Айвенго.
Глава XVI

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Скотт В., год: 1819
Категории:Историческое произведение, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвенго. Глава XVI (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XVI.

 

Far in a wild, unknown to public view,

From youth to age a reverend hermit grew;

The moss his bed, the cave his humble cell.

His food the fruits, his drink the crystal well.

Remote from man, with God be pass'd his days,

Prayer all his business - all his pleasure praise.

Parnell.

 

Далеко в пустыне, незнаемой людьми, прожил от молодости до седых полос почтенный отшельник; мох был его постелью, пещера смиренною келльей, пища - ягоды, питье - ключевая вода; вдали от людей, он проводил дни свои с Богом; единственным занятием его была молитва, единственным удовольствием - хвала Всевышнему.

Парнелль.

Читатель верно не забыл, что успех турнира решен был храбростью неизвестного рыцаря, которого зрители прозвали Le Noir Fainéant за равнодушие и безпечность его при начале рыцарских игр. Этот рыцарь тотчас же оставил поприще, когда решилась победа; а когда вызвали его для получения награды, его уже не было.

Напрасно герольды и трубачи призывали его: рыцарь направлял путь свой к северу, избегая проезжих дорог и пробираясь лесными тропинками. На ночь он остановился в маленькой, уединенной харчевне, где странствующий менестрель рассказал ему все подробности турнира.

На следующее утро рано отправился рыцарь с намерением уехать как-можно-далее; состояние коня его, которого он тщательно берег накануне, позволяло ему странствовать без замедления. Но его задержали излучистые тропинки, по которым он ехал, так-что, при наступлении вечера, он достиг только границ Уэст-Рейдинга в Йоркшире. В это время, и конь и всадник нуждались в отдохновении и необходимо было позаботиться о ночлеге, потому-что ночь быстро приближалась.

Место, где находился странник, не представляло ни крова, ни средств к утолению голода, и он должен был прибегнуть к обыкновению всех странствующих рыцарей, которые, в подобных случаях, пускают коней своих на траву, а сами ложатся на землю под тенью дуба и мечтают о своих возлюбленных. Но Черный-Рыцарь или не имел владычицы мечтаний, или, безпечный в любви, как и в битве, не так сильно занят был страстными мыслями о её красоте и жестокости, чтоб забыть мучения голода и усталости и любовью заменить существенные удобства постели и ужина; как бы то ни было, только он был очень-недоволен, когда, взглянув кругом, увидел себя посреди лесной чащи, и хотя много представлялось ему тропинок, но все оне, казалось, были протоптаны многочисленными стадами, пасшимися в лесу, или дикими зверями и охотниками.

Солнце, по которому рыцарь преимущественно направлял путь свой, скрылось налево от него за вершинами Дербишира, и все усилия его продолжать путь могли равно и приблизить его к цели и сбить с настоящей дороги. Тщетно старался он избрать какую-нибудь более-избитую тропинку, которая привела бы его в хижину пастуха или в лесной приют дровосека; он не знал, по которой ему отправиться. Наконец рыцарь решился довериться инстинкту своей лошади, зная по опыту необыкновенную способность лошадей избавлять себя и своих всадников от таких затруднительных обстоятельств.

Добрый конь, сильно утомленный долгим путем под всадником, закованным в железо, едва почувствовал по опущенным поводьям, что ему предоставили совершенную свободу, как получил по-видимому новые силы и проницательность; незадолго пред тем од не иначе прибавлял шагу, как чувствуя шпоры, - теперь же, как-бы гордящийся оказанною ему доверенностью, навострил уши и по собственному инстинкту пошел гораздо-скорее. Тропинка, избранная конем, поворотила в сторону от дороги, которой придерживался рыцарь в-продолжении целого дня; но видя уверенность коня, всадник не хотел мешать ему. Успех оправдал надежду рыцаря, потому-что тропинка становилась все шире и удобнее, и звук небольшого колокола убедил его, что он находится в соседстве какой-нибудь часовни или пустыни.

