Айвенго.
Глава XLI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвенго. Глава XLI (старая орфография)

ГЛАВА XLI.

Новоприбывшие были: Уильфрид Айвенго на иноходце приора ботольфского, и Гурт, сопровождавший его на боевом коне самого рыцаря. Удивлению Айвенго не было пределов, когда на небольшой лощинке, где происходил бой, он увидел своего властителя, обрызганного кровью, и вокруг него шесть или семь бездыханных трупов. Не менее был он удивлен при виде окружавших его людей, которые, казалось, принадлежали к числу вольных обитателей этого леса и, следовательно, были опасною свитою для короля. Он не знал, должен ли говорить с своим государем как с Черным-Рыцарем, искателем приключений, или обращаться с ним как-нибудь иначе.

-- Не бойся, Уильфрид, сказал он: - назвать Ричарда-Плантагенета собственным его именем: ты видишь меня окруженным верными английскими сердцами, хотя, может-быть, горячая английская кровь совращала их иногда с прямого пути.

-- Сэр Уильфрид Айвенго, сказал храбрый Робин-Гуд, выходя вперед: - вам не нужны мои уверения для подтверждения слов нашего государя; но позвольте сказать с некоторой гордостию, что между людьми много-пострадавшими, у него нет подданных вернее людей, окружающих его в эту минуту.

-- Я и не сомневаюсь в этом, храбрый человек, сказал Уильфрид: - потому-что ты из числа их... Но что значат эти признаки смерти и опасности? эти трупы и окровавленные латы моего государя?

-- Против нас была сделана засада, Айвенго, сказал король: - но, благодаря этим добрым людям, измена получила свою награду. Теперь, я думаю, ты сам также изменник, прибавил Ричард улыбаясь: - самый непокорный изменник; не получил ли ты от нас положительного приказания отдохнуть в Сен-Ботольфе до-тех-пор, пока рана твоя не исцелится?

-- Она исцелилась, сказал Айвенго: - и теперь не более значит, как игольная царапина. Но зачем, о! зачем, великодушный государь, причинять столько страдания верным служителям и подвергать опасности жизнь свою на уединенных дорогах и в непредвиденных приключениях, как-будто-бы она так же мало значила, как жизнь простого странствующого рыцаря, для которого на земле нет цели выше той, которой посвящает он меч и копье свое?

-- И Ричард Плантагенет, сказал король: - не желает славы более той, какую может снискать ему добрый меч и копье, - и Ричард Плантагенет решает с большею гордостию какое-нибудь приключение одним своим добрым мечом и силою руки своей, чем участием в бою стотысячной армии.

-- Но вашему королевству, государь, сказал Айвенго: - вашему королевству грозит разорение и междоусобная брань... Что, если ваши подданные, угрожаемые всякого рода бедствиями, лишатся своего государя посреди этих опасностей, которых вы ежедневно ищете, и одной из которых едва избежали в сию минуту?

-- О! о! мое королевство и подданные, отвечал Ричард нетерпеливо: - на это скажу тебе, сэр Уильфрид, что лучшие из них готовы равняться со мною в безразсудствах... Например, мой вернейший служитель, Уильфрид Айвенго, не хочет повиноваться моему непременному повелению, а между-тем читает проповедь своему королю за то, что тот не следует в точности его советам. Кто из нас имеет более права упрекать друг друга?... Но прости мне, мой верный Уильфрид. Я уже объяснил тебе в Сен-Ботольфе, что время, проведенное мною в неизвестности, необходимо друзьям моим и верному дворянству, чтоб они успели собрать свои войска, и чтоб, по известии о возвращении Ричарда, он мог предстать с такими уже силами, на которые с трепетом взирали бы враги его, и замышляемая измена разсеялась бы, не требуя даже обнажения мечей. Прежде целых суток, Эстотвиль и Перси не могут собрать довольно сил для выступления к Йорку. С юга, мне нужно получить известие от Салисбьюри, от Бошана из Уаруикшира, и от Мольтона я Перси с севера. Канцлер должен обезпечить покорность Лондона. Слишком-поспешное появление мое подвергло бы меня опасностям, от которых не могли бы, может-быть, избавить меня ни копье, ни меч, даже и при помощи лука отважного Робина, или обвостренного посоха монаха Тука, вместе с рожком премудрого Уамбы.

