Айвенго.
Глава XII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвенго. Глава XII (старая орфография)

ГЛАВА XII.

Безоблачное утро наступило во всем блеске, и хотя солнце было еще невысоко, но уже самые праздные или самые нетерпеливые из зрителей показались в поле и спешили к арене для занятия лучших мест, чтоб лучше видеть продолжение ожидаемых увеселений.

Вслед за тем явились в поле маршалы с своими прислужниками, и герольды, которые должны были узнавать имена рыцарей, желавших сражаться, а также и той стороны, которой они хотели придерживаться. Это была необходимая предосторожность для сохранения равновесия между противоборствующими партиями.

Согласно с установленным правилом, Рыцарь-Лишенный-Наследства должен был предводительствовать одной стороною, а Бриан де-Буа-Гильбер, признанный накануне вторым по храбрости, был назначен предводителем другой. Рыцари, вызывавшие вчера, само собою разумеется, придерживались его партии, кроме Ральфа де-Винонта, который, после своего падения, уже не мог надеть доспехов. Для пополнения рядов как с той так и с другой стороны, не было недостатка в знаменитых и благородных рыцарях.

Общие турниры, в которых рыцари сражались все вместе, были гораздо-опаснее единоборств; однакожь, не смотря на это, они были в большом употреблении между рыцарством того века. Многие рыцари, не слишком-осмеливавшиеся на встречу с одиноким противником, пользовавшимся общею славою, тем не менее желали выказать свою храбрость в общей битве, где могли встретить врага по своим силам. Уже около пятидесяти рыцарей, как с той, так и с другой стороны записались желающими вступить в сражение, когда маршалы объявили, что более; этого числа не может быть допущено, к досаде многих, поздно явившихся.

Около десятого часа, вся равнина была покрыта всадниками, всадницами и пешеходами, спешившими на турнир, и вскоре после этого, громкий звук труб возвестил прибытие принца Иоанна со свитою, в сопровождении рыцарей, готовых принять участие в этом воинском увеселении, равно и тех, которые ехали без всякого подобного намерения.

Почти в то же время прибыл и Седрик Саксонец с лэди Роуэною, однакожь без Адельстана, который, надев латы, также хотел стать в ряду сражающихся, но, к крайнему удивлению Седрика, присоединился к стороне рыцаря-храма. Старый Саксонец с жаром представил своему другу все неприличие такого поступка; но на это получил от него ответ, обыкновенно даваемый теми, которые лучше умеют следовать своей прихоти, чем в ней оправдываться.

Адельстан имел благоразумие удержать в тайне главнейшую, если не единственную причину, по которой он пристал к стороне Бриана де-Буа-Гильбера. Хотя его апатический характер препятствовал ему понравиться лэди Роуэне, однакожь он отнюдь не был равнодушен к её прелестям и почитал брак свой с нею делом несомненным, имея на то согласие Седрика и других друзей её. По этому-то, безпечный, но гордый лорд конингсборгский смотрел с неудовольствием на победителя, оказавшого лэди Роуэне ту честь, которую оказать дано ему было право. Чтоб наказать его за предпочтение, которое, по-видимому, мешало его собственному искательству, Адельстан, уверенный в своей силе и весьма-сведущий в военном искусстве, как по-крайней-мере уверяли его льстецы, решился не только отказать Рыцарю-Лишенному-Наследства в своей сильной помощи, но даже при случае дать ему почувствовать всю силу своей секиры.

Де-Браси и другие рыцари, приближенные к принцу, пристали к стороне вызывающих, в-следствие намека Иоанна, желавшого по возможности упрочить победу за последними. Напротив, многие другие рыцари, как английские, так и норманские, как туземные, так и иностранцы, объявили себя против вызывающих тем охотнее, что противоположный отряд имел во главе своей такого предводителя, как был Рыцарь-Лишенный-Наследства, столь славно отличившийся.

спрыгнув с лошади, помог лэди Роуэне сойдти с седла. Между-тем, сопровождавшие его также сняли шляпы, и один из самых знатнейших подошел взять её иноходца.

-- Вот каким-образом, сказал Иоанн: - мы подаем пример преданности царице любви и красоты: сами служим ей проводником к трону, который она будет занимать сегодня. - Дамы! сказал он: - следуйте за вашею царицею, если вы желаете в свою очередь быть также отличены подобными почестями.

Сказав это, принц повел лэди Роуэну к почетному месту, устроенному против его собственного, а между-тем самые прекрасные и знаменитые из присутствовавших дам теснились вокруг нея, чтоб получить место как-можно-ближе к своей временной повелительнице.

