Айвенго.
Глава XXV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвенго. Глава XXV (старая орфография)

ГЛАВА XXV.

Когда тамплиер вошел в залу замка, де-Браси был уже там. - Любовное похождение твое, сказал последний: - верно так же разстроилось, как и мое, по милости этого докучного рога. Но ты пришел после и, как кажется, неохотно: верно свидание твое было приятнее моего.

-- Не-уже-ли ты не успел в исканиях своих у саксонской наследницы? спросил тамплиер.

-- Клянусь прахом Томаса Бекета! Лэди Роуэна верно слышала, что я не могу видеть женских слез.

-- Стыдись! ты, начальник вольного отряда, смотришь на слезы женщины! Несколько капель, брызнувших на пламенник любви, зажигают его еще ярче.

-- Хорошо, еслиб несколько капель, как ты говоришь; но она плакала столько, что можно было бы залить целый костер её слезами. Никто не ломал рук, не плакал с таким отчаянием со времени св. Ниобы, о которой рассказывал нам приор Эймер {Желательно бы знать, как приор причислил Ниобею к лику святых. Разве в то время, когда "Pan to Moses lent his pagan bom".}. Водяной бес вселился в прекрасную Саксонку.

-- Легион бесов овладел Жидовкою! потому-что ни один из них, даже самый Аполлион, не мог внушить такой непреклонной гордости и решимости... Но где же Фрон-де-Бёф? Этот рог трубит все громче и громче.

-- Вероятно, он ведет переговоры с Жидом, равнодушно отвечал де-Браси: - и очень может быть, что вопли Исаака заглушают этот призывный звук. Ты по опыту должен знать, сэр Бриан, что Жид, разставаясь с своими сокровищами на тех условиях, какие предлагает друг наш Фронде-Бёф, вероятно, испускает крики, которые могут заглушить двадцать рогов и столько же труб. Но мы пошлем за ним служителей.

Скоро к ним прибыл и Фрон-де-Бёф, который должен был прекратить свое тиранство, как мы уже видели, и промедлил несколько времени, чтоб раздать нужные приказания.

-- Посмотрим, что за причина этого проклятого шума, сказал он: - вот письмо и, если не ошибаюсь, писанное по-саксонски. Он посмотрел на письмо, поворотил его несколько раз, как-бы в надежде что-нибудь понять при перемене положения бумаги, и наконец протянул его к де-Браси.

-- Может-быть, тут какие-нибудь таинственные знака, для меня все равно, сказал де-Браси, наделенный полным запасом невежества, отличавшого рыцарство того времени. - Капеллан отца моего пробовал учить меня письму, но, по словам его, все буквы, которые я чертил - были похожи на копья и мечи, и он принужден был оставить безполезный труд.

-- Дайте мне письмо, сказал тамплиер: - мы заняли кое-что у монахов и приобрели некоторые познания в дополнение к нашей храбрости.

-- Так позвольте нам воспользоваться вашими святыми знаниями, сказал де-Браси. - Что же говорит этот сверток?

-- Это формальный вызов на бой, отвечал тамплиер: - но клянусь св. Девою, сели это не сумасбродная шутка, то самый необыкновенный вызов, какой когда-либо переходил чрез ворота баронского замка.

-- Шутка! сказал Фрон-де-Бёф: - желал бы я узнать, кто осмеливается так шутить со мною! Читай письмо, сэр Бриан!

Тамплиер прочел следующее:

"Я, Уамба, сын Уйтлесса, шут благородного и свободнорожденного господина Седрика-Ротервудского, прозванного Саксонцем, - и я Гурт, сын Беоульфа, свинопас..."

-- Ты с ума сошел, сказал Фрон-де-Бёф, прерывая чтение.