Уильфрид почтительно поклонился, очень-хорошо зная, как безполезно оспоривать необузданный рыцарственный дух, часто увлекавший его властителя в опасности, которых он мог бы легко избежать, или лучше сказать, которых искать было непростительно с его стороны. Юный рыцарь вздохнул и замолчали; между-тем, Ричард, радуясь, что закрыл рот своему советнику, хотя сердцем и признавал справедливость сделанного против него обвинения, обратился снова с речью к Робин-Гуду. - Король вольницы, сказал он: - не найдется ли у тебя чего-нибудь для подкрепления твоего царственного брата? Эти умершие молодцы заставили меня поработать и проголодаться.

-- Сказать правду, отвечал Робин-Гуд: - потому-что я презирал бы себя, еслиб солгал пред вашим величеством, в нашей кладовой лучший запас есть... Он остановился несколько-смущенный.

-- Верно дичина? весело сказал Ричард: - лучшей пищи, в случае необходимости, и быть не может.. и правду сказать, если король не хочет оставаться дома и бить сам свою дичь, то не должен слишком гневаться за то, что находит ее готовою для его же употребления.

-- И так, если ваше величество, сказал Робин: - удостоите снова своим присутствием одно из наших сборных мест, то в дичине не будет недостатка; между-тем, для приправы найдется и кружка пива и, может-быть, стакан порядочного вина.

Робин-Гуд пошел вперед для указания дороги; за ним отправился веселый монарх, чувствовавший себя вероятно счастливее в этой случайной встрече с Робином и его лесными товарищами, чем он мог бы быть счастлив при вступлении снова в права своей королевской власти, в кругу пэров и дворянства. Новость общества и приключений более всего привлекала Ричарда-Львиное-Сердце; высшее наслаждение его составляли опасности, встреча с ними и победа над ними. В львином сердце короля находилось живое осуществление блистательного, но безполезного характера рыцаря романов; и личная слава, которую он мог приобрести своим оружием, была гораздо-дороже для его восторженного воображения, чем слава, которою политика и мудрость могли окружить его правление. В-следствие этого, царствование его было подобно блистательному и скоропреходящему метеору, который прокатится по небу, разсеяв вокруг себя безполезный и зловещий свет, немедленно-поглощаемый всеобщим мраком; черты его рыцарства доставили много предметов для песней бардов и менестрелей, но ни одного подвига, совершенного для благосостояния своего государства, на котором бы история остановилась с любовию и который бы поставила в пример потомству. Но в настоящем случае, все выгоды были на стороне Ричарда. Он был весел, в хорошем расположении духа, и ласково разговаривал со всеми.

кругом, между суровыми жителями лесов скоро исчез страх, внушенный им присутствием государя. Песни сменялись шутками, повествования о делах минувших дней слушались с удовольствием, и мало-по-малу, превозносясь своими удачами в подвигах, нарушавших законы, все забыли, что говорят в присутствии природного хранителя этих законов. Веселый король, не более думая о своем достоинстве, как и его собеседники, смеялся, пил и весело шутил посреди радостной толпы. Натуральный здравый разсудок Робин-Гуда заставил его пожелать окончания этой сцены, прежде нежели чем-нибудь нарушится общая гармония, тем более, что он заметил безпокойство, омрачившее чело Айвенго. - Мы почтены, сказал он тихо Айвенго: - присутствием нашего милостивого государя; но мне не хотелось бы, чтоб он терял время, которое должно быть драгоценно в настоящих обстоятельствах королевства.

-- Хорошо и умно сказано, храбрый Робин-Гуд, отвечал тихо Уильфрид: - и знай, сверх-того, что тот, кто шутит с величеством, даже при самом веселом расположении его духа, играет с львенком, который, при малейшем раздражении, употребит в дело и когти и зубы.

