Дон-Кихот Ламанчский. Часть II.
Глава LIX, в которой рассказывается о новом интересном приключении Дон-Кихота.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть II. Глава LIX, в которой рассказывается о новом интересном приключении Дон-Кихота. (старая орфография)

ГЛАВА LIX,
в которой рассказывается о новом интересном приключении Дон-Кихота.

В чистом прозрачном ручье, протекавшем в тени густо насаженных деревьев, Дон-Кихот и Санчо нашли средство избавиться от пыли, в которой их вываляли невежливые быки. Пустив на луг разнузданных Россинанта и Длинноуха, рыцарь и его оруженосец сели на берегу ручья. Тщательно умыв лицо и руки в воде, Дон-Кихот возстановил упавшую было энергию своего духа. Санчо же, после той же процедуры, поспешил достать из котомки самое радикальное средство от всех своих болезней и невзгод, то-есть съестные припасы, и разложил их на траве. Огорченный рыцарь отказался есть, а Санчо не смел дотронуться до соблазнительных лакомств из герцогской поварни, пока его господин ничего не отведает. Видя, однако, что Дон-Кихот совершенно погружен в свои размышления, Санчо нашел, что церемониться нечего, и принялся набивать себе рот огромными кусками и чавкать на всю окрестность.

-- Ешь, друг Санчо, - проговорил Дон-Кихот, очнувшись от своих глубоких дум, - ешь, поддерживай свою жизнь. Тебе это нужнее, чем мне... Не мешай мне умереть под тяжестью ударов злой судьбы... Я, Санчо, рожден для того, чтобы жить, умирая ежеминутно, а ты - для того, чтобы умереть с куском во рту. Если ты желаешь убедиться в истине моих слов, то взгляни на меня, каким я изображен на страницах моей безсмертной истории. Взгляни на меня, прославленного в битвах, мягкого и предупредительного в моих действиях, уважаемого великими мира сего, искушаемого красавицами... Да, таким я был, а между тем, теперь... теперь, когда я ожидал получить, наконец, пальмовый венок, заслуженный моими подвигами и мужеством, я вижу себя измятым, истоптанным ногами глупых животных... О, при этой мысли я скрежещу зубами и, презирая пищу и все блага жизни, желал бы умереть с голоду - этою ужаснейшею из всех смертей!

Продолжая наполнять себе рот и с изумительною скоростью работая челюстями, Санчо ответил:

-- Вы, ваша милость, стало-быть, не согласны с пословицей, которая говорит: "Околевай, курица, но только сытою?" Что касается меня, то я вовсе не думаю морить себя голодом; я лучше стану, как кожевник, тянуть кожу зубами, пока не сделаю того, что нужно, то-есть буду есть и тянуть свою жизнь, пока она не достигнет поставленного ей Небом предела. Нет ничего глупее, как отчаиваться, подобно вашей милости. Советую и вам хорошенько поесть, а потом выспаться на этом прекрасном лугу; тогда, поверьте мне, ваша милость встанете совсем другим человеком.

Дон-Кихот подумал и, прийдя к заключению, что совет Санчо очень разумен, решился последовать ему.

Закусив немного, он сказал:

-- Если бы ты захотел облегчить мои страдания, обрадовать и успокоить меня, то давно сделал бы это. Можешь, впрочем, сделать это и сейчас.

-- А что именно? - спросил Санчо.

-- Отойди в сторону, пока я буду спать, и дай себе по голому телу триста или четыреста ударов ремнем, в счет тех трех тысяч трехсот, назначенных тебе Мерлином, для разочарования Дульцинеи. Неужели тебе и в самом деле не стыдно оставлять своею нерадивостью эту даму до сих пор очарованною?

-- Многое можно возразить на это, но теперь лучше заснем, - проворчал Санчо. - После сна Бог подскажет, что нам делать. Потом имейте в виду, ваша милость, что отхлестать себя по плохо упитанному и без того избитому телу - дело очень не легкое. Пусть госпожа Дульцинея обождет еще малость, и тогда, когда вы всего менее будете ожидать этого, она увидит меня всего исполосованного ударами ремня, как зебру, про которую ваша милость мне как-то рассказывали. И пока еще жив и думаю жить, а потому и не отказываюсь. исполнить то, что обещал.

