Айвено.
Глава XIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвено. Глава XIII (старая орфография)

ГЛАВА XIII.

Едва произнесено было имя Айвено, как оно пронеслось из уст в уста с той быстротою, с какою могло передать его любопытство. Вскоре оно достигло до принца, лице которого при этом известии покрылось облаком досады. Однакож, скрыв это чувство, он посмотрел вокруг себя с гордым презрением. Господа, сказал он, - особенно вы, сер приор! что вы думаете об учении мудрецов касательно врожденного чувства привязанности и отвращения? Мне кажется, я уже предчувствовал, что близ меня находится любимец моего брата, хоть я и не мог отгадать кто скрывается под вооружением.

-- Фрон де Беф должен приготовиться возвратить Айвено свое поместье, сказал Де Браси, который, поддержав со славою свою роль в турнире, сложил щит и шлем, и опять вмешался в свиту принца.

-- Да, отвечал Вальдемар Фитцурз, - нет сомнения, что отважный рыцарь потребует назад замок и владение, пожалованные ему Ричардом и которые великодушием вашего высочеству отданы Фрон де Бефу.

-- Фрон де Беф, возразил принц, - такой человек, который охотнее завладеет тремя замками, подобными замку Айвено, чем согласится отдать один из них. Впрочем, я надеюсь, господа, что здесь никто не сомневается в моих правах раздавать коронные лены верным моим приверженцам, готовым исполнять обычную военную службу, вместо тех васалов, которые скитаются в чужих странах, и находясь там, в случае нужды не могут ни служить мне, ни оказывать должного почтения.

Слушатели были так сильно заинтересованы в предложенном вопросе, что не могли не признать права, присвоенного принцем, за совершенно неоспоримое. "Великодушный принц! Благороднейший монарх, принимающий на себя обязанность награждать таким образом своих верных слуг"! Таковы были слова, вырвавшияся из уст свиты, среди которой все ожидали подобных же милостей насчет приверженцев и любимцев короля Ричарда, если еще не успели получить их. Приор Аймер также присоединился к общему голосу, заметив однакож, что святой град Иерусалим не может быть назван чужою страною. Иерусалим был communis mater, матерью всех христиан. Приор при этом заметил, что он не понимает какую пользу рыцарь Айвено мог извлечь из этого, ибо он (приор) уверен, что крестоносцы, под предводительством Ричарда, никогда не проникали далее Аскалона, который, как известно всему миру, был городом только филистимлянским и не имел ни одного из преимуществ святого града.

Вальдемар, которого любопытство увлекло к тому месту, где Айвено лежал распростертый на земле, теперь возвратился и сказал: Этот храбрый рыцарь вероятно не причинит вашему высочеству больших безпокойств и оставит Фрон де Бефа мирно владеть его приобретением: - он опасно ранен.

-- Что бы ни было с ним, сказал принц Иоанн, - все-таки он победитель этого дня, и еслиб он был в десять раз больше наш враг, или еще более верный друг нашего брата (что может быть все равно), то и тогда рана его потребовала бы внимания; собственный врач наш примет его под свое попечение.

Суровая улыбка показалась на лице принца, когда он говорил это. Вальдемар Фитцурз поспешил прибавить, что Айвено уже вынесен из арены и находится в руках своих друзей.

-- Мне больно было, сказал он, - видеть печаль царицы любви и красоты, торжество которой в продолжение этого дня превращено было в уныние этим случаем. Я не принадлежу к числу людей, которых трогает женский плач над милым; но лэди Роэна подавила печаль свою с таким величием, что состояние души её можно было заметить только по сжатым рукам и по взору, который трепетно прикован был к бездушному образу, лежавшему перед ней.

-- Кто эта лэди Роэна, спросил принц Иоанн, - о которой мы так много слышали?

-- Саксонская наследница обширных владений, отвечал приор Аймер, - роза прелести и жемчужина богатства, прекраснейшая между тысячами, сосуд мирры и благоуханий.

-- Мы постараемся утешить ее в печали и облагородить род её браком с норманом. Она кажется сирота, и потому брак её зависит от нашего королевского благоусмотрения. Что ты скажешь на это, Де Браси? Не думаешь ли ты приобрести земли с их доходами, обвенчавшись с саксонкою, по примеру последователей Завоевателя?

-- Если мне поправятся земли, милорд, отвечал Де Браси, - то невесте трудно будет мне не поправиться, и я глубоко сочту себя обязанным вашему высочеству за благодеяние, которое исполнит все обещания, данные слуге и васалу вашему.

-- Мы не забудем этого, сказал принц Иоанн; - но чтоб дело начать сейчас же, мы повелим нашему сенешалю пригласить на наше сегодняшнее вечернее пиршество лэди Роэну и её спутников, то есть: грубияна попечителя её и саксонского вола, которого Черный Рыцарь повалил на турнире. Де Бигот! прибавил он, обращаясь к своему сенешалю, - ты передашь наше приглашение так, чтоб польстить гордости этих саксов и чтоб сделать отказ невозможным, хотя, клянусь прахом Бекета! разсыпать учтивость перед ними то же что метать бисер перед свиньями.