-- Вы попали на настоящую причину моих опасений, сказал Робин: - мои молодцы суровы от природы и образа жизни, король горяч столько же, сколько и весел; между ними может возникнуть неудовольствие, и если они горячо возьмутся за дело... Пора прекратить это пированье!

-- Вы одни, любезный йомен, можете исполнить это, сказал Айвенго: - потому-что все намеки, которые я покушался делать ему, побуждают его только к дальнейшему продолжению пирушки.

-- Однакожь, если я так скоро лишусь снова прощения и милости моего государя? сказал Робин-Гуд, помолчав минуту: - но клянусь св. Христофором, так должно быть. Я был бы недостоин его милости, еслиб не готов был потерять ее для его же блага... Сюда, Скетлок, стань вон там в чаще и протруби мне по-нормански в рог, да без малейшого замедления; иначе наша жизнь в опасности.

Скетлок повиновался своему начальнику, и не прошло пяти минут, как пирующие вздрогнули от звуков его рога.

-- Это рог Мальвуазена, сказал мельник, поднявшись на ноги и схватывая лук. Монах выронил из рук флягу и вооружился своим остроконечным посохом. Уамба остановился посреди неоконченной шутки и занялся мечом и щитом. Все прочие бросились также к оружию.

Люди такого опасного образа жизни быстро переходят от пиршества к сражению; а для Ричарда эта перемена показалась только изменением удовольствия. Он потребовал свой шлем и прочия принадлежности тяжелого вооружения, которые снял с себя; и пока Гурт надевал-было их на него, он строго предписывал Уильфриду, под опасением своего величайшого гнева, не вмешиваться в сражение, которое, как он предполагал, готово было начаться.

-- Ты сражался за меня сто раз, Уильфрид, и я видел это. Сегодня ты будешь смотреть и увидишь, как Ричард будет сражаться за своего друга и ленника.

Между-тем, Робин-Гуд отослал нескольких подчиненных своих в разные стороны, как-будто для исследования силы неприятеля, и когда увидел, что все общество действительно разсеялось, подошел к Ричарду, совершенно уже вооруженному, и, став на одно колено, просил прощения у своего государя.

-- В чем, добрый йомен? сказал Ричард с некоторым нетерпением. - Не получил ли ты уже от нас полного прощения за все проступки? Не-уже ли ты почитаешь наше слово за перо, на которое стоит только дунуть, чтоб оно понеслось взад и вперед? Ты не успел еще провиниться вновь с-тех-пор.

-- Да! я уже успел провиниться, если можно назвать преступлением то, что я обманул моего государя для его же собственного блага. Не рог Мальзуазена слышали вы: звуки его раздались по моему повелению для прекращения пиршества, которое уносило часы, принадлежащие занятиям важнейшим, чем эти увеселения.

в чистоте своего побуждения. От гнева кровь бросилась в лицо Ричарду; но это было только первое преходящее движение, и чувство справедливости немедленно победило его.

-- Король шервудский, сказал он: - отказывает в своей дичине и чаше вина королю английскому? Хорошо, смелый Робин!... Но когда ты приедешь на свидание со мной в веселый Лондон, я уверен, не найдешь такого скупого хозяина... Ты прав, однако, мой добрый товарищ! Сядем же на коней и поедем.

Уильфрид ждал с нетерпением этой минуты. - Скажи мне, храбрый Робин, есть ли между твоими товарищами у тебя друг, который не только подает советы, но еще хочет управлять твоими движениями и приймет вид страдальца, если ты вздумаешь действовать по собственной воле?

-- Таков, сказал Робин: - мои товарищ Литтль-Джон, который теперь в походе к границам Шотландии. Признаюсь вашему величеству, иногда мне неприятна вольность его советов; но когда подумаю хорошенько, то не могу долго сердиться на человека, который не имеет иного побуждения, кроме усердия к службе своего господина.