Едва только Роуэна села, громкая музыка, полу-заглушенная кликами народа, приветствовала новый сан её. Между-тем, солнце ярко горело на светлом вооружении рыцарей обеих сторон, которые толпились на противоположных концах арены, советуясь об удобнейшем расположении своей боевой линии и о поддержании друг друга в сшибке. После этого, герольды подали знак молчания, чтоб прочесть законы турнира, имевшие целию уменьшить в некоторой степени опасность этого дня; такая предосторожность почиталась тем-более нужною, что сражение должно было производиться на отточеных мечах и заостренных копьях.

В-силу этого, рыцарям запрещалось колоть мечами; они должны были ограничиваться только ударами. Дозволено было употреблять по произволу булаву и секиру, по кинжал был оружием запрещенным. Выбитый из седла рыцарь мог возобновить битву пеший с кем-либо из противной стороны, находящимся в подобном же положении; но в этом случае всадникам уже не позволялось нападать на него. Если рыцарю удавалось осадить своего противника до самого конца арены так, что он сам или его оружие дотрогивались до барьера, то такой противник обязывался уступить, как побежденный, а оружие его вместе с конем отдавалось на произвол победителя. Рыцарь, таким-образом побежденный, не имел уже права принимать какое-либо участие в битве. Если кто-нибудь из сражающихся, выбитый из седла, не был в состоянии подняться на ноги, то оруженосцу или пажу его дозволялось войдти в арену и вынести своего господина; но в этом случае рыцарь признавался побежденным, и оружие его, вместе с лошадью, объявлялось проигранным. Битва должна была кончиться, как-скоро принц Иоанн бросить жезл: это была другая предосторожность, обыкновенно принимаемая в подобных случаях для устранения безполезного кровопролития, могущого произойдти от излишней продолжительности битвы. Рыцарь, нарушивший правила турнира или другим каким-либо образом преступивший законы благородного рыцарства, подвергался лишению оружия; щит его низом вверх ставился на барьер арены на народное посмешище, в наказание за поступки, неприличные рыцарю. Провозгласив эти правила, герольды заключили их воззванием к храбрым рыцарям, побуждая каждого исполнить свой долг и приобрести благосклонность царицы любви и красоты.

Потом, герольды удалились, а рыцари въехали длинными рядами с обоях концов арены на поприще, построились в две линии совершенно друг против друга, так-что предводитель каждой стороны находился в середине передовой линии; но это место они заняли не прежде, как тщательно устроив свои ряды и каждому назначив свое место.

Прекрасно и вместе с этим страшно было видеть такое множество храбрых рыцарей, сидящих на превосходных лошадях, богато вооруженных и готовых к ужасной сшибке. Как железные статуи сидели они в своих боевых седлах и ожидали знака к начатию боя с таким же рвением, как и благородные кони их, которые ржанием и топотом копыт изъявляли признаки своего нетерпения.

Рыцари держали свои длинные копья вверх; оконечники ярко горели на солнце, а значки, их украшавшие, развевались над перьями шлемов. В этом положения они оставались до-тех-пор, пока маршалы осматривали, действительно ли с каждой стороны находилось равное число воинов. Счет оказался верным. Тогда маршалы удалились с арены, и Уильям де-Уйвиль громовым голосом произнес условные слова: Laissez aller! Заиграли трубы; копья рыцарей вдруг опустились и были взяты на перевес; шпоры вонзились в бока коней, и два передовые строя каждого отряда бросились во весь карьер и сшиблись по средине арены; удар взаимного столкновения слышен был за милю вокруг. Задние ряды всадников двинулись медленнее, чтоб быть в готовности поддержать своих во время поражения или содействовать победе в случае успеха.

Следствия стычки нельзя было видеть в первую минуту, потому-что пыль, поднятая множеством лошадей, затмила воздух; только по прошествии нескольких минут, нетерпеливые зрители узнали судьбу сражавшихся. Когда поприще открылось, уже половина рыцарей были выбиты из седел - одни искусством, другие превосходством тяжести и силы своих противников. Многие опрокинулись вместе с конями, некоторые лежали на земле без всяких признаков жизни, иные уже вступили в рукопашный бой с теми из противной стороны, которые находились в таком же состоянии, а многие, которых раны делали уже неспособными сражаться, останавливали кровь шарфами и выбирались из толпы. Остальные всадники, изломав копья в грозной сшибке, бились мечами, оглашая воздух военными криками и сыпля удары с таким ожесточением, как-будто-бы от этой битвы зависела честь всей их жизни.