Поблагодарив своего оруженосца за честность намерения, Дон-Кихот растянулся на траве и вскоре погрузился в глубокий сон. Санчо не замедлил последовать его примеру. Проснулись они оба довольно поздно, сели верхом и поспешили отыскать засветло какую-нибудь корчму, которую и нашли как раз в то время, когда начинало совсем смеркаться. Против своего обыкновения, Дон-Кихот не принял корчмы за замок. На вопрос Дон-Кихота хозяину корчмы, есть ли у него свободное помещение, последний ответил, что имеется такое спокойное и удобное помещение, какого не найти и в самой Сарагоссе. Санчо сначала внес чемодан и котомку в указанную ему корчмарем комнатку, а затем отвел Россинанта с ослом в конюшню, засыпал им корму и принес воды. Поблагодарив после этого Бога за то, что Он не допустил Дон-Кихота принять эту корчму за что-нибудь другое, оруженосец отправился за приказаниями к рыцарю, сидевшему в общей зале на скамье.

Так как уже наступило время ужинать, Санчо спросил хозяина, есть ли у него какая-нибудь провизия.

-- Все, что угодно, - ответил корчмарь: - воздушные птицы, земные животные, морския рыбы - всего у меня вдоволь.

-- Ну, так много нам не нужно, - сказал Санчо. - С нас довольно и пары жареных цыплят. Господин мой кушает немного, да и я не особенный обжора.

-- Цыплят не держим, потому что в нашей местности много коршунов, - последовал ответ корчмаря.

-- Так зажарь нам курицу, только помоложе и понежнее.

-- Курицу... - пробормотал хозяин. - Я только вчера отправил всех своих наличных кур, которых было с полсотни, в город, на продажу. Кроме кур, приказывайте, что угодно.

-- В таком случае, за козленком или теленком дело, верно, не станет?

-- Козлята и телята тоже все вышли, а новые будут на следующей неделе.

-- Вы, кажется, не можете пожаловаться на излишек своей памяти, - заметил хозяин: - я говорю, что у меня нет ни цыплят ни кур, а вы требуете яиц! Спрашивайте, ради Бога, чего-нибудь другого и отстаньте от меня с вашими курами и яйцами!

-- Да что ты шутишь с нами, что ли! - крикнул Санчо. - Хвалишься, что у тебя всего много, а как до дела дошло, так и нет ничего... Ну, говори, чем же можешь угостить нас?

-- По совести говоря, у меня остались только две воловьи ноги, похожия на телячьи, или, пожалуй, две телячьи, похожия на бараньи, Оне варятся в печи, приправленные луком, чесноком и салом... Оне так хороши, что прямо просятся в рот...

-- Ну, и давай их сюда! - перебил Санчо. - Я заплачу тебе за них дороже, нежели за что другое. Я ведь, признаться, и не привык к нежным кушаньям.

-- Хорошо, я вам дам эти ножки, - сказал хозяин. - Блого, кроме вас, тут сегодня все такие проезжие, которые настолько порядочны, что возят с собою свою провизию, посуду и даже поваров.

-- Не думаю, чтобы были люди, порядочнее моего господина, - возразил Санчо. - Но его звание не позволяет ему возиться с большою поклажей и множеством слуг. Обыкновенно, мы с ним располагаемся в лесу, на берегу речки или ручья, и закусываем жолудями да ягодами и запиваем их чистою водой.

-- А кто же такой ваш господин? - осведомился хозяин.

Но Санчо молча отвернулся, не чувствуя в эту минуту расположения отвечать на этот вопрос, тем более, что Дон-Кихот позвал Санчо в отведенную им комнату, куда и были поданы сомнительные ножки.

Через несколько времени из соседней комнаты послышался чей-то голос, говоривший:

-- Дон Херонимо, умоляю вас, прочтите мне вслух, в ожидании ужина, вторую главу второй части истории Доне-Кихота Ламанчского {Намек на вторую часть "Дон-Кихота", написанную прежде, чем окончил ее сам Сервантес, и вышедшую под вымышленным именем лиценциата Алонзо Фернандеца Авелланеда.}.