Сказав это, принц Иоанн готов был дать знак к разъезду, но в это время ему вручили записку.

-- От кого? спросил принц Иоанн, взглянув на подателя.

-- Из чужих земель, милорд, по откуда - не знаю, отвечал служитель. - Ее привез сюда француз, объявивший, что он скакал день и ночь, чтоб вручить ее вашему высочеству.

Принц внимательно посмотрел на надпись, потом на печать с оттиском трех лилий, приложенную таким образом, чтоб закрепить шелковинки, которыми была обвязана записка; после этого Иоанн открыл ее с очевидным безпокойством, увеличившимся еще более, когда он прочитал её содержание, выраженное в следующих словах:

"Остерегайтесь! Дьявол спущен с цепи"!

и подал им записку одному после другого.

-- Это может быть напрасная тревога, или подложное письмо, заметил Де Браси.

-- Но это рука и печать французского короля, отвечал принц Иоанн.

-- Если так, сказал Фитцурз, - то нам пора сосредоточить свою партию в Иорке, или каком нибудь другом сборном месте. Через несколько дней может быть уже будет поздно. Вашему высочеству следует как можно скорее окончить сегодняшнюю комедию.

-- Но стрелков и народа, возразил Де Браси, - нельзя отпустить недовольными тем, что не принимали участия в нынешних забавах.

-- День еще велик, отвечал Вальдемар: - стрелкам можно дозволить бросить несколько стрел в цель, чтоб раздать им потом награды. Это вполне оправдает обещание принца в отношении к этому саксонскому стаду.

-- Благодарю тебя, Вальдемар, сказал принц: - ты напомнил мне, что еще следует расплатиться с тем наглым поселянином, который вчера оскорбил нашу особу. Пиршество также не должно быть отменено, как мы обещали. Еслиб даже наступил последний час моей власти, то и тогда этот час был бы посвящен мщению и удовольствию, - а заботы пускай явятся вместе с завтрашним днем.

Звуки труб скоро призвали назад зрителей, которые начинали уже расходиться. Было объявлено, что принц Иоанн, неожиданно призываемый важными и нетерпящими отлагательства государственными делами, счел себя обязанным отказаться от увеселения завтрашняго дня; однакож, не желая чтоб такое множество отличных стрелков разошлось, не показав своего искуства, он милостиво дозволяет им ныне же, прежде нежели они разойдутся, начать состязание в стрельбе из лука, предназначавшееся для следующого дня. Лучшему стрелку назначается приз, состоящий из рога, оправленного серебром, на шелковой перевязи, богато украшенной изображением Св. Губерта, покровителя лесной охоты.

В начале более тридцати стрелков выступили для состязания; из них многие были лесными смотрителями с их помощниками в королевских лесах Нидвуда и Чарнвуда.

Но когда стрелки увидели с кем им предстояло состязаться, то более двадцати отказалось от своего намерения, не желая подвергнуться стыду почти верного неуспеха, потому что в то время искуство каждого знаменитого стрелка было так же хорошо известно на несколько миль в окружности, как качества лошади, приведенной на Нью-Маркет, известны теперь посещающим это знаменитое место.

Уменьшившееся число состязателей охотинчей славы все еще было не менее восьми человек. Принц Иоанн сошел с своего седалища, чтоб ближе взглянуть на избранных стрелков, из которых некоторые носили королевскую ливрею. Удовлетворив свое любопытство, он стал искать глазами предмет своей немилости, который и увидел на том же самом месте и с тем же спокойным лицом, с каким он стоял накануне.

-- Эй, приятель! закричал ему принц Иоанн. - По твоим дерзким словам я отгадал, что ты не любишь длинного лука, а теперь вижу, что не смеешь попытать, своего искусила с теми молодцами, которые стоят там.

-- С дозволения вашего, принц, отвечал стрелок, - кроме боязни стыда я имею другия причины не вступать в состязание.

-- А какие эти причины? спросил принц Иоанн, который но чему-то для него непонятному чувствовал в себе неприятное любопытство в отношении к этому человеку.

-- Причина вот какая, отвечал лесной стрелок: - я не знаю стреляют ли эти охотники в такую цель, в которую я привык стрелять; не знаю также поправится ли вашей милости, если третий приз выиграет человек, подвергнувшийся нечаянно вашему гневу.

-- Как тебя зовут, стрелок? спросил принц Иоанн, покраснев от досады.

-- Локслей, отвечал стрелок.

-- И так, Локслей, сказал принц Иоанн, - ты также будешь стрелять по очереди, как скоро стрелки покажут свое искуство. Если ты выиграешь приз, я прибавлю к нему двадцать ноблей; если же проиграешь, то с тебя снимут твою зеленую линкольнскую куртку и выгонят тетивами из арены.

-- А что, если я откажусь от таких условий? спросил стрелок. - Ваша милость властны, при помощи стольких рыцарей, раздеть и высечь меня, но не принудите меня согнуть лук или спустить тетиву.