-- Ты прав, добрый йомен, отвечал Ричард: - и еслиб, с одной стороны, я имел при себе Айвенго для подавания важных советов, подкрепленных мрачной заботливостью чела, а с другой тебя для принуждения меня обманом к тому, что ты почитаешь собственным моим благом, то мне осталось бы для собственной своей воли так мало свободы, что я превзошел бы в этом отношении всех королей христианских и языческих. - Но поедем, господа, весело достигнем Конингсберга, и забудем прошлое!

заблаговременно извещение об опасности, и это даст ему возможность подоспеть самому с сильным отрядом стрелков, который он поведет около той же дороги.

Ричард был тронут благоразумными и тщательными мерами предосторожности, принятыми для его безопасности; в сердце его сгладились даже самые следы досады, которую мог он чувствовать еще на обман предводителя вольницы. Он протянул еще раз руку Робин-Гуду, уверил его в полном прощении и будущей милости, также и в твердом своем намерении ограничить варварское действие лесных постановлении и других жестоких законов, завлекших столь многих английских йоменов в бродяжническую жизнь. Но добрые намерения Ричарда в-отношении храброго Робин-Гуда не приведены были в исполнение, по причине преждевременной смерти короля, и лесная хартия была исторгнута силою из рук короля Иоанна, когда он наследовал своему брату-герою. Что же касается до остальной части поприща Робин-Гуда и рассказа о его смерти от руки изменника, их можно найдти в тех небольших старинных брошюрах, которые прежде продавались по самой низкой и сходной цене, именно за пол-пенни; а ныне считают дешевым купить их на вес золота.

Мнение Робина оказалось справедливым, и король, в сопрововождении Айвенго, Гурта и Уамбы, без всякой остановки прибыл к замку Конингсборгскому, когда солнце было еще на горизонте.

В Англии немного мест прекраснее и поразительнее окрестностей этой древней саксонской крепости. Тихая и светлая река Дон струится по амфитеатру, где возделанные земли перемешаны с великолепными лесами, и на горе, возвышающейся над берегом реки, защищенной стенами и рвами, красуется это древнее здание, которое, как означает его саксонское имя, было, до эпохи завоевания, местом пребывания королей Англии. Наружные стены были, вероятно, пристроены Норманами, но внутренния сохраняют на себе следы отдаленной древности. Она лежит на горе в одном из углублений внутренняго двора, и образует полный круг, имеющий около двадцати-пяти футов в диаметре. Стена необъятной толщины поддерживается или защищается шестью огромными наружными сводами, которые, начинаясь от внешней стороны стены, подымаются к башне, как-будто для поддержания или защищения её. Эти своды, массивные при основании и продолжающие быть массивными на довольно-значительной высоте, становятся пусты по мере приближения к вершине, и оканчиваются чем-то в роде бельведера, имеющого сообщение с самой внутренностию укрепления. Издали вид на это огромное здание, с его странным дополнением, так же занимателен для любителей живописи, как внутренность замка для страстных антиквариев, которых воображение относит замок к временам гептархии. Курган, находящийся в его окрестностях, выдается за могилу славного Генгиста. На близлежащем кладбище также находятся чрезвычайно-любопытные памятники отдаленной древности. Когда Львиное-Сердце и его спутники подъезжали к этому суровому и величественному зданию, оно не было, как ныне, окружено наружными укреплениями. Саксонский зодчий истощил все свое искусство для защищения главного внутренняго корпуса, и там не было иных укреплений, кроме грубой ограды палиссада {См. примечание к главе XLI: Замок Конингсборг.}.

изображения гербов были еще новостью даже и между норманским рыцарством, новостью совершенно-неизвестною Саксонцам. Но над воротами было другое знамя, где грубое изображение белого коня, известный символ Генгиста и его саксонских воинов, - означало народ и звание, к которым принадлежал усопший.

Богатство и знатность покойного Адельстана превращали в необходимость соблюдение этого обычая в самом обширном его значении.