Скоро он достиг небольшого луга, на противоположной стороне которого почти-перпендикулярная скала, возвышаясь над гладкою равниною, представляла страннику свою серую, избитую бурями вершину. Во многих местах бока её покрывал плющ, а в других дуб и бук, корни которых находили пищу в расщелинах скалы, развевались над пропастью, подобно перьям на шлеме воина, придающим красоту тому, что должно наводить ужас. У подошвы скалы, прислонясь к ней, стояла грубая хижина, построенная из древесных пней, с отверстиями, заткнутыми от непогоды мхом и глиною. Ствол молодой сосны с обрезанными сучьями и с большою веткою, привязанною поперег его у самой вершины, был посажен против двери, как грубая эмблема святого креста. Невдалеке, источник чистой воды пробивался из утеса и падал в пустой камень, выдолбленный руками человеческими. Вырываясь оттуда, поток с ропотом пробирался в ложе, прорытое временем, и, протекая маленькую равнину, терялся в близь-лежащем лесу.

На берегу этого ручья видны были развалины маленькой часовни с разрушенною кровлею. Когда здание было еще цело, оно не простиралось более шестнадцати футов в вышину и двенадцати в ширину, и низкая кровля его поддерживалась четырьмя круглыми сводами, которые, выходя из четырех углов часовни, опирались на небольшие массивные столбы. Две стороны этих сводов остались в целости, хотя кровля обваливалась; на других же двух сторонах она была невредима. Вход древняго храма представлял низкую круглую арку, украшенную ломаными линиями, похожими на зубы акулы, - украшение, встречаемое очень-часто в саксонской архитектуре. На паперти возвышались перекладины на четырех небольших колоннах; между колоннами висел позеленелый, избитый непогодою колокол, слабые звуки которого незадолго пред тем долетели до слуха Черного-Рыцаря.

запоздавшим и заблудившимся странникам.

В-следствие этого, рыцарь не взял на себя труда разсматривать подробности, нами описанные, но, поблагодаря св. Юлиана (патрона путешествующих), который послал ему хорошее пристанище, сошел с лошади и ударил в дверь хижины концом пики своей, чтоб привлечь к себе внимание и получить ночлег.

-- Иди мимо, кто бы ты ни был, раздался из хижины хриплый и глухой голос в ответ на его требование: - иди, не тревожь служителя Бога и св. Дунстана в его вечерних молитвах.

-- Достойный отец, отвечал рыцарь: - у дверей твоих бедный путник, потерявший дорогу в этих лесах; этот путник дает тебе возможность оказать милосердие и гостеприимство.

-- Добрый брат, возразил пустынножитель: - Святой Деве и св. Дунстану угодно было меня-самого сделать предметом этих добродетелей, а не приводить их в исполнение. Кушанья моего не захочет разделить и собака, а нежно-воспитанная лошадь отвернется от моего ложа - и потому иди путем своим, и Бог да поможет тебе!

-- Но каким образом, сказал рыцарь: - возможно мне будет найдти дорогу в этом лесу, когда так темно? Прошу вас, святой отец, если вы христианин, отворите дверь и укажите мне дорогу.

-- И я прошу вас, мой возлюбленный о Христе брат, отвечал анахорет: - не тревожить меня более. Вы прервали один pater, два ave и credo, которые я, недостойный грешник, должен произнести по моему обету до всхода луны.

-- Дорогу, дорогу! воскликнул рыцарь: - укажи мне дорогу, если мне нечего ждать от тебя более.

-- Дорогу найдти не трудно, отвечал пустынник. - Тропинка из леса ведет к болоту, а от него к потоку, который, так-как не было проливных дождей, переехать очень-можно. Когда переедешь поток, пробирайся осторожнее по левому берегу, потому-что он немножко-обрывпет; а тропинка, идущая по берегу, как я слышал (потому-что очень-редко оставляю обязанности своего служения) недавно провалилась во многих местах. Потом поезжай прямо...