Смешение еще более увеличилось с приближением второго строя, бывшого в резерве и теперь бросившагося на помощь товарищам. Приверженцы Бриана де-Буа-Гильбера кричали: Beau-séant! Beau-seant {Beau-scant было название знамени тамплиеров и было в-половину черное, в половину белое, - для показания, как говорят, что тамплиеры были кротки и добры для христиан, но черны и страшны для неверных.}. За храм! за храм! - Противники же отвечали криком; Desdichado! Desdichado! что было девизом их предводителя.

Противники попеременно встречались со всею яростию и с одинаковым успехом; от-этого, казалось, бой то приближался к южному, то удалялся к северному концу арены, смотря потому, которая сторона брала верх. Между-тем, звук оружия и крики сражающихся ужасно смешивались с звуками труб, заглушая стоны павших и без защиты валявшихся под лошадиными копытами. Блестящее вооружение рыцарей было обезображено пылью и кровью и уже уступало каждому удару меча или секиры. Богатые перья, сорванные с шлемов, носились по ветру как клочья снега. Все, что было прекрасного в воинском вооружении, исчезло, и место его заступило одно вселяющее только ужас и сострадание.

Но такова сила привычки, что не только зрители низших классов, которым свойственно увлекаться зрелищами ужаса, но даже знатные дамы в галереях смотрели на битву, хоть и с трепетным любопытством, однакожь совсем не желая отвратить глаза от страшной картины. Впрочем, порою бледнели прелестные щечки, когда брат, супруг, или милый сердцу падал с седла. Но вообще дамы ободряли сражение не только рукоплесканием или маханием платков и покрывал, но даже восклицаниями: "добрый удар копья! славный удар меча!" смотря по тому, каким оружием наносился удар.

Если женщины принимали столь сильное участие в этой кровавой игре, то участие мужчин вполне понятно. Оно проявлялось громкими криками при каждой перемене счастия, тогда-как взоры всех были так прикованы к арене, что зрители как-будто сами наносили и получали удары, сыпавшиеся со всех сторон. Среди криков сражения раздавался голос герольда: "Сражайтесь, храбрые рыцари! человек смертен, но слава вечна! Сражайтесь - смерть лучше поражения! Сражайтесь, храбрые рыцари! очи прекрасных смотрят на ваши подвиги!"

При безпрерывно-изменявшемся счастии битвы, взоры всех старались отъискать предводителей, стесненных в бою и ободрявших голосом и примером своих товарищей. Они оба оказывали чудеса храбрости. Ни Бриан де-Буа-Гильбер, ни Рыцарь-Лишенный-Наследства не могли найдти в противных рядах воина равного себе по силе. Подстрекаемые взаимною враждою, они безпрестанно старались встретиться друг с другом, ибо знали, что падение кого-либо из них будет почтено за решительную победу. Таково, однакожь, было замешательство, что, в начале битвы, попытки их оставались тщетными: они были безпрестанно разделяемы натиском следовавших за ними рыцарей, из которых каждый хотел добиться чести померять силы в схватке с предводителем противников.

Но когда многие рыцари и с той и с другой стороны оставили поле как побежденные, потому-что были оттеснены до самых барьеров арены, или потому-что, в-следствие других причин, не могли продолжать битвы, тогда тамплиер и Рыцарь-Лишенный-Наследства успели наконец встретиться лицом-к-лицу со всем ожесточением, которое могла только внушить смертельная вражда, подкрепляемая жаждою славы. И такова была ловкость каждого из них в нанесении и отражении ударов, что зрители единодушно оглашали воздух невольными восклицаниями, выражавшими восторг и удивление.

Но в эту минуту сторона Рыцаря-Лишенного-Наследства находилась в самом затруднительном положении. Исполинская рука Фрон-де-Бёфа на одном крыле, и сила тяжеловесного Адельстана на другом, низпровергали и разсеивали все, что представляло им преграду. Не находя более перед собою противников, оба эти рыцаря, казалось, в одно и то же время поняли, что они дадут самый решительный перевес своей стороне, если обратятся на помощь тамплиеру, завязавшему бой с своим соперником. Поэтому, повернув коней в одно и то же мгновение, они поскакали против Рыцаря-Лишенного-Наследства - Норманец с одной стороны, Саксонец с другой. Невозможно было бы выдержать столь неравное и неожиданное нападение тому, против кого оно было направлено, еслиб не предупредил его общий крик зрителей, которые не могли не принять участия в человеке, подвергавшемся такому невыгодному бою.