Многочисленные толпы шли по горе, на которой стоял замок; а когда король въехал с своими служителями в отворенные и неохраняемые ворота, двор представил ему зрелище, которое не легко было согласить с причиною собрания. В одном месте повара жарили огромных быков и жирных баранов; в другом откупоривали бочки пива, в которых свободно могли черпать приходящие. Тут можно было видеть группы всякого рода людей, пожиравших пищу и глотавших напитки, предоставленные таким-образом на их волю. Полунагой саксонский раб хотел заглушить чувства своего полугодового голода одним днем пресыщения и пьянства; более-изнеженный горожанин или ремесленник ел свои кусок с разборчивостью, или забавно критиковал излишек солода и искусство пивовара. Можно также было приметить несколько бедных норманских дворян по их выбритым подбородкам и коротким плащам, так же как по старанию их держаться близко друг к другу и по презрительным взглядам, бросаемым ими на все торжество, даже и в то время, когда они удостоивали воспользоваться сами хорошею пищею, предлагаемою в таком изобилии.

Нищие, по-обыкновению, собирались толпами, вместе с бродящими воинами, возвратившимися из Палестины (по-крайней-мере так рассказывали сами воины); разнощики раскладывали свои товары, странствующие ремесленники предлагали свои услуги, а проходящие богомольцы, священники низшого разряда, саксонские менестрели и валлийские барды, бормотали молитвы, извлекая нестройные, похоронные звуки из своих арф, краудов (crowds) {The crowth, или crowd был род скрипки. Rote, род гитары, или hurdy-gurdy, струны которой действовали посредством колеса, давшого инструменту это название.} и ротон. Один воспевал хвалы Адельстану в плаксивом панегирике; другой в генеалогической саксонской поэме исчислял странные и грубые имена его благородных предков. Не было также недостатка в шутах и фиглярах, хотя можно бы предположить, что повод, по которому собралось это общество, делал профессию их неуместною или неприличною. По истине, понятия Саксонцев в подобных случаях были столь же естественны, как и грубы. Если скорбь томилась жаждою, там были напитки; если она была голодна, там была пища; если она пала на сердце и гнела его, там же готовы были средства для веселья, или по-крайней-мере для забавы. И присутствовавшие, не пренебрегая ничем, пользовались этими средствами утешения, хотя время-от-времени, как-будто внезапно вспоминая причину, собравшую их в замок, мужчины дружно вздыхали, а женщины, которых собралось большое число, возвышали голос и испускали жалобные вопли.

Таково было зрелище на дворе замка Конингсборгского при вступлении туда Ричарда и его спутников. Сенешал, или дворецкий, не удостопвал внимания толпы низших гостей, безпрерывно сменявших одне другия, разве только но необходимости, для поддержания порядка; но его поразил благородный вид монарха и Айвенго, тем более, что черты последняго показались ему знакомыми. Сверх того, прибытие двух рыцарей, как показывала их одежда, было редким событием на саксонских пиршествах и могло быть принято не иначе, как за почесть, оказываемую памяти усопшого и его семейству. Таким-образом, эта важная особа, в своем черном платье, держа в руке белый жезл, - отличительный знак своего достопиства, - пробралась сквозь пеструю толпу посетителей и отвела Ричарда и Айвенго к главному входу башни. Гурт и Уамба скоро нашли несколько человек знакомых и не осмелились идти далее, покуда их не потребуют.

LXI.

Замок Конингсборг.

Когда я в последний раз видел эти любопытные развалины времен минувших, один из весьма-немногих памятников саксонской архитектуры, - мне очень хотелось составить себе род теории относительно древняго зодчества; это особенно занимало меня, потому-что я был хорошо-знаком с архитектурою древних Скандинавов. Мне надо было ехать и я имел время только взглянуть на Конингсборг. Но мысль эта так вкоренилась мне в голову, что я скажу несколько слов, чтоб сообщить свои ипотезы, предоставляя, впрочем, лучшим антиквариям исправить иди и совсем отвергнуть мои заключения.

Посещавшие Шетландские-Острова знакомы с описанием замков, которые жители называют Burghs, Duns. Пеннант награвировал вид знаменитого Дои-Дорнадиллы в Гленельге; там находятся еще многие, которые, по особенному роду архитектуры, можно причислить к временам весьма-отдаленным. Превосходнейший образец их на острове Муза.