-- Обвалившаяся тропинка... обрывистый берег, река и болото! прервал рыцарь. - Нет, сэр пустынник, еслиб вы были святее всех, кто носит бороду и перебирает четки, вы не заставите меня ехать ночью по такой дороге. Я говорю тебе, что ты, живущий подаянием окрестных жителей, - так кажется повидимому, - не имеешь права отказать в пристанище путнику, находящемуся в таком бедственном состоянии. Скорее отворяй дверь, или, клянусь св. крестом, я выломаю ее и войду сам.

-- Друг путник! отвечал анахорет: - не надоедай мне; если ты заставишь меня употребить для защиты моей телесное оружие, тебе же будет хуже.

В эту минуту, лай и ворчанье собак, долетавшие время от времени до слуха рыцаря, сделались громче, и заставляли его предположить, что пустынник, испугавшись угрозы его войдти насильственно, позвал на защиту свою собак, находившихся в другой части его жилища. Взбешенный приготовлениями негостеприимного пустынника, рыцарь с такою силою ударил ногой в дверь, что столбы и задвижки жестоко поколебались.

Анахорет, нежелавший по-видимому подвергать свою дверь подобным толчкам, громко закричал: "Подожди, подожди немного, добрый странник, побереги свою силу; я отворю тебе дверь, хотя, вероятно, жилище мое не доставит тебе большого удовольствия."

С этими словами, дверь отворилась, и пустынник, высокий, здоровый мужчина, в рясе и капюшоне, подпоясанный веревкою из тростника, явился перед рыцарем. В одной руке он держал зажженый факел, в другой палку из грушевого дерева такую толстую и тяжелую, что ее можно было бы назвать палицею. Две мохнатые собаки, полу борзые, полу дворняшки, готовы были броситься на приезжого, как-скоро их пропустят в дверь. Но когда свет факела упал на высокий шлем и золотые шпоры рыцаря, стоявшого у дверей, то пустынник, изменив прежния намерения, унял ярость своих помощников, и тоном какой-то грубой вежливости пригласил рыцаря войдти в хижину, извиняясь обыкновением не отворять двери по захождении солнца, - потому, говорил он, что множество разбойников и браконьеров шатается по окрестностям, а они не уважают ни св. Девы, ни св. Дунстана, ни тех, кто посвятил себя на святое служение.

-- Бедность вашей келлии, святой отец, сказал рыцарь, осматриваясь кругом и не видя ничего, кроме постели из листьев, распятия грубо-сделанного из дубового дерева, молитвенника, стола, сколоченного из простых досок, и двух скамеек: - бедность вашей хижины служит достаточною защитою от разбойников, не говоря уже о паре верных псов, довольно-сильных и злых, как мне показалось, чтоб повалить оленя и побороться не с одним человеком.

-- Добрый лесничий, отвечал пустынник: - позволил мне держать этих животных для охранения моей пустыни, пока не наступят времена более-спокойные.

Произнесши это, он воткнул свой факел в железную скобку, служившую ему подсвечником, и придвинув дубовый треножник к огню, который оживил несколькими сухими прутьями, поставил скамейку по одну сторону стола и пригласил рыцаря последовать его примеру.

Они сели и со вниманием разсматривали друг друга: каждый из них думал, что ему редко случалось встретить такого мощного, сильного собеседника, какой сидел теперь против него.

мне поставить мою лошадь; - во-вторых, что вы мне дадите поужинать; - в-третьих, где мне можно будет провести эту ночь?

-- Я буду отвечать вам, сказал пустынник: - знаками, потому-что имею правилом не употреблять слов там, где достаточно знаков. Говоря это, он показывал в различные углы комнаты. - Конюшня здесь; постель ваша здесь; и (он снял с полки тарелку с горстью сушоного гороха, и поставил ее на стол) - вот ваш ужин.

Рыцарь пожал плечами, и, вышедши из хижины, взял лошадь, привязанную им к дереву, ввел ее обратно в назначенное для нея стойло, разседлал с большим тщанием и накинул собственный плащ на усталую её спину.

