Айвенго.
Глава IX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвенго. Глава IX (старая орфография)

ГЛАВА IX.

Уильям де-Уйвиль и Стефан де-Мартиваль, маршалы турнира, первые поздравили победителя, прося его в то же время дозволить снять шлем или по-крайней-мере приподнять забрало, прежде чем его представят принцу Иоанну, для принятия из рук его награды. Лишенный-Наследства со всею рыцарскою учтивостью отказался исполнить их просьбу, говоря, что он не может теперь сделать это по причине, которую объявил герольдам пред вступлением в арену. Маршалы остались совершенно-довольны ответом, потому-что между частыми и странными обетами рыцарей ничего не было обыкновеннее, как обещание оставаться в неизвестности до некоторого времени, или до совершения какого-нибудь особенного подвига. И потому маршалы не старались более проникнуть в тайну Рыцаря-Лишенного-Наследства; но донесши принцу о желании победителя остаться неизвестным, просили позволения представить его пред его высочество для получения награды храбрости.

Любопытство Иоанна было возбуждено таинственностью незнакомца, и недовольный окончанием турнира, где любимые его вызывальщики были поражены один за другим, он надменно отвечал маршалам:

-- Клянусь светом чела Богородицы! этот рыцарь лишен так же вежливости, как и наследства, если он хочет явиться перед нами с закрытым лицом. Господа, продолжал он, обращаясь к свите: - не возьметесь ли вы отгадать, кто этот щеголеватый витязь, поступающий так надменно?

-- Не могу отгадать, отвечал де-Браси: - и не думаю, чтоб среди четырех морей, омывающих Британию, был воин, который бы в один день мог опрокинуть таких пятерых рыцарей. По чести, никогда не забуду силы, с которою он поразил де-Випонта. Бедный госпиталит вылетел из седла как камень из пращи.

-- Не хвастайтесь этим! сказал рыцарь Иоанна-Иерусалимского, бывший в свите: - ваш товарищ, рыцарь-св.-храма, имел не лучшую участь. Я видел, как храбрый витязь перевернулся три раза, хватая каждый раз полную горсть песку.

Де-Браси, бывший в дружбе с тамплиерами, хотел отвечать, но принц предупредил его: - Молчите, господа! к чему безполезная ссора?

-- Наше приказание, отвечал Иоанн: - ждать ему, пока кто-нибудь отгадает, кто он и какого достоинства. Если б ему пришлось ждать и за-полночь, то он, поработав столько, не озябнет.

-- Ваше высочество, сказал Вальдемар Фитцурз: - не окажете заслуженной почести победителю, если заставите его дожидаться, пока мы скажем то, чего не можем знать; по-крайней-мере, я не могу отгадать, кто он, если он не принадлежит к числу храбрых рыцарей, сопровождавших Ричарда в Палестину, и теперь пробирающихся назад из Святой-Земли.

-- Не граф ли это Салисбори? сказал де-Браси: - он почти такого же роста.

-- Скорее сэр Томас де-Мольтон, рыцарь джильслендский, сказал Фитцурз: - Салисбори толще его. В свите шептали: "Может-быть, король; может-быть, сам Львиное-Сердце!" но кто внушил эту мысль, было неизвестно.

-- Сохрани Бог! сказал принц, бледнея как смерть и невольно отступая назад, как-бы ослепленный блеском молнии.. - Вальдемар! де-Краси! храбрые рыцари и вельможи! не забудьте обещаний и стойте за меня верою и правдою.

-- Я не вижу здесь никакой опасности, сказал Фитцурз: - не-уже-ли вы так скоро позабыли гигантский рост вашего брата, что думаете, будто он поместится в эти латы? Де-Уивиль и Мартиваль, вы окажете принцу более услуги, если приведете победителя к трону и положите конец заблуждению, согнавшему всю краску с лица его высочества. - Посмотрите на него внимательнее, ваше высочество, продолжал он: - и вы увидите, что ему не достает трех вершков до роста короля Ричарда, у которого и плеча шире по-крайней-мере шестью вершками. Да и самый конь этого рыцаря не вынес бы тяжести короля Ричарда даже в одной сшибке.

Пока он говорил это, маршалы подвели Рыцаря-Лишенного-Наследства к всходу деревянной лестницы, которая вела из арены к трону принца Иоанна. Встревоженный мыслию, что брат его, столько им оскорбленный и столько его обязавший, неожиданно мог явиться в родную свою землю, принц Иоанн, не смотря на замечания Фитцурза, все еще не мог разсеять своих подозрений. С замешательством сказав несколько слов в похвалу храбрости, принц приказал выдать рыцарю боевого коня, назначенного в награду, и сам трепетал от страха в ожидании, что из-под опущенного забрала вооруженной фигуры, пред ним стоявшей, раздастся в ответ глухой и грозный голос Ричарда-Львиного-Сердца.