-- Клянусь св. Лукою, все это написано здесь, отвечал тамплиер и принялся снова за чтение: - "Я, Гурт, сын Беоульфа, свинопас реченного Седрика, с помощию наших друзей и союзников, которые приняли участие в таковой ссоре нашей, именно: храбрый рыцарь, названный в настоящее время éant, и смелый йомен Роберт Локслей, по прозванию Прострели-Лозу, объявляем вам, Реджинальду Фрон-де-Бёфу, и всем вашим союзникам и сообщникам, кто бы они ни были, что так-как вы без всякой причины или открытой вражды, беззаконно и насильственно овладели особою нашего господина, реченного Седрика, также особою благородной и свободно-рожденной девицы лэди Роуэны Герготстендстедской, равно как и особою благородного и свободнорожденного рыцаря Адельстана-Конингсборгского, и особами некоторых свободно-рожденных людей, их оруженосцев и некоторыми рабами, их природными васаллами, и некоторым Жидом, по имени Исааком-Йоркским, вместе с Жидовкою, дочерью его, и многими лошадьми и мулами, - и так-как означенные благородные особы вместе с их оруженосцами и рабами, с вышереченными лошадьми и мулами, Жидом и Жидовкою, были в мире с его величеством и путешествовали как васаллы его по большой королевской дороге, - в-следствие сего мы требуем, чтоб реченные благородные особы, именно Седрик-Ротервудский, Роуэна Герготстендстедская и Адельстан-Конингсборгский с их служителями, оруженосцами и спутниками, так же как лошади, мулы, вышесказанные Жид и Жидовка, вместе со всем имуществом им принадлежащим, были выданы чрез час по получении сего письма нам, или тем, кого мы назначим, здравы и невредимы, как относительно их самих, так и их имуществ. В случае же неисполнения нашего требования, мы объявим вас вероломцами и разбойниками и вызовем вас на бой в сражении, или в осаде, или иначе, и всеми силами постараемся разорить и уничтожить вас. В заключение чего желаем вам милости Божией. - Подписано нами, накануне праздника св. Уитольда, под высоким дубом Гертгиль-Уэлка, и написано святым мужем, клерком Господа, св. Девы и св. Дунстана, в часовне Копменгорста.

Внизу этого послания, на первом месте нацарапан был грубый очерк петушьей головы и гребня, с объяснением, что иероглиф этот составлял подпись Уамбы, сына Уйтлесса. Под этою достопочтенною эмблемою находился крест, заменявший подпись Гурта, сына Беоульфа. Потом были написаны грубыми, но смелыми чертами слова: Le Noir Fainéant. И в заключение всего стрела, довольно-чисто нарисованная, заменяла подпись Локслея.

Рыцари слушали с начала до конца чтение этого необыкновенного послания и потом в безмолвном. удивлении по смотрели друг на друга, как-бы не понимая, что заключала в себе бумага. Де-Браси первый прервал молчание громким хохотом, к которому присоединился и более-умеренный смех тамплиера. Но Фрон-де-Бёф с нетерпением посмотрел на такую неуместную веселость.

-- Прошу вас, рыцари, сказал он: - подумать лучше о том, как избавиться от таких обстоятельств, чем предаваться безвременной веселости.

-- Фрон-де-Бёф не собрался еще с духом после последняго своего падения, сказал де-Браси, обращаясь к тамплиеру: - он трусит каждого вызова, хотя бы сделанного шутом и свинопасом.

-- Клянусь св. Михаилом, отвечал Фрон-де-Бёф: - я желал бы, чтоб все это приключение касалось только до тебя. Эти глупцы не посмели бы выражаться с такою непонятною наглостью, еслиб не имели сильного подкрепления. В этом лесу много бродяг, которые злы на меня за то, что я покровительствую ланям. Я только велел привязать одного негодяя, пойманного на месте и с окровавленными руками, к рогам дикого оленя, который в пять минут отправил его на тот свет; за то в меня пущено было столько же стрел, сколько в тот щит, что был целью для стрелков в Эшби... Поди сюда, прибавил он, обращаясь к одному из своих спутников: - посылал ли ты узнать, какою силою поддерживают они свой чудесный вызов?

-- Их по-крайней-мере двести человек, собранных в лесу, отвечал оруженосец, к которому относился вопрос.

-- Вот в чем дело! продолжал Фрон-де-Бёф: - все это от-того, что я отдал в ваше распоряжение свой замок, от того что вы не могли вести тихо дела свои, а привлекли с собою эту стаю ос.

-- Ос? сказал де-Брасп. - Скажи скорее насекомых без жала, толпу робких негодяев, которые грабят в лесу, истребляют дичь и неспособны к настоящему бою.