Пустынник по-видимому был несколько тронут заботливостью и ловкостью, с которыми рыцарь разседлывал лошадь; потому-что, пробормотав что-то о фураже, оставленном для лошади лесного сторожа, он принес связку сена, которую положил пред конем рыцаря, и в-след за тем втащил довольно-большое количество сухого папоротника, бросив его в угол, назначенный для успокоения самого всадника. Рыцарь изъявил ему благодарность за такую вежливость, и потом оба сели на свои прежния места за стол, на котором стояло блюдо с сушеным горохом. Прочитав довольно-длинную молитву, сочиненную когда-то по-латине, по оставившую на себе весьма-незначительные следы первоначального наречия, исключая длинные окончания слов и предложений, пустынник показал пример гостю, смиренно положив в большой рот, украшенный зубами, которые в крепости и белизне могли бы поспорить с зубами кабана, две или три горошенки - весьма-скудный помол для такой большой и просторной мельницы.

Рыцарь, собираясь последовать такому похвальному примеру, положил в сторону свой шлем, латы и большую часть оружия и показал пустыннику голову, покрытую густыми белокурыми вившимися в кудрях волосами, мужественные черты, голубые глаза, необыкновенно-живые и блестящие, рот прекрасно очертанный с усами, которые были несколько-темнее волос, - весь вид его показывал человека смелого и предприимчивого, с чем совершенно согласовался и высокий рост его.

Пустынник, как-бы желая отвечать доверенности гостя, откинул свой капюшон и показал круглую, полную голову, обличавшую человека в весне жизни. Его выстриженное темя, окруженное кудрями черных волос, было похоже на приходский луг, огороженный высоким забором.

Черты лица его вовсе не показывали следа монастырских лишений или строгой жизни: напротив он имел смелое, открытое лицо с широкими черными бровями, и высоким лбом; а щеки его, с которых спускалась длпипая и курчавая борода, были круглы и румяны, как у трубача. Такое лицо, вместе с плотным сложением святого мужа, говорило скорее о вкусных мясных яствах, чем о горохе и овощах. Эта несообразность не ускользнула от внимания гостя. Пожевав с большим трудом несколько зерен гороха, он необходимо должен был попросить у своего благочестивого собеседника напиться, и тот отвечал на его просьбу, поставив перед ним большую кружку чистой воды.

-- Это из источника св. Дунстана, сказал он: - в котором он от восхода до заката солнечного окрестил пятьсот идолопоклонников Датчан и Бриттов - да благословится во веки имя его! - И приложив кружку к своей черной бороде, пустынник взял в рот очень-умеренный глоток воды, резко противоречивший его панегирику.

-- Мне кажется, святый отец, сказал рыцарь: - что скудная еда ваша, вместе с этим святым, хотя и несколько-прозрачным питьем, имела на вас чудесное действие. Вид ваш показывает человека, который способен скорее одержать победу в единоборстве с оленем или выиграть награду в игре, или приобрести вооружение мечом, чем проводить время в этой дикой пустыне, повторяя молитвы и питаясь сухим горохом с холодною водою.

-- Сэр рыцарь, отвечал пустынник: - ваши мысли, подобные мыслям невежественных грешников, внушила вам плоть. Пресвятой Деве и моему блаженному патрону угодно было благословить пищу, на которую я осудил себя, подобно овощам и воде, благословенным для чад Сидраха, Мизаха и Абеднего, соглашавшихся лучше питаться ими, чем утолять свои голод и жажду винами и кушаньями, которые присылал им властитель Сарацинов.

-- Святый отец, сказал рыцарь: - на лице которого Богу угодно было произвести такое чудо, позволишь ли ты бедному грешнику узнать твое имя?

-- Ты можешь называть меня клерком {Clerk, церковнослужитель.} Копменгорста, потому-что так называют меня в окрестности. Правда, они прибавляют к этому эпитет святого, но я считаю себя недостойным такого прозвания. Теперь, храбрый рыцарь, могу ли спросить вас об имени моего достопочтенного гостя?

