Айвенго.
Глава XIX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвенго. Глава XIX (старая орфография)

ГЛАВА XIX.

Путники добрались до леса и готовы были въехать в чащу его, в то время весьма-опасную по множеству браконьеров, людей, доведенных до отчаяния бедностью и угнетением и занимавших леса в таком большом числе, что им легко можно было смеяться над тогдашнею слабою полициею. Не смотря на позднее время, Седрик и Адельстан считали себя безопасными от этих разбойников, потому-что в свите своей имели до десяти служителей, не считая Уамбы и Гурта, которых помощь не могла идти в счет, потому-что один был шут, а другой со связанными руками. К этому можно прибавить, что в позднем путешествии по лесу, Седрик и Адельстан полагались на свое звание и происхождение столько же, сколько и на свое мужество.

Бродяги, доведенные строгостью лесных постановлений до такого отчаянного образа жизни, были большею-частию крестьяне и йомены саксонского происхождения, которые, по общему мнению, уважали личность и собственность своих соплеменников.

Вступив в лес, путешественники услышали вопли, взывавшие о помощи; приблизившись к месту, откуда выходили эти вопли, они с удивлением увидели конные носилки без лошадей; возле них сидела молодая женщина, одетая в богатое еврейское платье; старик, которого по желтому колпаку можно было причислить к той же нации, бегал во все стороны с выразительными телодвижениями глубочайшого отчаяния и ломал себе руки с таким видом, как-будто его постигло страшное бедствие.

На вопросы Адельстана и Седрика, старый жид несколько времени мог отвечать только воззваниями ко всем патриархам Ветхого Завета, чтоб они поразили сынов Измаила острием меча в бедра и лядвии. Когда же Исаак-Йоркский (это был наш старый знакомый) несколько оправился от ужаса, то объяснил, что он нанял в Эшби шестерых провожатых и мулов для перевозки больного друга, с тем, чтоб проводники следовали за ними до Донкастера. Таким-образом они продолжали путь свой в безопасности; но, услыша от дровосека, что большая шайка разбойников ожидает их на дороге, наемники Исаака обратились в бегство, выпрягли мулов и увели их с собою, оставя Еврея и дочь его без всяких средств для защиты или для продолжения пути, в опасности быть ограбленными и умерщвленными толпою грабителей, которых нападения они ежеминутно ожидали.

-- Еслиб я осмелился попросить вас, прибавил Исаак тоном глубочайшого смирения: - о дозволении бедным Евреям путешествовать под вашею защитою, клянусь скрижалями закона вашего, что ни одно благодеяние, соделанное чадам Израиля со времени их пленения, не было принято с такою благодарностию, с какою мы пршмем ваше позволение.

-- Собака-жид, сказал Адельстан, память которого сохраняла все подробности самых пустых вещей и особенно подробности мелочных обид, ему нанесенных: - разве ты позабыл, как смеялся над нами на турнире? Дерись, беги, или вступай в переговоры с разбойниками, как сам знаешь, но не проси от нас ни помощи, ни покровительства; еслиб они грабили только таких негодяев, как ты, которые грабят весь свет, то я назвал бы их людьми весьма-честными.

Седрик не изъявил согласия на строгое решение своего товарища. - Мы лучше сделаем, сказал он: - если оставим им двух служителей и пару лошадей, чтоб они проводили их до ближней деревни. Силы наши мало от того потерпят; с вашим надежным мечом, благородный Адельстан, и с теми людьми, которые останутся при нас, мы можем устоять против двадцати бродяг.

Роуэна, встревоженная рассказами о большом числе разбойников, всеми силами подкрепляла предложение опекуна своего. Но Ревекка, оставив вдруг свое прежнее положение, пробралась между служителей к коню саксонской лэди, преклонила колени и, по обычаю Востока, поцаловала полу её одежды. Потом встав и откинув назад покрывало, она умоляла ее великим именем Бога, которому оне обе покланялись, и откровением закона, данного на Горе-Синайской, которому оне обе верили, сжалиться над ними и позволить им путешествовать вместе. - Я не для себя прошу этой милости, сказала Ревекка: - ни даже для этого бедного старика. Я знаю, что обидеть или ограбить кого-либо из моих соотечественников считается у христиан если не достоинством, то проступком весьма-легким, и что за дело - случится ли это с нами в городе, в пустыне, или на поле? Именем, драгоценным для многих и драгоценным собственно для вас, умоляю вас, прикажите перевезти этого больного тщательно и заботливо под вашим покровительством. Если с ним случится какое-нибудь несчастие, то последняя минута жизни вашей будет отравлена сожалением, что вы отвергли мою просьбу.