-- Без жала! возразил Фрон-де-Бёф: - когда они вооружены острыми стрелами в ярд длиною, которые метко достигают цели, хотя бы она была менее французской кроны.

-- Стыдись, сэр рыцарь! сказал Бриан. - Соберем своих людей и сделаем на них вылазку. Одного рыцаря - да, одного воина довольно, чтоб спровадить десятка два этих бродяг.

-- Разумеется, даже слишком-достаточно, сказал де-Браси: - только мне стыдно поднимать на них копье.

-- Правда, отвечал Фрон-де-Бёф: - еслиб они были черные Турки или Мавры, сэр тамплиер, или трусы, французские крестьяне, храбрый де-Браси; но это английские йомены, над которыми мы можем иметь только преимущество своим оружием и лошадьми, что не принесет нам пользы, если они будут держаться в лесах. Ты советуешь делать вылазку, а у нас едва-ли достанет людей на защиту замка! Лучшие воины мои в Йорке; там же и отряд твой, де-Браси; у меня всего-на-все двадцать человек, исключая тех, которые участвовали в вашем сумасбродном деле.

-- Вероятно, ты не опасаешься, сказал тамплиер: - чтоб они собрались с силами, достаточными для осады замка?

-- Не то, сэр Бриан, отвечала" Фрон-де-Бёф. - У этих бродяг предприимчивый предводитель; но без машин, без осадных лестниц, без опытных людей, они не в состоянии будут нанести вред замку.

-- Пошлю к соседям, сказал рыцарь-храма: - пусть соберут они васаллов и приидут освободить трех рыцарей, осажденных дураком и свинопасом в замке барона Реджинальда Фрон-де-Бёфа.

-- Вы шутите, сэр рыцарь, отвечал барон: - но к кому я могу послать? Мальвуазен теперь в Йорке со всеми своими васаллами, так же как и другие мои союзники; и я был бы там же без этого проклятого происшествия.

-- Так пошли в Йорк и призови своих людей, возразил де-Браси. - Если они дождутся, пока знамя мое разовьется или прийдет мой вольный отряд, то я назову их самыми смелыми бродягами, которые когда-либо бегали по лесу.

-- А кто отнесет это повеление? сказал Фрон-де-Бёф: - они займут каждую тропинку и отнимут у посланного письмо. Я полагаю, прибавил он после некоторого молчания: - что ты, сэр тамплиер, умеешь так же писать, как и читать, и если мы найдем письменные снаряды моего капеллана, умершого с год назад посреди святочных пиршеств...

-- С позволения вашего, сказал оруженосец, ожидавший приказаний своего господина: - я думаю, старая Урфрида сберегла кое-что из любви к своему духовнику. Она говорила, что он был последний человек, который оказывал ей вежливость, подобающую старухе и притом девице.

-- Я бы охотнее отвечал им острием меча, чем пером, сказал Буа-Гильбер: - но да будет по твоему желанию!

Он сел и, под диктовку Фрон-де-Бёфа, написал по-французски письмо следующого содержания:

"Сэр Реджинальд Фрон-де-Бёф, с своими союзниками, благородными рыцарями, не принимает вызовов от толпы рабов, васаллов и бродяг. Если человек, называющий себя Черным-Рыцарем, действительно заслуживает звания рыцаря, то он должен знать, что покрывает себя безчестием, соединяясь с такою сволочью, и не имеет права требовать удовлетворения от руки человека благородного. Касательно же пленников наших, мы, из христианского сострадания, просим прислать священника, который бы мог принять их покаяние и примирить их с Богом, потому-что мы приняли твердое намерение предать их смерти сегодня до полудня, чтоб выставить головы их на бойницах и доказать всем, как мало уважаем мы тех, которые требуют их освобождения. Повторяем требование прислать священника для примирения наших пленников с Богом, чем вы и можете оказать им последнюю услугу на земле."

Письмо это было сложено и отдано оруженосцу, который передал его ожидавшему у ворот посланному, как ответ на принесенное им.

Йомен, исполнив сделанное ему поручение, возвратился в главную квартиру союзников, которая в это время была под почтенным дубом, на разстоянии трех выстрелов от замка.