-- Очень можете, святый клерк Копменгорста! Меня зовут в окрестности Черным-Рыцарем, - некоторые прибавляют, правда, эпитет Лентяя, но я не столько честолюбив, чтоб иметь притязание на подобное прозвание.

При таком ответе, хозяин не мог удержаться от улыбки.

-- Вижу, сказал он: - сэр Ленивый-Рыцарь, что ты муж ума и совета, и не смотря на то, тебе не нравится моя бедная монастырская жизнь, потому-что ты, может-быть, привык к свободе двора и лагеря, к роскоши городов; но я вспомнил теперь, что когда благодетельный лесничий ездил по лесу и оставил для моего охранения этих собак, так же как и связку сена, он, кажется, оставил и несколько пищи, о которой, как о негодной для моего употребления, я забыл совершенно, погрузясь в благочестивые свои размышления.

-- Я готов поклясться, что он оставил что-нибудь, воскликнул рыцарь: - только-что вы сбросили ваш капюшон, святой клерк, я уверен был, что в вашей келлии найдется пища получше... Ваш лесничий славный малой; и кто бы мог смотреть равнодушно, как твои зубы грызут горох, а горло твое освежается этим невкусным питьем, и не сожалеть, что ты питаешься такими лошадиными запасами (он показал на стоявшее на столе блюдо), а потом не пополнить твоих недостатков. Однако, покажи поскорее, что осталось от щедрот лесничого.

Пустынник бросил недоверчивый взгляд на рыцаря, взгляд, в котором выражалась комическая нерешимость - благоразумно ли будет довериться гостю? Но на лице рыцаря выражалось столько смелой откровенности, в улыбке его было что-то увлекательно-веселое, придававшее ему вид чести и благородства, что хозяин не мог не почувствовать к нему симпатии.

поставил его перед гостем, который, разрезав пирог кинжалом, немедленно познакомился с его внутренностью.

-- Давно ли был здесь добрый лесничий? спросил рыцарь своего хозяина, проглотив несколько значительных кусков этого подкрепления, сделанного к ужину пустынника.

-- Около двух месяцев назад, отвечал забывшись святый муж.

-- Клянусь Богом! отвечал рыцарь: - чудесами наполнена ваша пустыня, святый клерк, потому-что я готов побожиться, что жирная лань, доставившая это вкусное кушанье, на этой неделе еще бегала по лесу.

Пустынник несколько смешался при таком замечании; сверх-того, лицо его вытянулось, когда он увидел, как убывал пирог, на который гость его делал отчаянные нападения, - подвиг, в котором участвовать не дозволяли ему прежния уверения в воздержании.

-- Я был в Палестине, сэр клерк, сказал рыцарь, прерывая вдруг свое занятие: - и помню тамошний обычай, предписывающий каждому хозяину разделять с гостем яства, в доказательство их безвредности. Не думаю, чтоб такой святой муж был не гостеприимен, однакожь я бы очень желал, чтоб вы сообразовались с этим обычаем востока.

-- Чтоб удовлетворить вашему непременному желанию, сэр рыцарь, я готов однажды отступить от своего правила, отвечал пустынник и так-как вилок не было еще тогда в употреблении, то он погрузил в пирог свои пальцы.

-- Святой клерк, сказал рыцарь, удовлетворив свой голод: - я прозакладую лошадь свою против цехина, что честный лесничий, которому мы обязаны пирогом, оставил тебе боченок Канарского, или чего-нибудь в этом роде, чтоб присоединить к этому благородному пирогу. Без-сомнения, подобное обстоятельство недостойно памяти такого сурового анахорета; но я думаю, еслиб вы еще порылись в своем потаенном шкафе, вы увидели бы, что я прав.

Пустынник отвечал только гримасою и, отворив шкаф, вытащил оттуда медную бутылку, в которой могли поместиться четыре кварты; потом поставил на стол две чары, сделанные из буйволовых рогов и оправленные в серебро. Изготовив питье для сварения в желудке ужина, он не счел за нужное далее церемониться, наполнил обе чары и, сказав по саксонскому обычаю "Waes hael, сэр Ленивый-Рыцарь!" осушил до дна свою чару.