Благородный и торжественный вид, с которым говорила Ревекка, произвел двойное действие на прекрасную Саксонку.

-- Человек этот стар и слаб, сказала она своему воспитателю: - девушка молода и прекрасна, друг их болен и в опасности потерять жизнь... Хотя они и Жиды, но мы, как христиане, не можем оставить их в таком отчаянном положении. Дайте им двух вьючных мулов и вьюки положите за седлами рабов. Мулы понесут носилки, а мы дадим наших запасных лошадей старику и его дочери.

Седрик тотчас же согласился на её предложение, а Адельстан прибавил только условие, чтоб они ехали позади всего поезда, где Уамба может охранять их своим свиным щитом.

-- Я оставил щит свои на турнире, отвечал шут: - это случилось с некоторыми рыцарями и получше меня.

Адельстан покраснел до ушей, потому-что он потерпел ту же участь в последний день турнира; между-тем Роуэна, которой понравился этот намек, пригласила Ревекку ехать рядом с нею, как-бы в вознаграждение за грубую шутку своего неловкого обожателя.

-- Я не должна вам повиноваться, отвечала Ревекка с гордым смирением: - потому-что общество мое может повредить моей покровительнице.

В это время, быстро переменили вьюки, потому-что одно слово "бродяги - йомены" внушало каждому проворство, а приближение темноты делало звук этот еще более-выразительным. Посреди этих хлопот, Гурта сняли с лошади, и он попросил шута ослабить немножко веревку, которою связаны были его руки. Уамба, может-быть с намерением, так слабо завязал ее снова, что Гурт без труда высвободил их и, пользуясь чащею, скрылся от путешественников.

Хлопоты были довольно-велики, и отсутствия Гурта не заметили; так-как для окончания путешествия положено было посадить его сзади одного из служителей, то каждый из них предполагал, что он находится под надзором другого, а когда начало смеркаться и Гурт пропал в-самом-деле, то все так были заняты близким нападением разбойников, что не могли обратить внимание на бегство свинопаса.

Дорога, по которой пробирались путешественники, сделалась так узка, что невозможно было двум всадникам ехать рядом; потом она спустилась в долину, пересеченную потоком с обрывистыми, болотистыми берегами, которые покрыты были низенькими ивами. Седрик и Адельстан, бывшие во главе поезда, видели, как опасно нападение в этом проходе; по ни тот, ни другой не имели достаточной опытности в военном деле, и для предупреждения предполагаемой опасности, они решились проехать дефилей как-можно-скорее. В-следствие этого подвигаясь не совсем в порядке вперед, переехали они поток с частию своей свиты, как вдруг их аттаковали со всех сторон и с такою силою, что при замешательстве и дурном приготовлении, они не могли защищаться настоящим образом. Возглас: "Белый дракон, белый дракон! Св. Гергий за веселую Англию!", принятый нападавшими в подражание саксонским бродягам, роль которых они разъигрывали, раздавался со всех сторон, и со всех сторон неприятели начали нападение с быстротою, которая как-будто увеличивала число их.

направлен лучше дротика, поразившого Фангса, пригвоздил одного из нападавших к дубу, находившемуся позади его. Видя успех свой, Седрик поскакал к другому, обнажил меч и ударил с такою безумною яростию, что оружие его воткнулось в толстый сук, висевший над его головою, и он лишился меча силою собственного удара. Его тотчас же взяли в плен; два-три бандита окружили его и сняли с лошади. Адельстана же взяли в плен прежде, чем он обнажил меч, или подумал о своей защите; лошадь его схватили за узду, и его самого силою стащили с седла.

Служители, затрудненные вьюками, изумленные и испуганные участью своих господ, сделались легкою добычею нападавших; ту же участь потерпели лэди Роуэна, бывшая в средине поезда и Еврей и дочь его, находившиеся в аррьергарде.

Из всей свиты спасся один только Уамба, который при этом случае оказал более храбрости, чем те, которые почитали себя гораздо-умнее его. Он вырвал меч из рук одного служителя, который нерешительно обнажал его, как лев бросился вперед, растолкал окружавших и сделал смелую, хотя безполезную попытку к освобождению своего господина. Чувствуя, что враги были несравненно-сильнее его, он спустился с лошади, погрузился в чащу и, пользуясь общим смятением, убежал с поля битвы.

Как-скоро храбрый шут увидел себя в безопасности, он несколько раз покушался воротиться назад и разделить неволю господина своего, к которому был искренно привязан.

-- Часто слыхал я, что свобода есть счастие, сказал он сам себе: - попросил бы я теперь какого-нибудь мудреца научить меня, что мне делать с моею свободою?

Когда он произносил вслух эти слова, кто-то назвал его по имени очень-близко от него, тихим и осторожным голосом. В то же время собака, которую он признал за Фангса, прыгнула к нему и начала ласкаться. "Гурт!" отвечал Уамба также осторожно, и свинопас немедленно явился пред ним.

-- Что такое? спросил он с жаром; - что значат эти крики, этот стук мечей?

-- Происшествие не редкое в наше время, сказал Уамба: - они все в плену.

-- Кто в плену? с нетерпением воскликнул Гурт.

-- Господин мой, госпожа, и Адельстан, и Гондиберт, и Освальд.

-- Ради Бога, скажи, как они попались в плен и к кому?

-- Господин наш готов был сражаться, отвечал шут: - Адельстан был не совсем готов, а из прочих никто и вовсе не был готов. В плен их взяли зеленые кафтаны и черные маски. Все наши лежат на траве, как яблоки, которые ты бросаешь своим свиньям. Я посмеялся бы над ними, еслиб мог не плакать. - И он отер слезы непритворной горести.

Лицо Гурта запылало. - Уамба! сказал он: - у тебя есть оружие, а сердце твое гораздо-лучше головы; нас только двое, но внезапное нападение двух решительных людей много значит. Пойдем!

-- Куда и зачем? спросил шут.

-- Освободить Седрика.

-- Да ведь ты навсегда отказался от его службы?

-- То было тогда, отвечал Гурт; - когда он был счастлив. Пойдем!

того, что на нем не было маски, блестящая перевязь и богатый рожок, на ней висевший, равно как и спокойный, повелительный тон его голоса, открыли в нем, не смотря на темноту, Локслея, йомена, который, при самых неблагоприятных обстоятельствах, одержал победу в стрелянии из лука.

-- Что все это значит? спросил он: - кто в этих лесах смеет нападать, грабить и брать кого-нибудь в плен?

-- Посмотри поближе на их кафтаны, сказал Уамба: - и ты узнаешь твои ли это детки, или нет... по платью они совершенно-похожи на тебя, как одна зеленая горошина на другую.

-- Я сейчас узнаю все это, отвечал Локслей и приказываю вам, если вам дорога жизнь, не трогаться с места, пока я не возвращусь. Послушайтесь меня, и от этого не будет хуже ни вам, ни господам вашим... Постойте, мне надо сделаться как-можно-более на них похожим.

При этих словах, он снял перевязь с рожком, вынул перо из своей шапки, и отдал все это Уамбе; потом, вытащив из кармана маску и повторив приказание стоять смирно, отправился на поиски.

-- Пусть его будет дьявол, если ему угодно, отвечал Гурт. - Нам хуже не будет, если мы его дождемся. Когда он из этой же шайки и дал знать, что мы здесь, так нам не поможет ни борьба, ни бегство. Сверх-того, я недавно испытал, что открытые разбойники не самые худшие из людей, с которыми приходится иметь дело.

Локслей воротился чрез несколько минуть.

-- Друг Гурт, сказал он: - я вмешался в толпу этих людей и узнал, кому они принадлежат и куда идут. Полагаю, что они не сделают пленникам никакого насилия. Но троим нападать на такую толпу было бы истинным безумием; все они опытны в войне и назначили стражей, чтоб ударить тревогу в случае нападения. Но я скоро надеюсь собрать силу, достаточную для уничтожения всех предосторожностей их; вы оба служители, и, как кажется мне, верные служители Седрика-Саксонца, защитника прав английского народа. В его несчастии, ему помогут руки Англичан. Пойдемте со мною, покуда я соберу помощников.

Сказав это, он пошел большими шагами по лесу; шут и свинопас последовали за ним. Уамба никак не мог идти так долго молча.

-- Друзья мои, сказал йомен: - кто я - вам до этого теперь нет никакой нужды; если я возвращу свободу вашему господину, вы не без причины можете назвать меня лучшим вашим другом. А так ли я называюсь, или иначе, - лучше ли мясника, или хуже умею натянуть лук, приятнее ли мне прогуливаться при солнечном свете или при лунном - все это вещи, которые до вас не касаются, и вам нет до них дела.

-- Мы попали головами в львиную пасть, сказал Уамба на ухо Гурту: - как бы избавиться от нея?

-- Тс! помолчи, сказал Гурт. - Не оскорбляй его своими глупостями, а я от души верю, что все пойдет хорошо.