Айвенго.
Глава XVIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвенго. Глава XVIII (старая орфография)

ГЛАВА XVIII.

Когда Седрик-Саксонец увидел, что сын его упал без чувств на турнире Эшби, первым побуждением его было приказать своим приближенным подать ему помощь; по приказание это замерло на устах его. Он не хотел признать, в присутствии такого многочисленного собрания, сына, которого сам отверг и лишил наследства. Не смотря на то, он велел Освальду посмотреть за ним и потом, взяв двух рабов, проводить Айвенго до Эшби, когда разсеется толпа. Освальда предупредили в этом добром деле: правда, толпа разсеялась; но и рыцарь исчез.

Напрасно кравчий Седрика искал своего молодого господина: он видел кровавые пятна на месте его падения, по самого его не видал; казалось, благодетельные духи унесли его с поля сражения. Может-быть, Освальд (так-как все Саксонцы были очень-суеверны) и составил бы подобную ипотезу об отсутствии Айвенго, еслиб внимание его не было привлечено человеком, одетым в платье оруженосца, в котором он скоро узнал черты товарища своего, Гурта. В неведении о судьбе своего молодого господина и в отчаянии, что он исчез, переодетый свинопас искал его повсюду, забывая о собственной безопасности. Освальд счел обязанностию задержать Гурта, как беглого раба, участь которого зависела от Седрика.

Продолжая розъискания о судьбе Айвенго, кравчий узнал только от присутствующих, что рыцарь тщательно поднят был хорошо-одетыми служителями и положен на носилки одной из дам, находившихся между зрителями, и что его тотчас же унесли из арены. Получив подобные сведения, Освальд решился возвратиться к своему господину за дальнейшими приказаниями и взял с собою Гурта, которого он почитал бежавшим из службы Седрика.

Саксонец находился в жестоком безпокойстве о своем сыне, потому-что природа вступила в права свои, не смотря на патриотический стоицизм, старавшийся подавить их. Но едва услышал он, что Айвенго был в безопасности и по всем вероятностям в руках друзей, как отеческая заботливость, возбужденная сомнением об участи сына, уступила место оскорбленной гордости я досаде на так-называемое им сыновнее непослушание Уильфрида.

-- Пусть он идет, куда хочет, сказал Седрик: - пусть ему залечивают раны те, за кого он получил их. Он способнее действовать потешными копьями норманских рыцарей, чем мечом и секирою - древними, надежными оружиями родины - поддерживать честь и славу предков своих, Англичан.

-- Если поддерживать честь предков, сказала Роуэна, бывшая тут же: - значит быть мудрым в совете и смелым в сече, - быть храбрейшим между храбрыми, благороднейшим между благородными, то один только голос отца его...

-- Замолчите, лэди Роуэна; только в этом случае я не слушаю вас. Приготовьтесь к пиршеству принца: мы приглашены были с необыкновенными почестями и вежливостью, которые редко оказывали нам эти гордые Норманы после роковой битвы при Гастингсе. Я отправлюсь туда, хоть-бы для того только, чтоб доказать этим надменным Норманам, как мало может опечалить Саксонца судьба сына, одолевшого храбрейших из их витязей.

-- Только я не поеду туда, сказала лэди Роуэна: - и решаюсь напомнить вам, что могут счесть за жестокость то, что вы почитаете мужеством и твердостью.

-- Так оставайся же дома, неблагодарная лэди Роуэна, отвечал Седрик: - твое сердце жестоко, потому-что оно приносит в жертву пустой и непозволительной привязанности блого угнетенного народа. Я пойду за благородными Адельстаном я с ним отправлюсь на пиршество Иоанна-Анжуйского.

Он действительно отправился на пиршество, главнейшия происшествия которого мы рассказали выше. Тотчас по выходе из замка, саксонские таны со свитою своею сели на лошадей, и только в это время Седрик заметил в первый раз беглеца Гурта. Благородный Саксонец возвратился с пиршества, как мы уже видели, не совсем в хорошем расположении духа и искал только предлога на кого-нибудь излить гнев свой.