-- святой клерк Копменгорста, отвечал воин и последовал примеру хозяина.

-- Святой клерк, сказал чужестранец, когда осушена была первая чара: - я не могу надивиться, что человек, одаренный такими мышцами и дородством, как ты, и имеющий все достоинства веселого собеседника, похоронил себя в такой глуши. По мнению моему, ты бы способнее был осаждать замки и крепости, есть мясо и осушать кубок до дна, чем питаться овощами и водою или жить насчет благодеяний лесничого. Еслиб я был на твоем месте, то забавлялся бы по-крайней-мере охотою за королевскими ланями. Оне бродят большими стадами по этим лесам, и ни одна лань не посетует, если пойдет на прокормление служителю св. Дунстана.

-- Сэр Ленивый-Рыцарь, возразил клерк: - слова эти опасны, и я прошу вас не повторять их. Я пустынник, верный королю и закону, а когдаб я вздумал убивать дичину моего государя, то подвергся бы тюремному заключению, и еслиб не ряса, то некоторой опасности быть на виселице.

-- Как бы то ни было, будь я на твоем месте, я прогуливался бы при лунном свете, когда лесничие и сторожа покоятся в теплых постелях, и всегда, повторяя свои утренния молитвы, пускать бы стрелу в стада темных ланей, пасущихся по лугам. Скажи мне правду, святой клерк, занимался ли ты когда-нибудь охотою?

тебе, чем нагло любопытствовать, откуда явилось это блого. Наполни свою чару и будь добрым гостем; но только прошу тебя, не заставь меня дальнейшими распросами доказать тебе, что еслиб я в-самом-деле-захотел тебя не пустить сюда, ты не был бы здесь.

-- Клянусь честью! ты еще сильнее возбуждаешь мое любопытство. Ты самый таинственный пустынник, какого мне когда-либо случалось встретить, и я непременно познакомлюсь с тобою покороче до моего отъезда. Что же касается до угроз твоих, святой муж, знай, что ты говоришь с человеком, которого вся жизнь посвящена на отъискание опасностей.

-- Сэр Ленивый-Рыцарь, пью за твое здоровье, сказал пустынник: - из уважения к твоей храбрости, а не к скромности. Если ты хочешь употребить одинакое со мною оружие, я дам тебе, со всею дружбою и братскою любовию, такое наставление, что ты в-продолжении года не будешь причастен к греху любопытства.

Рыцарь согласился и просил его назвать оружие.

этих игрушках?

Рыцарь, следуя глазами за его движениями, заметил, что это второе потаенное хранилище заключало в себе два лука и связку хороших стрел. В этом арсенале видны были также арфа и другия вещи, вовсе неимевшия монастырского характера.

-- Обещаю тебе, брат клерк, сказал он: - не безпокоить тебя более докучным любопытством. Находящееся в этом шкафу отвечает на все мои вопросы; притом же я вижу здесь оружие (он поднялся с места и взял арфу), которым мне гораздо-приятнее сразиться с тобою, чем мечом и щитом.

-- Надеюсь, сэр рыцарь, сказал пустынник: - что тебя понапрасну прозвали Лентяем, а все-таки не могу удержаться от разных подозрений. Впрочем, ты мой гость, и я не хочу испытывать твоего мужества без доброй твоей воли. Если ты знаешь хорошую балладу, ты всегда будешь желанным гостем в пустыне Копменгорста, покуда я служу при часовне св. Дунстана, что продолжится, Бог-даст, до-тех-пор, пока я променяю свою серую кровлю на покрышку из зеленого дерна. Но наливай чару; ведь надо не мало времени, чтоб настроить арфу, и ничто так не очищает голоса и слуха, как добрый кубок вина. Что до меня, я люблю, чтоб виноградный сок дошел до конца моих пальцев, прежде чем ударю в струны {Веселый Пустынник. Все читатели, хотя несколько-знакомые с литературою средних-веков, узнают в клерке Копменгорста монаха Тука, веселого исповедника шайки робэн-гудовой.}.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница