о двух приятных и одном неприятном приключениях Дон-Кихота. (старая орфография)

ГЛАВА LVIII,
о двух приятных и одном неприятном приключениях Дон-Кихота.

Увидев себя в чистом поле, освобожденным от преследований прекрасной, но дерзкой Альтизидоры, Дон-Кихот снова почувствовал себя в своей сфере и с обновленными силами стал ожидать новых приключений.

-- Знаешь ли ты, Санчо, - сказал он своему оруженосцу, - что свобода - самое драгоценное блого, дарованное Небом человеку? Ничто не может сравниться с свободою: ни сокровища, скрытые в недрах земли или в безднах моря, ни власть, ни слава и ни что Другое. За свободу и честь человек смело может жертвовать жизнью, потому что рабство составляет величайшее из всех бедствий. Ты видел, друг мой, роскошь и великолепие, окружавшия нас в замке герцога. И что же? - вкушая изысканные блюда и дорогие напитки, я чувствовал себя голодным, потому что пользовался ими не с тою свободой, с какою я пользовался бы своею собственностью. Быть обязанным за что-нибудь другим, значит налагать оковы на свою душу. Счастлив тот, кому дан кусок хлеба, за который он обязан благодарить только Бога.

-- А все-таки, ваша милость, - заметил Санчо, - нам следует быть благодарными герцогине за двести золотых, которые она прислала мне через дворецкого на наши путевые расходы. Я храню их возле своего сердца, как живительный бальзам, способный уврачевать всякия раны и невзгоды. Да и мало ли на что могут нам понадобиться деньги: ведь нам придется не все пировать в герцогских замках, того и гляди, опять попадем в какую-нибудь дрянную корчму, где заставят платиться боками, коли не окажется денег в кармане.

В такого рода беседах продолжали свой путь наш странствующий рыцарь и его оруженосец. Проехав около мили, они увидели на обширном лугу человек двенадцать крестьян, мирно закусывавших. Возле них лежало что-то, покрытое белым холстом. Приблизившись к ним, Дон-Кихот вежливо поклонился и спросил, что это у них закрыто холстом.

-- Сенор, - ответил один из крестьян, - это скульптурные и рельефные изображения святых для нашей деревенской часовни. Чтобы они не запылились, мы закрыли их холстом, а чтобы не разбились или не сломались, мы несем их на своих плечах.

-- Вы сделаете мне большое удовольствие, если позволите взглянуть на них; - сказал Дон-Кихот. - Изображения, которые так берегут, должны быть очень хороши.

-- Зато, и цена им хороша, - проговорил крестьянин: - здесь нет ни одного изображения дешевле пятидесяти золотых. Чтобы ваша милость убедились, что я не лгу, сейчас покажу вам эти изображения.

Проворно поднявшись на ноги, он подошел к изображениям и вынул из-под холста деревянное, раскрашенное и местами покрытое золотом изображение святого Георгия, сидящого верхом на коне и вонзающого копье в пасть распростертого у его ног дракона.

-- О! - воскликнул Дон-Кихот, увидав воинственную осанку и. гордый вид святого, - это святой Георгий, славнейший из странствующих рыцарей небесного воинства. Между прочим, он прославлен и тем, что был ярым защитником молодых дев.

Крестьянин показал еще статую святого Мартина, тоже сидящого верхом и отдающого нищему половину своего плаща.

-- Это был также один из христианских искателей приключений, - произнес Дон-Кихот. - Он отличался больше щедростью, чем мужеством. Видишь, Санчо, он отдает бедному половину своего плаща. Наверное это происходило летом, иначе он отдал бы по своей удивительной доброте и весь плащ.

-- Нет, - возразил Санчо, - он скорее делал так по пословице, которая говорит: "Чтобы уметь давать, нужно уметь считать".

Дон-Кихот улыбнулся и попросил показать ему следующее изображение. Крестьянин достал новую конную статуйку, изображавшую св. Иакова, покровителя Испании, окровавленным мечом сносившого головы маврам.

-- Это, - пояснял Дон-Кихот, - рыцарь Христова воинства, святой Иаков Матаморосский, один из храбрейших рыцарей, бывших на земле, а теперь пребывающих на небе.

Затем крестьянин показал святого апостола Павла, падающого с лошади, в ознаменование его чудесного обращения.

-- Апостол Павел, - заметил рыцарь, - был сначала злейшим врагом, а потом усерднейшим защитником истинной Церкви. Странствующий рыцарь во время своей жизни, святой на отдыхе после смерти, неутомимый работник в винограднике Господнем, учитель народов, для которых школою служат небеса, а профессором - Сам Господь наш Иисус Христос, - вот кто был этот великий апостол.

Пересмотрев все изображения, Дон-Кихот сказал:

-- Я считаю добрым предзнаменованием то, что удостоился встретить эти святые изображения. Я ведь тоже рыцарь, какими были все эти святые; разница между ними и мною состоит в том, что они, как святые, сражались по-небесному, а я, будучи великим грешником, сражаюсь по-земному. Они силою своего духа завоевали небо, а я пока еще ничего не завоевал... Если бы моя несравненная Дульцинея Тобозская могла освободиться от претерпеваемых ею мук, то, быть-может, мой разсудок просветлел бы, участь моя улучшилась бы и я направился бы по другому, более спокойному пути.

-- Да услышит тебя Бог и да не услышит грех! - пробормотал себе под нос Санчо.

Как наружность рыцаря так и его речи, совершенно им и непонятные, не мало удивляли крестьян. Окончив закуску, они взвалили на плечи свою ношу и пошли дальше.

Удивлялся и Санчо тому, что господин его все знал и обо всем мог говорить, как по-писаному.

-- Ваша милость, - сказал он, - если эта встреча может быть названа приключением, то нужно сознаться, что это одно из самых приятных приключений, случившихся с нами во все время нашего странствования. Оно обошлось без палочных ударов, вам не было даже надобности дотрогиваться до оружия, и ничем мы не пострадали. Да будет же благословен Бог, сподобивший нас натолкнуться на такое славное приключение!

-- Ты прав, - ответил Дон-Кихот. - Но не всегда бывает одно и то же. Один случай не походит на другой. В сущности, разумный человек не должен обращать внимания на все те мелкия случайности, которые не подчиняются никаким законам природы и считаются непросвещенными людьми предзнаменованиями. Суевер, встретивший утром при выход из дома францисканского монаха, сейчас же спешит назад, точно встретил сказочное чудовище. Другой, просыпав на столе соль, становится задумчивым и мрачным, точно природа обязалась уведомлять его об ожидающих его несчастиях. Истинный христианин не должен судить по таким пустякам о намерениях Неба. Сципион, приплыв в Африку и выйдя на берег, споткнулся. Солдаты его увидели в этом дурное предзнаменование, но он, распростерши руки на земле, воскликнул: "Ты не уйдешь теперь от меня, Африка! Я держу тебя в руках!" Воодушевленные этим, солдаты помогают ему победить Африку. Таким образом, Санчо, встреча святых изображений была для нас счастливым предзнаменованием.

-- Еще бы не счастливым! - вскричал Санчо. - Но я попросил бы вашу милость объяснить мне, почему испанцы, вступая в сражение кричат: "Святой Иаков!" и - "Замкнись, Испания!" - Разве Испания открыта и ее следует замкнуть? Что это вообще значит?

-- Я сейчас тебе это объясню, Санчо, - сказал Дон-Кихот. - Великому рыцарю "Багряного Креста", как был прозван св. Иаков Матаморосский, Небо предназначило быть покровителем Испании, особенно в её кровавых столкновениях с маврами. Поэтому испанцы призывают его во всех битвах, как своего заступника, и не раз видели, как он сам врывался в середину сарацинских легионов и разгромлял их. Что же касается слов: "Y cierra, Espana", то они означают: "Нападай, Испания!" С течением же времени слово "cierra" было искажено и превратилось из прежнего "нападай" в "замкнись", так что все это восклицание получило другой смысл.

-- Удивляет меня безстыдство этой Альтизидоры, горничной герцогини. Должно-быть, ее сильно ранил злодей-амур, этот слепой или, лучше сказать, совсем безглазый охотник, подстреливающий, как говорят, все, что попадет ему по пути. Если, говорят, он изберет своею мишенью чье-нибудь сердце, то, как бы оно ни было мало, он его все нстычет стрелами. Впрочем, мне думается, от сердец скромных и благоразумных девиц все стрелы должны отскакивать, как от камней. В сердце же Альтизидоры оне, напротив, проходят в самую что ни на есть глубь.

больше смутила меня, чем расположила к себе.

-- Неслыханная жестокость! страшная неблагодарность! - крикнул Санчо, вспомнив возгласы Альтизидоры. - Я бы, кажется, при первом её намеке отдался ей с руками и ногами... О, каменное сердце, бронзовая грудь, железная душа! - продолжал он нараспев и вдруг прибавил: - А я все-таки никак не возьму в толк: что она нашла в вашей милости, чтобы влюбиться в вас до такой степени? Какая красота, какой наряд, какая такая особенность приворожили ее к вам? По-моему, ничего в вашей милости не стоит такой влюбленности. Я часто оглядываю вас с ног до последняго волоска на вашей голове, и вижу, что вы скорее созданы пугать людей, чем влюблять их в себя. Красота, говорят, скорее всего возбуждает любовь, а между тем, - не в обиду будь вам сказано, - вы вовсе не красавец, так из-за чего же этой девушке сходить с ума по вас?

-- Санчо, есть два рода красоты: красота душевная и красота телесная, - сказал Дон-Кихот. - Красота душевная выказывается и блистает в уме, знаниях, тонком обращении, щедрости, вежливости, - словом, во всех хороших качествах ума и характера. Все это может быть у человека, некрасивого телесно, и наоборот, очень красивый по наружности человек может не обладать внутреннею красотой, а потому и отбивает от себя всякого, кто вглядится в него. Я знаю очень хороню, что я некрасив наружно, хотя и не уродлив, зато обладаю хорошими душевными качествами, поэтому способен внушить к себе самую пламенную и, что еще лучше, постоянную любовь; а этим не могут похвалиться самые записные красавцы.

Продолжая беседовать, наши искатели приключений углубились в лес, пролегавший близ дороги, как вдруг Дон-Кихот совершенно неожиданно запутался в зеленых шелковых сетях, протянутых между деревьями. Не понимая, что бы это могло значить, он сказал свочму оруженосцу:

-- Мне кажется, что мы попадаем в одно из самых странных приключений, когда-либо случившихся с нами. Мне кажется, что преследующие меня со всех сторон волшебники решились задержать нас в пути, в наказание за то, что я так сурово обошелся с Альтизидорой... Но я предупреждаю их, что если бы даже эти сети были не шелковые, а из дамасской стали или крепче тех затворов, в которые ревнивый Вулкан ввергнул Венеру и Марса, я и тогда разорвал бы их, как паутину!

в подлинности этих пастушек. Разсыпавшиеся по плечам волосы их были так светлы, что могли поспорить своим сиянием с самим солнцем. Головы красавиц были обвиты гирляндами из зеленого лавра и красной мирты. На вид им было лет по шестнадцати или, самое большее, по семнадцати. Появление их так ошеломило Дон-Кихота и Санчо, что они оба остановились, как очарованные. Неизвестно, сколько времени продолжалось бы это очарование, если бы его не нарушила одна из красавиц, проговорив серебристым голоском:

-- Пожалуйста, сенор, не разрывайте этих сетей! Мы их устроили для своей забавы, а вовсе не с целью задержать вас. Предвидя ваш вопрос, зачем мы протянули тут сети и кто мы такия, я объясню вам все это в нескольких словах. В одной деревне, милях в двух отсюда, живут несколько гидальго и других благородных лиц. Эти гидальго условились с своими родственниками и друзьями собираться сюда для развлечения, так как это одно из самых прекрасных мест во всех окрестностях. Мы устраиваем здесь пастушью Аркадию. Женщины приходят сюда переодетые пастушками, а мужчины - пастухами. Мы выучили наизусть две эклоги: одну знаменитого Гарсиласо де-ла-Веги, а другую, на португальском языке, - великого Камоэнса. Но у нас еще не было времени разыграть их, так как мы собрались сюда только вчера. На берегу протекающого по лесу ручья, в густой зелени, мы разбили себе палатки для житья. Прошлою ночью мы протянули по деревьям эти сети, чтобы ловить птиц. Если вам угодно быть нашим гостем, вы доставите нам большое удовольствие и сами приятно проведете время, потому что в нашем обществе нет места скуке и унынию.

Когда пастушка замолчала, Дон-Кихот ответил ей:

-- Прекрасная и благородная дама! Встретив купающуюся Диану, Актеон, вероятно, был менее удивлен, чем я, найдя здесь вас. Я не могу не отнестись сочувственно к устраиваемым вами развлечениям, и очень признателен вам за любезное приглашение принять в них участие. Если я могу быть вам чем-нибудь полезен, вам нужно сказать только слово, и все будет сделано, что вы пожелаете. Мое звание и моя профессия обязывают меня быть предупредительным и услужливым ко всем, а в особенности к таким прелестным особам, как вы. Если бы эти сети, занимающия такое маленькое пространство, покрывали весь мир, я направился бы отыскивать новые миры, чтобы только не испортить вам удовольствия. Чтобы вы могли поверить этой гиперболе, я скажу вам, что она исходит из уст Дон-Кихота Ламанчского. Быть-может, вам известно уже это имя.

-- О, милый друг мой! - вскричала пастушка, обращаясь к своей подруге, - какое счастие для нас! Представь себе, с нами говорит самый мужественный, самый влюбленный и самый вежливый рыцарь, какой когда-либо существовал на свете, если только история его подвигов, которую я читала, не лжет!.. Я готова биться об заклад, что его спутник не кто иной, как оруженосец его, Санчо Панца, самый милый и остроумный из всех оруженосцев.

-- Душа моя, - проговорила вторая пастушка, обратившись к подруге, - попросим этих сеноров остаться с нами и обрадуем этим наших родных и знакомых. Я тоже не только читала, но и слышала о мужестве и великих подвигах сенора Дон-Кихота, которому нет равного во всем мире. Говорят, он в особенности прославился верностью даме своего сердца, Дульцинее Тобозской, увенчанной всею Испанией пальмой первенства за красоту.

-- И она вполне заслужила это, - подхватил Дон-Кихот. - Разве только вы в состоянии соперничать с нею в красоте. Но вы напрасно теряете время, стараясь удержать меня: обязанность моего звания не позволяет мне предаваться сладостному отдыху в кругу красавиц и вообще в каком бы то ни было обществе.

В это время подошел брат одной из пастушек, одетый в богатый и нарядный пастушечий костюм. Пастушки сказали ему, что с ними разговаривает знаменитый Дон-Кихот Ламанчский, которого сопровождает его оруженосец, не менее прославленный историей, которую все заучили наизусть. Услышав это, нарядный пастух обратился к рыцарю с предложением своих услуг, и так настоятельно стал звать его в свою палатку, что Дон-Кихот принужден был уступить. Между тем, в сети попало множество птиц, обманутых их зеленым цветом. Палатки оказались вблизи, и там происходила настоящая охота на птиц. Общество состояло из тридцати слишком человек, одетых пастушками и пастухами. Узнав, что имеют честь видеть доблестного рыцаря Дон-Кихота Ламанчского, все присутствовавшие, знакомые с его историей, очень обрадовались.

Дон-Кихота заставили сойти с коня и войти в одну большую палатку, где был приготовлен роскошный обед. Там нашего героя посадили на почетное место. Хотели усадить за стол и Санчо, но оруженосец, верный своей обязанности, отказался от этой чести и поместился за стулом своего господина, чтобы прислуживать ему.

-- Хотя многие утверждают, что гордость - величайший грех, но я твердо верую, что ад наполнен неблагодарными, а потому величайшим грехом считаю неблагодарность. И я, по мере сил своих, всегда избегал этого греха, с тех пор, как стал жить своим умом. Если я, к сожалению, не в состоянии отплатить за все сделанное мне добро, то у меня, по крайней мере, есть желание сделать это. Не имея возможности отплатить за добро соответствующим делом, я стараюсь разглашать по всему свету об оказанном мне благодеянии. Этим я доказываю свою полнейшую готовность при случае отблагодарить и делом. Те, которые принимают, - по большей части ниже дающих. Над всеми нами стоит наш общий благодетель - Бог, и все наши дары не могут сравниться с Его дарами. Но на выручку бедности приходит благодарность. Вот я и благодарю вас за лестный прием, оказанный вами мне, недостойному. Не имея возможности расквитаться за него таким же приемом у себя, я заключаю себя в тесные границы возможного и объявляю, что стану посреди большой дороги, ведущей в Сарагоссу, и, с оружием в руках, в течение двух дней буду твердить всем встречным, что прелестные пастушки, виденные мною здесь, прекраснее и любезнее всех дам на свете, кроме несравненной Дульцинеи Тобозской, единой владычицы всех моих дум и помыслов. Да не оскорбит это исключение никого из моих слушателей!

Санчо не мог удержаться, чтобы не сказать:

-- Ну, возможна ли, чтобы нашелся на свете такой дерзновенный человек, который стал бы утверждать, что мой господин не в здравом уме! Какой священник или ученый может поспорить с моим господином в уме и красноречии? И найдется ли где такой храбрый и прославленный рыцарь, который предложил бы сделать то, что предлагает мой господин?

-- Найдется ли на всем свете человек, который не сказал бы, что ты - болван! - гневно вскричал Дон-Кихот, обернувшись к своему оруженосцу. - К чему мешаешься ты не в свое дело? Кто велит тебе вызывать на поверку моих умственных способностей?.. Молчи! Не возражай мне! Ступай и оседлай Россинанта, если он разседлан. Я сейчас же отправлюсь исполнить данное мною здесь обещание. Можешь заранее считать поверженными во прах всех, которые осмелятся противоречить мне!

Напрасно старались отклонить Дон-Кихота от его рыцарского намерения; напрасно уверяли его, что никто и не думает сомневаться в благородстве его чувств и что ему нет никакой нужды предпринимать какой бы то ни было подвиг в доказательство его благодарности, так как это понятно и без того; - ничто не в силах было поколебать воли рыцаря. Сев на Россинанта, он прикрылся щитом, взял на перевес копье и поместился как раз по середине дороги, пролегающей возле большой лесной поляны. Санчо последовал за ним на своем осле. Вся компания тоже отправилась посмотреть, чем кончится это новое предприятие Дон-Кихота.

Заняв позицию, рыцарь громко крикнул:

-- Рыцари, оруженосцы, верховые и пешие, проходящие и проезжающие сейчас и те, которым надлежит проехать и пройти по этой дороге в продолжение текущого и завтрашняго дня! услышьте, что странствующий рыцарь Дон-Кихот Ламанчский стоит здесь и утверждает, что красота и изящество всего мира, за исключением его владычицы, Дульцинеи Тобозской, не могут сравниться с красотою и любезностью нимф, обитающих на этом лугу, близ этой дубравы. Тот, кто захочет утверждать противное, пусть предстанет предо мною, я жду его!

Дважды повторил рыцарь этот вызов слово в слово, но никто не откликнулся и не принял его. Однако, вскоре благоприятствовавшая ему судьба пожелала, чтобы немного спустя показалась на дороге толпа всадников, вооруженных длинными палками. Они ехали безпорядочною кучей и, видимо, торопились куда-то. Увидев их, общество пастухов и пастушек поспешило скрыться в лесу, из боязни, что может произойти кровопролитие. Один Дон-Кихот твердо и безстрашно остался на своем месте. Санчо трусливо сжался сзади своего господина.

-- Нет таких животныхъ/ которые могли бы испугать меня! - возразил Дон-Кихот. - Признайте, волшебники, признайте вместе и поодиночке то, что я сейчас скажу вам, иначе я вызываю вас на бой!..

Всадники, оказавшиеся погонщиками быков, не успели ответить Дон-Кихоту, а последний не успел посторониться, как громадное стадо быков, вместе с своими провожатыми, гнавшими их в город, где на следующей день должны были происходить турниры, свалили с ног Россинанта с Дон-Кихотом и Длинноуха с Санчо, и спокойно перешли через них, как по мосткам. Страшно помятый, полуистоптанный, Дон-Кихот, собрав остаток сил, кое-как поднялся на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, бросился за стадом, крича во все горло:

-- Стой, негодная сволочь!.. Остановитесь, нечестивые волшебники!.. С вами желает схватиться рыцарь, но не из тех, которые говорят, что убегающему врагу следует подставлять серебряный мост.

сам и сесть на краю дороги. Когда его догнал тоже порядочно помятый Санчо с Россинантом и Длинноухом, рыцарь, при помощи оруженосца, молча взобрался на коня и, не простясь даже с счастливою Аркадией, со стыдом и разочарованием в душе продолжал путь в Сарагоссу.