Здесь с нетерпением ожидали ответа на вызов Уамба и Гурт с союзниками своими, Черным-Рыцарем, Локслесм и веселым пустынником. Кругом, в некотором разстоянии от них, сидело несколько смельчаков-йоменов, которых лесное платье и загрубелые лица показывали, чем они обыкновенно занимались. Их собралось около двух-сот и безпрестанно приходили другие, Те, которым они повиновались, как начальникам, отличались только пером на шапке; одежда же их, оружие и снаряды были совершенно одинаковы.

своего господина. У немногих из них было настоящее оружие: большая часть вооружена была сельскими орудиями, употребляемыми только в случае необходимости, для военных целей. Цепы, косы, серпы и тому подобное были их главным оружием, потому-что Норманы, с обычною политикою завоевателей, не позволяли покоренным Саксонцам ни иметь, ни употреблять мечей и копий. Эти обстоятельства не придавали важности Саксонцам в глазах осажденных; но сила стольких людей, их многочисленность и уверенность в правоте дела могли придать им иной характер. Предводителям этого смешанного войска вручено было послание тамплиера.

Прежде всего подали его пустыннику, который должен был сообщить прочим его содержание.

-- Клянусь посохом св. Дунстана, сказал достойный церковник: - который загнал более овец в овчарню, чем посох какого-либо другого небожителя, что я не разберу этого маранья; французское ли оно или арабское - я не могу вам объяснить.

Он отдал письмо Гурту, который сурово покачал головою и передал Уамбе. Шут осмотрел бумагу со всех четырех сторон с видом обезьяны, перенимающей движения людей, повернул его и отдал письмо Локслею.

-- Если б большие буквы были луки, а маленькия стрелы, я мог бы что-нибудь понять, но в настоящем случае мне так же трудно понять их, как подстрелить оленя на разстоянии двенадцати миль.

-- Казнить благородного Седрика! воскликнул Уамба: - ради святого креста, ты верно ошибся, сэр рыцарь?

-- Нет, мой достойный друг, отвечал рыцарь: - я перевел только то, что здесь написано.

-- В таком случае, воскликнул Гурт: - клянусь св. Томасом-Кентербёрийским, мы возьмем замок, хотя бы собственными руками должны были отрывать каждый камень!

-- Нам нечего и делать более, возразил Уамба: - но я едва-ли буду в состоянии поднять и один камень.

-- Я бы желал, сказал Черный-Рыцарь: - чтоб кто-нибудь из нас пробрался в замок и сообщил прочим о состоянии осажденных. А так-как они требуют духовника, то, мне кажется, святой пустынник мог бы исполнить свою благочестивую обязанность и сообщить нам необходимые сведения.

-- Чорт побери тебя и с твоим советом! воскликнул благочестивый пустынник. - Я сказал тебе, сэр Ленивый-Рыцарь, что когда снимаю капюшон, то моя святость, мое священство, даже моя латинь сбрасываются вместе с ним; а когда я в зеленом кафтане, то готов лучше убить двадцать ланей, чем исповедать одного христианина.

-- Опасаюсь, сказал Черный-Рыцарь: - что никто здесь не возьмет на себя в настоящем случае роли отца-исповедника?

Все переглянулись и молчали.

платья я носил серое и готов был сделаться монахом, как вдруг постигла меня мозговая горячка и оставила ума ровно столько, сколько нужно дураку. Надеюсь, что с помощию рясы доброго пустынника, так же как с его священством, святостью и ученостью, заключенными в его капюшоне, я могу доставить словесное и духовное утешение достойному господину нашему, Седрику, и товарищам его несчастия.

-- Сможет ли он это исполнить, как ты думаешь? спросил Черный-Рыцарь у Гурта.

-- Так надевай же рясу, добрый молодец! сказал рыцарь: - и попроси своего господина, чтоб он уведомил нас о состоянии замка. Их должно быть очень-немного, и почти-несомненно, что они сдадутся при внезапном и смелом нападении. Но время не терпит, ступай скорее!

-- А мы между-тем, сказал Локслей: - так плотно оцепим замок, что ни одна муха не пронесет оттуда известий. Таким-образом, любезный друг, продолжал он, обращаясь к Уамбе: - ты можешь уверить этих тиранов, что малейшее насилие, причиненное их пленникам, будет им вполне отплачено.

С этими словами, он тихою, торжественною поступью монаха удалился для исполнения возложенного на него поручения.