Но Рыцарь-Лишенный-Наследства не сказал ни слова на приветствие принца, и отвечал одним только почтительным поклоном

Двое конюших в богатой одежде вывели на арену коня, украшенного полным прибором богатейшей вопнекой сбруи, которая, однакожь, едва-ли могла прибавить достоинства благородному животному в глазах знатоков. Схватившись за луку седла, Лишенный-Наследства легко прыгнул на коня, ни сколько не думая об употреблении стремен, и, подняв копье кверху, два раза обскакал арену и показывал все стати и бег коня с искусством совершенного наездника.

Во всяком другом случае, такой поступок показался бы пустым тщеславием; но здесь он был у места, потому-что выставлял в лучшем виде царскую награду, которой победитель был удостоен; восклицания зрителей снова приветствовали рыцаря.

Между-тем, христолюбивый приор Эймер шопотом напомнил принцу Иоанну, что было уже время победителю показать, вместо смелости, вкус свой: выбрать из числа красавиц, украшавших галереи, девицу, долженствовавшую занять трон царицы красоты и любви и раздавать награды на следующий день турнира. Принц дал рыцарю знак жезлом, когда тот во второй раз проезжал мимо его по арене. Рыцарь повернул к трону и, преклонив копье почти до самой земли, стал недвижимо, как-будто в ожидании Иоанновых приказаний: все изумились искусству, с которым он в одну минуту привел своего коня из состояния быстрого движения к неподвижности конной статуи.

-- Сэр Рыцарь-Лишенный-Наследства, сказал принц Иоанн: - если уже под одним этим именем мы должны к вам обращаться! Обязанность, равно и неотъемлемое ваше право наименовать теперь красавицу, которая, как царица чести и любви, должна председать на играх следующого дня. Если вы, как чужеземец, пожелаете принять в руководители и помощь суждение другого, то мы можем только сказать, что Алисия, дочь нашего храброго рыцаря Вальдемара Фитцурза, при дворе нашем всегда почиталась первою по красоте и сану. Впрочем, неоспоримое ваше право вручить этот венец по своему усмотрению: получившая его по вашему выбору будет призвана царицею завтрашняго дня... Поднимете копье.

Рыцарь повиновался, и принц Иоанн надел на острие его копья венец из зеленого атласа с золотым ободом, верхний край которого был украшен стрелами и сердцами, размещенными попеременно, наподобие листьев клубники и шаров на герцогской короне. Иоанн, делая ясный намек на выбор дочери Вальдемара Фитцурза, имел много причин, из которых каждая была условливаема умом его, представлявшим странную смесь беззаботности и тщеславия с хитростию и лукавством. Он желал изгнать из памяти окружавших его рыцарей свою неприличную шутку касательно невозможного избрания Жидовки Ревекки, хотел примириться с Вальдемаром, отцом Алисии, которого уважал, и который в-продолжении этого дня уже не раз был недоволен поступками принца. Он надеялся также приобрести себе доброе расположение этой девушки, потому-что столько же был невоздержен в удовольствиях, сколько неограничен в тщеславии. Но независимо от всех этих причин, он желал возбудить против Рыцаря-Лишенного-Наследства (которого он уже сильно ненавидел) опасного врага в особе Вальдемара Фитцурза, который, как полагал он, живо почувствует пренебрежение своей дочери в случае, если победитель, как было очень-вероятно, сделает другой выбор.

Так и случилось. Лишенный-Наследства проехал мимо галереи, соседней с троном принца, в которой лэди Алисия сидела со всею гордостию торжествующей красоты, и, проезжая столько же тихо, сколько быстро мчался он сперва вокруг арены, казалось, наслаждался правом своим разсматривать множество прелестных лиц, украшавших этот блистательный круг.

Довольно-забавно было видеть различные уловки красавиц, подвергавшихся этому обзору рыцаря, когда он проезжал мимо. Одне краснели, другия принимали гордый вид достоинства; иные смотрели в противную сторону, как-будто не понимая, что перед ними делается; иные склонялись назад в испуге, может-быть притворном; одне старались удержаться от улыбки, а две или три смеялись. Были и такия, которые опускали покрывала на свои прелести; по уардорова рукопись говорит, что эти красавицы уже более десяти лет пленяли своими прелестями, почему и можно думать, что оне, удовлетворись суетою мира сего, хотели отказаться от своих прав, и решились предоставить успех возникающим красавицам того времени.

Наконец, всадник остановился перед балконом, в котором находилась лэди Роуэна, и этим возбудил внимание в высшей степени.