-- Связать его, связать! закричал он. - Освальд, Гондиберт! негодяи, собаки! как вы смеете оставлять этого бездельника на свободе?

Это за то, что я люблю вашу плоть и кровь более моих собственных.

-- На коней и вперед! воскликнул Седрик.

-- Ужь давно пора, произнес благородный Адельстан: - потому-что если мы не поспешим, то ужин (hеге supper) {Here supper был в употреблении ночью и означал некогда ужин, изготовленный в позднее время, когда уже обыкновенный ужин был окончен.}, изготовленный аббатом Уэльтгофом, никуда не будет годен.

Путешественники наши поспешили добраться до монастыря св. Уитольда, чтоб предупредить подобное несчастие. Аббат, происходивший от древней саксонской фамилии, принял благородных Саксонцев со всем роскошным и заботливым гостеприимством их нации, и они оставались за столом до поздняго, или, лучше сказать, до ранняго часа, и на следующее утро прежде, чем оставили своего хозяина, угощены были от него роскошным завтраком.

Когда всадники выехали за монастырскую ограду, случилось происшествие, несколько потревожившее Саксонцев, которые более всех народов Европы верили предвещаниям, и к верованиям которых можно отнести все суеверия, сохранившияся в наших народных преданиях, потому-что Норманы, как племя смешанное и более-знакомое с образованием века, утратили большую часть суеверных предразсудков, принесенных предками их из Скандинавии, и гордились своим вольнодумством.

В настоящее мгновение, предвещание грядущого бедствия внушено было прорицателем не совсем-почтенным - худощавою черною собакою, которая, сидя на задних лапах, жалобно выла, когда всадники выехали за ограду и потом с диким лаем, прыгая во все стороны, отправилась за путешественниками.

-- Не люблю я этой музыки, отец Седрик, сказал Адельстан, который, из уважения к старому тану, называл его обыкновенно отцом.

-- И я также, дядя, сказала Уамба: - я очень боюсь, чтоб лам не пришлось расплатиться с музыкантом.

-- По моему мнению, сказал Адельстан, вспоминавший с удовольствием вкусный эль аббата (Бортон и тогда уже славился этим напитком), - по моему мнению, лучше возвратиться назад и провести у аббата время до полудня. Нехорошо продолжать путь, если до полдника пересечет вам дорогу монах, заяц, или воющая собака.

-- Вздор, отвечал с нетерпением Седрик: - день слишком-короток, и мы не поспеем домой. Что же касается до собаки, я знаю ее: она принадлежит беглому рабу Гурту и так же опасна, как и хозяин её.

радовался по-своему, что опять его увидел. Дротик ранил в плечо собаку и едва не пригвоздил ее к земле; Фангс с жалобным визгом убежал от разъяренного тана. Затрепетало сердце Гурта: гораздо-глубже почувствовал он намерение убить его верного товарища, чем жестокое обращение с ним-самим. Напрасно стараясь поднести руку к глазам, он сказал Уамбе, который, видя дурное расположение духа своего господина, благоразумно удалился в аррьергард: - Пожалуйста, оботри мне глаза полою своего плаща; пыль ослепляет меня, а веревки эти мешают мне самому утереться.

Уамба исполнил его требование, и они ехали рядом несколько времени, в продолжении которого Гурт хранил упорное молчание. Наконец, он не мог долее скрывать своих ощущений.

-- Друг Уамба, сказал он: - из всех, кто имеет глупость служить Седрику, ты один умел понравиться ему своею глупостью. Отправляйся же к нему и разскажи, что ни из любви, ни из страха Гурт не будет ему служить более. Он может сорвать с меня голову, может сечь меня, может заключить в оковы, - но с-этих-пор не заставит меня ни любить его, ни повиноваться ему. Ступай же к нему и скажи, что Гурт, сын Беоульфа, отказывается служить ему.

-- Ужь конечно, сказал Уамба: - хоть я и дурак, а не возьмусь за такое безумное поручение. У Седрика есть другой дротик за поясом, а ты знаешь, что он не всегда пускает его мимо.

-- Пусть он пустит его в меня, сказал Гурт: - мне дела нет. Вчера он оставил Уильфрида, моего молодого господина, всего в крови, а сегодня хотел при моих глазах убить единственное живое существо, которое когда-либо оказывало мне ласку. Клянусь св. Эдмундом, св. Дунстаном, св. Уитольдом, св. Эдуардом-Исповедником и каждым саксонеким святым (Седрик употреблял при клятвах только святых саксонского происхождения, и все домашние следовали его примеру), что никогда не прощу ему этого.

стременах, - это для того, чтоб перекинуть дротик через него; верно бы так и случилось, еслиб Фангс, прыгнув в ту самую минуту, не получил царапины, которую я берусь залечить своими травами.

-- Еслиб я мог так думать! сказал Гурт: - но нет... я видел, что дротик был намечен верно; я слышал, как он прожужжал по воздуху со всею бедственною злобою того, кто его бросил; я видел, как задрожал он, воткнувшись в землю, как-бы сожалея, что не попал в цель. Нет, клянусь любимым боровом св. Антония, я отрекаюсь от него!

И оскорбленный свинопас погрузился снова в мрачное молчание, которого прервать не могли все усилия шута.

Между-тем, Седрик и Адельстан, ехавшие впереди отряда, разговаривали о состоянии государства, о несогласиях между членами королевской фамилии, о распрях и ссорах между норманскими баронами, и о возможности угнетенным Саксонцам освободиться от ига Норманов, или, по-крайней-мере, в-продолжении междоусобий, готовых вспыхнуть, возвыситься до национальной независимости. Говоря об этом предмете, Седрик необыкновенно одушевлялся. Возстановление независимости его племени было кумиром его сердца, кумиром, которому он добровольно жертвовал семейным счастием и благополучием собственного сына. Но чтоб окончить эту великую революцию в пользу природных Англичан, им надобно было соединиться и действовать под руководством опытного начальника. Необходимость избрать главу, который происходил бы от королевской крови Саксов, была не только сама-по-себе очевидна, но сделалась торжественным условием всех, кому сообщил Седрик свои тайные планы и надежды. Адельстан одарен был этим качеством, и хотя он не отличался блестящими умственными способностями, или дарованиями, составляющими принадлежность предводителей, за то имел прекрасную наружность, был неробок, опытен в воинских упражнениях и охотно следовал советам людей, которые были умнее его. Сверх-того, все знали, что он щедр и гостеприимен, что нрав у него предобрый. Но каковы бы ни были права Адельстана на предводительство саксонским союзом, многие из Саксонцев предпочитали им права лэди Роуэны, происходившей по прямой линии от Альфреда; память отца её, известного своею мудростью, храбростью и великодушием, была высоко почитаема угнетенными её единоплеменниками.

и более всего беззаветною преданностью своему делу, что приобрело ему прозвание Саксонца, и рождением своим он был ниже только Адельстана и своей воспитанницы. Все эти качества не были омрачены ни малейшею тенью корысти; и, вместо того, чтоб разъединять силы своей ослабевшей нации составлением новой партии, он намеревался разрушить всякое несогласие браком Роуэны с Адельстаном. Препятствием любимому плану его была взаимная любовь его воспитанницы и Айвенго, в чем и заключалась главная причина изгнания Уильфрида из дома отцовского.