Он состоит из одной круглой башни, со стенами несколько-вогнутыми, так что, при нападении, защитники, стоя на высоте, могли лучше отстоять основание. Она сложена из грубых камней, тщательно и плотно сложенных, но без всякого цемента. По-видимому, на башне не было никогда кровли; огонь разводили в средине пространства, обведенного стеною, которая, вероятно, была построена для защиты совета племени, собиравшагося около огня. Но хотя искусство зодчих и не в состоянии было устроить крыши, за то устроило комнаты во внутренности самых стен. Ограда состояла из двойной стены, внутренняя часть которой была фута на два от внешней, и обе соединялись посредством ряда продолговатых, плоских камней, составлявших таким-образом несколько этажей различной высоты, упиравшихся в вершину башни. Каждая из этих галерей имела четыре окна, расположенные одни над другими. Такие четыре перпендикулярные ряда окон пропускали воздух, жар или no-крайней-мере дым во все галереи. Вход из галереи в галерею также носит на себе характер первобытных времен. Наклоненная тропинка идет винтообразно до самой вершины. На внешней стороне нет окон, и, можно прибавить к этому, там находится четвероугольное, иногда круглое углубление, куда обитатели замка могли убирать овец и других домашних животных.

Таков был общий характер архитектуры этого ранняго периода, когда жители севера ценили волны и приносили в свои грубые жилища добычу от народов образованных. На Шетландских-Островах находятся несколько десятков этих боргов, шоссе или плотины, устроенной на три или четыре вершка ниже уровня воды. Это шоссе составляло острый угол при приближении к борту, - обстоятельство, без сомнения хорошо-известное его обитателям; но весьма-вероятно, что человек, приходивший с враждебным намерением и незнакомый с местностью, попадал в озеро, имеющее в этом месте от шести до семи футов глубины. Эта выдумка должна была принадлежать какому-нибудь Вобану или Когорну тех первобытных времен.

Стиль этих зданий показывает, что архитектор не знал употребления извести, ни другого рода цемента, не умел ни воздвигнуть свода, ни устроить кровли, ни сделать лестницы, и, не смотря на то, с большим искусством избирал места для боргов и устроивал их правильно, потому-что самые здания доказывают успех в искусстве, что с трудом можно примирить с незнанием простых отраслей архитектуры.

Я всегда думал, что самые любопытные и полезные розъискания антиквария должны стремиться к тому, чтоб показать успехи общества, восходя к усилиям, употреблявшимся в отдаленные века для усовершенствования первоначальных изобретений до-тех-пор, пока эти изобретения достигали превосходства или, как часто случалось, пока не уступали места новым основным открытиям, заменявшим первобытную систему и следовавшия за нею улучшения. Представим, на пример, что недавно-открытое освещение газом усовершенствуется до того, что будет употребляться даже в домашнем быту и заменит собою все новейшие способы освещения: через несколько веков, целое общество антиквариев прийдет в смятение, нашедши пару щипцов, и сколько ученых теорий разовьется тогда для изъяснения формы и употребления такого странного инструмента!

общею Саксам со всеми другими северными народами. Работники научились употреблять цемент и строить кровли - это уже большое усовершенствование перед первыми бортами. Но по круглой башне, замечаемой. только в самых древних замках, по комнатам, устроенным в стенах и сводах, по трудности всходить с нижняго этажа в верхний, Конингсборг сохраняет всю простоту своего происхождения и указывает, каким долгим и постепенным путем людям удалось перейдти от грубых и безпокойных жилищ замка Музы до великолепных палат норманских, воздвигнутых в готическом стиле строгом и грациозном.

Не знаю, новы ли эти замечания и будут ли подтверждены они изъисканием более-тщательным, по но беглому взгляду мне кажется, что Конингсборг - предмет, достойный изучения для тех, которые пожелают писать историю архитектуры до завоевания норманского.

Очень-желательно было бы, чтоб снята была модель с замка Музы, о котором план не может дать ясного понятия.