Надо согласиться, что еслиб участие, принимаемое в успехе Рыцаря-Лишсиного-Наследства, могло решить его выбор, то часть галереи, пред которой он остановился, вполне заслуживала его предпочтение. Седрик Саксонец, в восторге от поражения тамплиера, а еще более от неудачи своих недоброжелательных соседей Фрон-де-Бёфа и Мальвуазена, перевесившись чрез балкон, следовал за каждым движением победителя не только глазами, но и всем сердцем и душою. Лэди Роуэна с тем же вниманием наблюдала события этого дня, хотя явно и не обнаруживала такого сильного участия. Даже неповоротливый Адельстан, сбросив с себя часть своего равнодушия, спросил себе большой кубок мушкателя и выпил его за здоровье Рыцаря-Лишенного-Наследства.

Другая группа зрителей, под галереею, занимаемою Саксонцами, показывала не меньшее участие.

-- Отец Авраам! сказал Исаак-Йоркский, когда Рыцарь-Лишенный-Наследства в первый раз напал на тамплиера: - как пламенно несется этот язычник! Ах! он так же мало заботится о добром коне, приведенном из дальней Варварии, как и о диком онагре; а о великолепном вооружении, стоявшем стольких цехинов Иосифу Парсире, миланскому оружейнику, кроме семидесяти процентов прибыли, он заботится почти столько же, как о найденном на большой дороге!

-- Если он подвергает опасности жизнь свою и тело, вступив в такую ужасную битву, отвечала Ревекка: - то можно ли требовать, чтоб он щадил коня и вооружение?

-- Дитя мое! отвечал Исаак с некоторым неудовольствием: - ты не знаешь, что говоришь. Шея и тело его собственные, а конь его и доспехи принадлежат... святый Иаков! о чем хотел сказать я?... Впрочем, он добрый юноша. Посмотри, Ревекка! посмотри: он опять готов в бой против Филистимлянина... Молись, дочь моя! молись о спасении доброго юноши... и быстрого коня его... и богатого вооружения. Боже отцов моих! воскликнул он: - он победил, и необрезанный Филистимлянин повергнут копьем его, - как От, царь вассанский, и Сихон, царь аморитянский, павшие под мечами отцов наших... Я почти уверен, что он возьмет в добычу их золото и серебро, и боевых коней их, и их доспехи стальные и медные.

не было недостатка в участии к успехам Рыцаря-Лишенного-Наследства, занимавших ту часть галсреи, перед которою он остановился.

Рыцарь, герой этого дня, по нерешимости, или по другой какой-либо причине, стоял более минуты на одном месте неподвижно; между-тем, глаза всего безмолвного собрания следовали за его движениями. Наконец, медленно и с особенною ловкостию преклоня острие копья, он положил венец к ногам прекрасной Роуэны. Немедленно заиграли трубы, и герольды провозгласили лэди Роуэну царицею красоты и любви на следующий день, угрожая строгим наказанием тем, которые ослушаются её власти. Потом повторили свой крик: "Щедрость!" на который Седрик в избытке радости отвечал богатыми дарами, а Адельстан, хотя и с меньшею готовностью, прибавил неменее-щедрые дары.

Ропот послышался между красавицами норманского происхождения, которые столь же мало привыкли видеть предпочтение саксонской красавицы, сколько норманское дворянство не ожидало потерпеть поражение в рыцарских играх, им же установленных. Но этот ропот неудовольствия был подавлен восклицаниями народа: "Да здраствует лэди Роуэна, избранная и законная царица любви и красоты!" К этому некоторые из нижней галереи присовокупляло: "Да здравствует саксонская принцесса! да здравствует поколение безсмертного Альфреда!"

Сколько ни были неприятны для слуха принца Иоанна и свиты его эти восклицания, он однакожь был в необходимости подтвердить выбор победителя, и, потребовав коня, немедленно сошел с трона, сел на лошадь и в сопровождении свиты опять въехал в арену. Принц на минуту остановился под галереею лэди Алисии, засвидетельствовал ей свое уважение, заметив при этом окружающим: "Клянусь Богородицею, господа! если подвиги рыцаря вполне показали, что у него есть руки и мышцы, то выбор его столько же доказал, что вкус его не отличается разборчивостью."

Несчастие Иоанна в настоящем случае, равно как и во всю жизнь его, заключалось в неумении понимать характер людей, которых он желал привязать к себе. Вальдемар Фитцурз не только не был обрадован, но даже обиделся замечанием принца Иоанна о неуважении, оказанном его дочери.

-- Из всех преимуществ рыцарства, я не знаю ни одного более важного и неизменного, сказал он: - как то, по которому каждый свободный рыцарь может выбирать себе даму по своему желанию. Дочь моя не ищет никакого предпочтения и в собственном кругу своем не будет иметь недостатка в уважении, которого достойна.