-- Берегись, беретсь, сэр Лишенный-Наследства! раздалось повсюду. Рыцарь, увидев опасность, со всего плеча нанес удар тамплиеру, и в ту же минуту, повернув коня назад, ускользнул от натиска Адельстана и Фрон-де-Бёфа. Следствием этого было то, что оба рыцаря, потеряв, так-сказать, цель свою, понеслись друг на друга между предметом своего нападения и рыцарем храма, и едва не сшиблись лошадьми прежде, нежели могли остановить их. Однакожь, сдержав коней, они поворотили и уже все трое кинулись на Рыцаря-Лишенного-Наследства с единодушным намерением вышибить его из седла.

Ничто не спасло бы его, еслиб не необыкновенная сила коня, выигранного им накануне.

трудами этого дня. Совершенство в верховой езде и быстрота благородного коня дали возможность Рыцарю-Лишенному-Наследства держать своих противников в почтительном отдалении: он с быстротою сокола удалялся от них, устремляясь по-временам то на одного, то на другого, и, нанося тяжкие удары мечом своим, избегал тех, которые были на него направлены.

Но хотя арена оглашалась одобрениями его искусству, видно было, однакожь, что он теряет силы, и вельможи, окружавшие принца Иоанна, единогласно умоляли его бросить жезл для спасения такого храброго рыцаря от срама быть побежденным среди такого неравного боя.

-- Нет, клянусь светом небесным! отвечал принц Иоанн: - этот выскочка, скрывающий свое имя и пренебрегающий нашим гостеприимством, уже получил одну награду; пусть даст теперь возможность другим получить се в свою очередь. Пока он говорил таким-образом, неожиданный случай дал другой оборот делу.

На стороне Рыцаря-Лишенного-Наследства, был один воин в черном вооружении, на тяжелом огромном черном коне, по-видимому столь же сильном и крепком, как и сам сидевший на нем всадник. Этот рыцарь, неимевший никакого девиза на щите своем, до-сих-пор очень-мало принимал участия в сражении, только отражая с видимою легкостью тех, которые на него нападали, но не преследуя их, ни сам не нападая ни на кого. Короче, до-сих-пор он казался более зрителем, нежели принимающим участие в турнире, и потому получил от зрителей прозвание Le noir Fainéant, т. с. черный лентяй.

Тут, казалось, этот рыцарь сбросил свою безпечность, когда увидел, что предводитель его партии был тесним так жестоко; вонзив шпоры в своего копя, еще свежого и бодрого, он полетел к нему на помощь как молния, восклицая громовым голосом: "Desdichado на помощь!" И в-самом-деле, давно уже было пора подумать об этом, потому-что в ту минуту, как Рыцарь-Лишенный-Наследства теснил тамплиера, Фрон-де-Бёф подскакал к нему с занесенным оружием. Но прежде, нежели мог он нанести удар, черный рыцарь поразил его в голову мечом, который, скользнув по гладкому шлему, с ужасною силою упал на chamfrom лошади, и Фрон-де-Бёф вместе с конем грянулся о землю, оглушенный страшным ударом. Тогда Le noir Fainéant, повернув коня к Адельстану Конингсборгскому, и не имея меча, разлетевшагося в дребезги в сшибке с Фрон-де-Бёфом, вырвал из рук неповоротливого Саксонца секиру, которою тот был вооружен, и, подобно человеку, хорошо-знакомому с употреблением этого оружия, нанес такой удар в темя Адельстана, что тот также безчувствен пал на арену. Совершив этот двойной подвиг, за который его тем более превозносили, что он решил его совершенно-неожиданно, рыцарь, казалось, снова погрузился в свое бездействие: он спокойно отъехал к северному концу арены, оставив своего предводителя одного довершить дело с Брианом де-Буа-Гильбером. Теперь это не так уже было трудно, как прежде. Лошадь рыцаря-храма истекала кровью и не могла выдержать сшибки при нападении Рыцаря-Лишенного-Наследства. Бриан де-Буа-Гильбер покатился по арене, запутавшись в стремя, из которого не мог высвободить ноги своей. Противник его спрыгнул с коня, занес свой грозный меч над его головою и требовал, чтоб он сдался; но в это время принц Иоанн, тронутый более опасным положением тамплиера, нежели состоянием, в котором пред-этим находился его противник, бросил жезл свой и тем прекратил битву, чтоб избавить Бриана де-Буа-Гильбера от безчестия признать себя побежденным.