Вот описание замка Конингсборга:

"Замок обширен; наружные стены его тянутся по красивой отлогости, под которою течет река; на этой отлогости высоко поднимается холм, где возвышается здание, построенное в верхней части небольшой, но богатой и роскошной долины, образуемой амфитеатром тенистых холмов, орошаемых тихими водами Дона. Возле замка виднеется насыпь, которую называют могилою Генгиста. С левой стороны, у входа стоит круглая башня с наклонным основанием: на наружных стенах много таких башень. Въезд в замок снабжен решетками; ров и подъемный мост с восточной стороны двойные и очень-круты; на верху кладбищенской стены есть могильный камень с высеченным рельефно изображением двух воронов или подобных им птиц; на юг от кладбища находится старинный камень, возвышающийся наподобие гроба; на нем изсечены изображения двух человек: одного на лошади, а другого покрытого щитом и поражающого огромную крылатую змею; позади его - человек, держащий в руке щит; вероятно, это один из тех грубо сделанных крестов, которые часто попадаются в этой стране. Имя Конингсборга, приписываемое этому замку в старинных бретонских изданиях, заставляет думать, что он был резиденциею королей саксонских. В-последствии он принадлежал королю Гаральду. Завоеватель уступил его Уильяму Уаррену со всеми правами и привилегиями, которые, говорят, простирались на двадцать-четыре города. В углу площади неправильной формы возвышается большая башня, построенная на небольшем возвышении, которое размером своим равняется с нею; в этом месте шесть огромных сводных столбов принимают почти вертикальное направление и держать на себе здание. Внутренность башни образует совершенный круг, имеющий двадцать-один фут в диаметре; стены толщиною в четырнадцать футов. В башню ведет длинный ряд очень крутых ступеней, имеющих в ширину четыре с половиною фута и подымающихся на юг к низенькой двери, нал которой возвышается круглая арка, пересекаемая большим камнем. За этою дверью - лестница, идущая прямо в толще стены и не сообщающаяся с комнатою первого этажа; в средине башни - просвет. Каждая из нижних комнат освещается только щелью, сделанною в полу третьяго этажа; эта комната, равно как и та, которая находится над нею, украшена шлифованною каменосечною работою; в обеих комнатах сохранились колпаки от каминов с аркадою, утвержденною на тройном ряде столбов, близко друг от друга отстоящих. В третьем этаже, или в сторожевой комнате, есть небольшое убежище, которое, вероятно, служило спальною; там находится круглое окно и ниша для помещения изображения святого, или сосуда с святою водою. Г. Кинг полагает, что построение этого саксонского замка относится к первым временам гептархии. Г. Уатсон так описывает его: "С первого этажа во второй (третий, считая от земли) ведет лестница шириною в пять футов, устроенная в стене и оканчивающаяся в четвертом этаже, считая от поверхности земли; в двух тоазах от двери на верху этой лестницы есть отверстие, обращенное почти на восток; в него можно проникнуть идучи по окраине стены, съуживающейся на восемь вершков в каждом этаже. Этот последний проход ведет в комнату, или часовню, имеющую от десяти до двенадцати футов в ширину и от на четыре фута от пола, каменный бассейн с отверстием и железною трубою, посредством которой можно было втягивать воду в бассейн или переливать ее через стену. Эта часовня принадлежит к числу сводных столбов; но снаружи ни по чему нельзя подозревать её существования, ибо самое окно её есть не более, как длинная и узкая трещина, едва видимая при приближении к башне. Влево от часовни небольшая молельня, вделанная в толщу стены: она вышиною в восемь, а шириною в шесть футов, имеет нишу и освещена также трещиною; в четвертом этаже, в десяти футах к западу от двери, ведущей к часовне, лестница, которая идет на самый верх башни: она сделана также внутри стены и отстоит от верхушки на три тоаза. Каждый этаж почти в пятнадцать футов вышины, так что вся башня имеет в вышину семьдесять-пять футов. Внутренность её образует круг до двенадцати футов в диаметре. Колодезь в самой средине башни завален каменьями." - Gough's Edition of Camden's Britannia. Second edition, vol. III. p. 267.