Принц Иоанн не отвечал, но, как-бы желая разсеять свою досаду, пришпорил коня и заставил его сделать прыжок к галерее, где находилась Роуэна, еще невзявшая венца, который лежал у ног её.

-- Приймите, прекрасная лэди, сказал он: - знаки вашего владычества, к которому никто не питает уважения более искренняго, какое питаем мы, Иоанн-Анжуйскии; а если угодно будет вам и благородному вашему воспитателю и друзьям вашим удостоить своим присутствием наш пир в замке Эшби-де-ла-Зуш, то вы этим доставите нам случаи более узнать царицу, на служение которой мы посвящаем завтрашний день.

Роуэна молчала, но Седрик отвечал за нее по-саксонски:

-- Лэди Роуэна не владеет языком, который нужен для того, чтоб благодарить за вашу вежливость и достойным-образом присутствовать на вашем празднике. Я сам и благородный Адельстан-Конингсборгский говорим только на языке наших предков и следуем их обычаям. И так с благодарностию отказываемся от вежливого приглашения вашего высочества участвовать в вашем пире. Завтра лэди Роуэна приймет на себя обязанность, к которой она призвана свободным выбором рыцари-победителя и утверждена восклицаниями народа.

Сказав это, Седрик поднял венец и возложил его на голову Роуэны, в знак его согласия на принятие предоставленной ей временной власти.

-- Что говорит он? спросил принц Иоанн, притворясь непонимающим саксонского языка, в котором, однакожь, был очень-сведущ. Содержание седриковой речи было повторено ему по-французски. - Хорошо! сказал он: - завтра мы сами возведем эту немую царицу на её почетное место. - По-крайней-мере вы, сэр рыцарь, прибавил он, обратившись к победителю, который еще оставался у галереи: - не хотите ли участвовать в сегодняшнем празднике?

Рыцарь, проговоривший в первый раз глухим, торопливым голосом, извинялся усталостью и необходимостью приготовиться к завтрашней битве.

-- Очень-хорошо! сказал надменно ирпиц Иоанн: - хотя мы и не привыкли к таким отказам, однакожь постараемся сами распорядиться нашим пиром по возможности, если ужь счастливый победитель и избранная им царица красоты отказались украсить его своим присутствием.

Но с злопамятностью обиженной гордости, свойственной людям, несознающим своего достоинства, едва сделал он три шага вперед, как вдруг, обернувшись, устремил взор, мрачный от злобы, на йомена, раздражившого его утром, и отдал приказ близь-стоявшим воинам, сказав: - Не упускайте его из вида; вы будете отвечать мне за него своею головою.

Йомен вынес гневный взор принца с тою же непоколебимою твердостью, которою так отличился прежде, и сказал с улыбкою; - Я не намерен покинуть Эшби прежде суток... хочу посмотреть каково стреляют из лука стрелки Стаффордшира и Лейсестершира; Леса Нидвудский и Чарнвудский должны производить отличных стрелков.

-- Посмотрю, сказал принц Иоанн, обращаясь к свите и не удостоивая йомена прямым ответом: - посмотрю, хорошо ли этот молодец стреляет сам, и горе ему, если его искусство не представит какого-нибудь извинения его дерзости!

-- Давно бы пора, сказал Де-Браси: - обуздать наглость этих мужиков каким-нибудь примерным наказанием.

Принц Иоанн продолжал удаляться от арены; народ начал расходиться во все стороны.

Разными дорогами, сообразно с местами, откуда пришли, зрители толпами разсыпались по долине. Самая многочисленная часть их устремилась к городу Эшби, где многия знатные лица остановились в замке, а другия поместились в самом городе.

Между последними находилась большая часть рыцарей, уже принимавших участие в турнире, или намеревавшихся сражаться на следующий день. Тихо подвигаясь вперед по дороге, они разговаривали о событиях этого дня и были приветствуемы громкими криками народа. Те же восклицания сопровождали принца Иоанна, хотя он был обязан этим скорее блистательной своей свите, чем народной к нему привязанности.

вежливо было предложено ему маршалами турнира. Как-скоро он вошел в шатер, многие, еще оставшиеся в арене, чтоб посмотреть на рыцаря и сделать свои заключения, также разсеялись.

затих, и водворилась глубокая тишина. Только изредка еще слышны были голоса прислужников, убиравших подушки и ковры с галерей, для сбережения их во время ночи, и споривших друг с другом о полуопорожненных бутылках вина и об остатке блюд, которыми угощали зрителей.

Вокруг арены было устроено несколько кузниц, в которых среди вечерняго сумрака заблистали горны, возвещавшие работу оружейников, во всю ночь чинивших или переделывавших доспехи для следующого дня.

Сильный отряд воинов, сменявшихся каждые два часа, окружил арену и содержал стражу во всю ночь,