После этого тлели одне только искры битвы; из немногих рыцарей, оставшихся на арене, большая часть, как-бы сговорившись, уклонилась на некоторое время от сражения, предоставив своим предводителям решить бой.

Так кончился достопамятный турнир в Эшби-де-ла-Зуш, один из замечательнейших турниров того времени, потому-что, кроме четырех рыцарей, убитых на поле сражения, со включением одного задохшагося под тяжестию лат, более тридцати были опасно ранены, так-что четверо или пятеро из них умерли. Многие были изувечены на всю жизнь, а те, которые были счастливее, носили знаки ран до самой могилы. По-этому, турнир этот именуется в старинных летописях благородным и прекрасным воинским делом в Эшби (Gentle and Joyous Passage of Arms of Ashby). Принц Иоанн, которому теперь предстояла обязанность наименовать рыцаря более всех отличившагося, решил, что слава этого дня принадлежит тому, кого голос народный назвал Le noir Fainéant. из седла и поверг на землю предводителя противной стороны. Но принц не хотел переменить своего мнения, на том основании, что Рыцарь-Лишенный-Наследства и его партия непременно потеряли бы сражение, еслиб не подоспел на помощь рыцарь в черных латах, которому по этой причине он и настаивал отдать награду.

Однакожь, к удивлению всех, этого рыцаря нигде не могли отъискать. Он оставил арену тотчас по окончании битвы, и некоторые из зрителей видело, как он пробирался к лесу своим привычным медленным шагом, с тем же безпечным и равнодушным видом, который дал ему название "черного лентяя". После двукратного вызова звуком труб и клика герольдов, необходимо было выбрать другого для принятия почестей, назначенных рыцарю. Принц Иоанн, не имея уже причины отказать Рыцарю-Лишенному-Наследства в награде, объявил его героеим дня.

Чрез поле, обагренное кровью и заваленное переломанным оружием и телами раненных и мертвых лошадей, маршалы турнира снова подвели победителя к подножию Иоаннова трона.

-- Рыцарь-Лишенный-Наследства, сказал принц Иоанн: - если вы уже хотите, чтоб мы только под этим именем знали вас! мы во второй раз отдаем вам честь этого турнира, и признаем за вами право получить из рук царицы любви и красоты почетный венец, который ваша храбрость по-справедливости заслужила. - Рыцарь ловко и низко поклонился, но не отвечал ни слова.

Между-тем, как трубы звучали, герольды громким голосом провозглашали честь храброму и славу победителю, дамы махали шелковыми платками и шитыми покрывалами, и когда все присутствовавшие наполняли воздух кликами восторга, маршалы подвели Рыцаря-Лишенного-Наследства через арену к подножию того трона, на котором сидела лэди Роуэна.

его собственной, и даже было заметно, что он шатался, переходя во второй раз арену. Роуэна величественно встала с своего места и уже была готова возложить венец на шлем рыцаря, когда маршалы закричали в один голос:

-- Нет, это не по правилам; голова его должна быть открыта! Рыцарь сказал что-то едва-внятным голосом, который, глухо отозвавшись под его шлемом, казалось, выражал желание, чтоб не снимали его каски.

Из привязанности ли к форме, или из любопытства, маршалы не обратили внимания на слова, и сняли шлем, разрезав завязки и разстегнув застёжки нашейника. По снятии шлема, все увидели прекрасные, хотя загорелые черты двадцати-пятилетняго юноши с густыми белокурыми волосами. Лицо его было бледно как смерть и покрыто в нескольких местах кровью.

Роуэна, взглянув на него, испустила слабый крик; но тотчас же, собрав все свое мужество, и как-бы принудив себя продолжать начатое, между-тем, как все тело ся трепетало от внезапных ощущений, она возложила на поникшую голову блестящий венец, и сказала чистым, внятным голосом: "Возлагаю на вас, сэр рыцарь, этот венец, назначенный победителю в награду храбрости". Она замолчала на минуту, и потом твердо прибавила: "Никогда еще не возлагался венец рыцарский на чело более-достойное!"

Рыцарь преклонил голову, поцаловал руку прекрасной царицы, наградившей храбрость его, и потом, все еще наклоняясь вперед, пал без чувств к ногам её.

которые, отгадав причину обморока Айвенго, поспешили разстегнуть его латы, и увидели, что острие копья, пробив его нагрудник, ранило его в бок.