Седрик принял такую строгую меру в надежде, что во время отсутствия Уильфрида, Роуэна забудет его, - но ошибся, и это можно было некоторым образом отнести к воспитанию, полученному лэди Роуэною. Седрик, почитавший имя Альфреда именем божества, оказывал единственной отрасли этого великого монарха такое уважение, каким, может-быть, в наше время не пользуются принцессы царствующих домов. Воля Роуэны была законом для его домашних, и сам Седрик. Желавший, чтоб власть её была вполне-признаваема по-крайней-мере в тесном семейном кругу, действовал как первый из её подданных. Привыкши таким-образом не только к совершенной свободе, но и к деспотической власти над другими, Роуэна, по первоначальному воспитанию своему, вовсе не расположена была давать отчет в своих привязанностях, или позволять кому бы то ни было распоряжаться её рукою в противность её склонности; она твердо решилась стоять в своем мнении, потому-что в таких случаях, женщины, привыкшия всю жизнь свою к послушанию и покорности, нередко возстают против власти родителей и опекунов. Она смело высказывала все, что глубоко чувствовала, а Седрик, будучи не в-состоянии освободиться от обычного уважения к её мнениям, чувствовал совершенную невозможность прибегнуть к власти опекуна.

Напрасно старался он привлечь ее блеском мечтательного престола. Роуэна, одаренная от природы здравым умом, считала планы его неисполнимыми и вовсе не желала их осуществления, по-крайней-мере в-отношении к себе. Не скрывая склонности своей к Уильфриду Айвенго, она объявила, что если даже ей должно будет отказаться от любимого ею рыцаря, то она скорее заключит себя в монастырь, чем согласится разделять престол с Адельстаном, которого она всегда презирала и которого теперь начинает ненавидеть за безпокойства, причиняемые ей в его пользу.

Внезапное и романическое появление сына его на турнире в Эшби он почитал смертельным ударом для надежд своих. Правда, любовь родительская на минуту одержала победу над его гордостью и патриотизмом, но эта гордость и патриотизм возстали вновь во всей своей силе, и под их влиянием он решился употребить окончательные усилия к соединению Адельстана с Роуэною и принять другия меры, которые почитал необходимыми для возстановления независимости Саксов.

Об этом-то он разговаривал теперь с Адельстаном, имея полное право жаловаться, подобно Готспору {См. 1-ю часть "King Henry IV" Шекспира.}, что он должен был двигать чашу снятого молока для такого великого дела.

Правда, Адельстан был довольно-тщеславен и любил слушать рассказы о высоком своем происхождении и о правах своих на престолонаследие; но мелочное тщеславие его достаточно удовлетворялось почтением, которое оказывали ему приближенные и Саксонцы, его посещавшие. Если он и имел мужество встретить опасность, то считал слишком для себя безпокойным искать ее; и, вообще соглашаясь с планами Седрика относительно возстановления независимости Саксонцев, он еще скорее убедился в собственных правах своих на владычество над теми, чью свободу хотели они провозгласить; когда же зашла речь о средствах к утверждению этих прав, он явился тем же "Адельстаном-Мешкотным", нерешительным, непредприимчивым, ленивым, и откладывал все до другого времени. Горячия и страстные увещания Седрика имели весьма-мало влияния на его безстрастный темперамент, подобно раскаленным ядрам, которые, падая в воду, производят весьма-легкий звук с дымом и тотчас же потухают.

Оставив эти усилия, похожия на усилия всадника, погоняющого утомленную клячу, или на кование холодного железа, Седрик обратился к воспитаннице своей, - но и от нея не получил никакого утешения. Слова его прервали разговор лэди Роуэны и любимой её прислужницы о храбрости и судьбе Уильфрида, и Эльджита постаралась отмстить за себя и за госпожу свою рассказом о падении Адельстана на турнире, что было более-всего неприятно для ушей Седрика. В путешествии все соединилось к неудовольствию и безпокойству упрямого Саксонца, и он не раз внутренно проклинал и турнир, и того, кто придумал его, и собственную глупость, побудившую его туда отправиться.

В полдень, по предложению Адельстана, путешественники остановились в тенистой рощице на берегу ручья, чтоб дать отдых лошадям и подкрепить себя съестными припасами, которыми гостеприимный аббат нагрузил мула. Полдник их был довольно-продолжителен; такия и подобные тому остановки заставляли их отложить надежду добраться засветло до Ротервуда, что и понудило их ехать скорее прежнего.