Услышав свое имя, Дон-Кихот приподнялся с своего места и жадно стал прислушиваться, что будут говорить о нем дальше.

-- Помилуйте, дон Хуан, - возразил второй голос, - что вам за охота слушать такия глупости! Довольно прочесть и первую часть этого нелепого сочинения, чтобы пропала всякая охота к такого рода чтению.

-- Однако, - проговорил дон Хуан, - нам все-таки не мешает прочесть и вторую часть. Нет такой дурной книги, в которой не было бы чего-нибудь хорошого. Одно мне не нравится в ней - это то, что Дон-Кихот представлен там перестающим любить свою Дульцинею.

Едва последнее слово вылетело из уст дон Хуана, как Дон-Кихот, вне себя от негодования, вскричал громовым голосом:

-- Каждому, кто будет утверждать, что Дон-Кихот Ламанчский разлюбил или вообще способен разлюбить Дульцинею Тобозскую, я с оружием в руках докажу, что он сильно ошибается! Дон-Кихот не может перестать любить Дульцинею, потому что Дульцинея не может не быть любимою! Девиз Дон-Кихота - постоянство, а произнесенный им обет состоит в том, чтобы быть неизменно верным своей даме.

-- Кто это говорит? - раздался вопрос из соседней комнаты.

-- Сам Дон-Кихот Ламанчский, - ответил рыцарь. - Он намерен поддерживать оружием не только все, сейчас сказанное им, но и то, что он еще скажет. У хорошого плательщика за деньгами дело не станет.

В эту минуту дверь в комнату Дон-Кихота отворилась и в нее вошли два благородных - по крайней мере, по наружности - гидальго, из которых один, бросившись Дон-Кихоту на шею, дрожащим от волнения голосом проговорил:

-- Как ваш образ не может скрыть вашего имени, так и ваше имя - вашего образа. Сразу видно, что вы - истинный Дон-Кихот Ламанчский, путеводная звезда странствующого рыцарства, наперекор тому сочинителю, который вознамерился похитить у вас ваше имя и уничтожить ваши подвиги в написанной им книге, которую мы только что собирались было читать. Вот, не угодно ли вам взглянуть на нее.

Говоривший взял из рук товарища книгу и передал ее Дон-Кихоту. Рыцарь перелистал книгу и отдал назад, говоря:

-- В том немногом, что я прочел здесь, я нашел три несообразности. Во-первых, кое-что в предисловии {Это предисловие наполнено грубыми ругательствами по адресу Сервантеса.}, во-вторых, это невозможное аррагонское наречие, на котором она написана, а в третьих, - что особенно доказывает лживость автора, - он называет жену Санчо Ланцы, Терезу Панца, Марией Гутьерець. Если он лжет в одном, то можно ли верить ему и во всем остальном?

еще раз в эту книгу: не наврано ли там и мое имя?

-- А вы, значит, Санчо Панца? - спросил дон Херонимо, тот, который держал в руках книгу.

-- Точно так: я - Санчо Панца, оруженосец сенора Дон-Кихота Ламанчского, - ответил Санчо.

-- Ну, так, клянусь Богом! - воскликнул дон Херонимо, - этот историк описывает вас вовсе не таким приятным человеком, каким я вижу вас. Он выставляет вас каким-то неумытым и прожорливым дураком, о котором и читать-то не доставляет никакого удовольствия. В первой части "Дон-Кихота" вы изображены совсем другим.

-- Прости ему Бог! - сказал Санчо. - Лучше бы он и не поминал обо мне. Устроить пляску можно только хорошо умеючи играть на скрипке, а святой Петр только в Риме у себя дома.

Дон Херонимо и дон Хуан пригласили рыцаря отужинать с ними, так как в этой корчме, - говорили они, - нельзя достать кушанья, достойного такого знаменитого рыцаря, как Дон-Кихоть. Последний, с своею обычною вежливостью, уступил их просьбам и пошел к ним ужинать, между тем как Санчо для компании позвал к себе корчмаря.

За ужином дон Хуан спросил Дон Кихота, не вышла ли Дульцинея Тобозская замуж, не родила ли, не беременна ли, или попрежнему хранит обет непорочности и. помнит влюбленного в нее рыцаря?

-- Дульцинея еще непорочна и чиста, как лилия, - ответил Дон-Кихот. - Мои к ней отношения остаются попрежнему платоническими, но только, - увы! - красавица злыми волшебниками превращена в отвратительную крестьянку...

И он подробно рассказал об очаровании Дульцинеи, о своем пребывании в пещере Монтезиноса и о том, какое средство было назначено мудрым Мерлином для разочарования Дульцинеи.

Разсказ Дон-Кохота доставил молодым гидальго громадное удовольствие. Они не менее удивлялись его безумству, чем его красноречию. Их вообще сильно изумляло то, что он мешал быль с небылицею, самые умные и глубокия разсуждения с страшною чепухой. Слушая его, они напрасно старались определить, чего в нем больше - безумия или гениальности.

Поужинав вместе с корчмарем, Санчо вошел к господам и сказал рыцарю:

-- Пусть меня повесят, если сочинитель той книги, которую показывали вам эти сеноры, не хочет поссорить меня с ним! Все-таки надеюсь, что он, обзывая меня обжорой, не называет хоть пьяницей?..

-- Он так именно вас и называет, - подхватил дон Херонимо. - Вообще он, как я уже говорил, выставляет вас в самом непривлекательном свете.

-- Поверьте мне, - продолжал толстяк, - что Дон-Кихот и я, описанные в этой истории, совсем не те, которые описаны в истории Сида Гамета Бен-Энгели. Тот выставил нас именно такими, какими мы есть: господина моего - мужественным, благоразумным и влюбленным, а меня - простым, остроумным добряком, но не обжорой и не пьяницей.

-- Я этому вполне верю, - поспешил объявить дон Хуан. - По моему мнению, следовало бы воспретить всем, кроме Бен-Энгели, описывать замечательные подвиги и приключения Дон-Кихота, подобно тому, как Александр Великий по позволил никому, кроме Апеллеса, писать с него портрет.

-- Портрет мой пусть пишет, кто хочет, - заметил Дон-Кихот, - только бы не искажали. А кто обезобразит мое изображение, тому я не спущу безнаказанно такого оскорбления.

-- Разумеется, - подхватил дон Хуан, - рыцарь Дон-Кихот не может оставить неотомщенным никакого оскорбления, если только не отразит его щитом своего терпения, по всей вероятности, очень широким и крепким.

В подобных разговорах прошла большая часть ночи. Молодые доноры настойчиво упрашивали Дон-Кихота прочесть новую книгу о себе, чтобы узнать, как смотрит на него автор, но рыцарь наотрез отказался от этого. Он сказал, что считает эту книгу, хотя только просмотреную им наскоро, негодною от начала до конца, и вовсе не желает давать автору повода радоваться тому, что ее читал изображенный им герой.

-- К тому же, - добавил он, - не только глаз, но и самая мысль должна отворачиваться от всего, что грязно, неприлично и отзывает уличным гаерством.

Дон Херонимо спросил рыцаря, куда он держит путь.

-- Я еду в Сарагоссу, чтобы присутствовать на турнирах, происходящих там ежегодно в это время, - ответил Дон-Кихот.

вяло, глупо и даже убого.

-- И отлично сделаете, - ответил дон Херонимо. - К тому же, в Берцелоне тоже готовятся турниры, на которых вам можно будет проявить вашу ловкость и мужество.

-- Да, я туда и думаю направиться, - проговорил Дон-Кихот. - Однако, пора спать. Крошу позволения проститься с вами и считать меня отныне вашим преданнейшим другом и слугой.

-- Я тоже прошу не брезговать моею дружбой и службой, - сказал Санчо. - Авось на что-нибудь пригожусь вам и я, добрые доноры.

Встав рано утром, рыцарь постучался в перегородку, соседней комнаты и крикнул своим новым знакомым прощальное приветствие. Санчо щедро расплатился с корчмарем, при чем посоветовал ему не заманивать путешественников пустыми обещаниями, а лучше держать побольше провизии в доме, которая всегда прекрасно окупится.