-- Если ты отказываешься от моего предложения, возразил принц, - то начальник арены перервет твою тетиву, изломает лук и стрелы и прогонит из нашего присутствия, как малодушного труса.

-- Гордый принц, сказал Локслей, - вы ставите меня в затруднительное положение, заставляя состязаться с лучшими стрелками Лейстсра и Страфордшира под угрозою безславия, если они одержат надо много верх. Однакож, я исполню ваше желание.

-- Смотрите за ним, воскликнул принц Иоанн: - он трусит, и я бы не желал чтоб он ускользнул от этого испытания. А вы, друзья мои, стреляйте хорошенько; вас ждут в той палатке жареный олень и бочка вина.

Цель была поставлена на конце южной аллеи, которая вела к арене. Состязавшиеся стрелки заняли свои места по жребию в южном конце проспекта, причем разстояние от этого места до цели дозволяло бросать стрелы так называвшимся выстрелом на удачу. Назначили наперед по жребию порядок, в котором стрелки должны были следовать друг за другом, причем каждый стрелок должен был пустить три стрелы, одну за другою. Забавами управлял чиновник низшого разряда, называвшийся "начальником игр", так как высокий сан маршалов турнира был бы унижен, еслиб они согласились управлять увеселениями стрелков.

все метавшие признаны были хорошими стрелками. Из десяти стрел, вонзившихся в цель, две, попавшия во внутренний круг, пущены были Губертом, лесничим Мальвоазена; поэтому он был провозглашен победителем.

-- Ну, Локслей, обратился к нему с насмешливою улыбкою принц Иоанн, - хочешь ли ты потягаться с Губертом, или отдашь лук, перевязь и колчан начальнику игр?

-- Если уж так должно быть, отвечал Локслей, - то я намерен попытать счастие, с условием, что если две стрелы мои попадут в цель Губерта, то он обязан попасть одною в цель, которую я назначу.

-- Прекрасно! произнес принц Иоанн, - в этом по будет тебе отказано. Если ты сбавишь ему спеси, Губерт, то я наполню твой рог серебрянными монетами.

-- Человек делает только то что ему по силам, отвечал Губерт. - Мой дед стрелял не худо из длинного лука на битве при Гастингсе; надеюсь, я не посрамлю его памяти.

Прежнюю цель сняли, и на место её поставили новую такой же величины. Губерт, как победитель в первом испытании, имел право стрелять первый; прицелившись с "'большим старанием, он долго измерял разстояние глазом, держа в руке согнутый лук свой с приложенною к тетиве стрелою. Наконец, сделал шаг вперед и подымая лук во всю длину левой руки до тех пор пока средина его не стала почти на одну линию с его лицом, он притянул тетиву до самого уха. Стрела засвистала в воздухе и воткнулась во внутренний круг цели, однакож не в самый центр,

-- Ты не принял в расчет ветра, Губерт, заметил его соперник, сгибая лук свой, - не то выстрел был бы вернее. Сказав это, Локслей, без малейшого желания лучше прицелиться, стал на назначенное место, и пустил стрелу по видимому с таким невниманием, как будто и не взглянул на цель. Он говорил почти в то самое мгновение, как стрела оставила тетиву, и не смотря на это она остановилась в цели двумя дюймами ближе, нежели стрела Губерта, к белому пятну, означавшему центр.

-- Клянусь небесным светом! сказал принц Иоанн Губерту, - допуская этому бродяге одержать над тобою верх, ты заслуживаешь быть вздернутым на виселицу!

У Губерта на все был один ответ: - Хоть повесьте меня, ваше высочество, а человек может сделать только то что ему по силам. Однакож, дед мой натягивал добрый лук...

-- Чорт возьми твоего деда и все его поколение! прервал Иоанн. - Стреляй, негодяй, да смотри, стреляй лучше, чтоб не было тебе хуже.

Губерт, побужденный таким образом, занял свое место, и не оставив без внимания сделанного его противником замечания, принять в расчет ветерок, дунувший в ту минуту, выстрелил так удачно, что стрела его вонзилась в самую средину цели.

-- Ай-да Губерт! Ай-да Губерт! закричал народ, принимавший больше участия в известном ему человеке, нежели в незнакомце. - Попал! Да здравствует Губерт!

-- Этого выстрела ты не перещеголяешь, Локслей! сказал принц с едкою убыбкою.

-- Я однакож расщеплю его стрелу, отвечал Локслей, и пустил стрелу с несколько большею осторожностью чем прежде. Она попала прямо в стрелу его соперника и расколола ее на части. Стоявший вокруг народ был так поражен этою чудесною ловкостью, что остался безгласным и не выражал удивления своим обыкновенным возгласом.

-- Теперь, сказал Локслей, - позвольте мне, ваша милость, поставить такую цель, которая употребляется в северной Англии, и тогда покорно прошу всякого попробовать выстрелить в нее и заслужить улыбку своей любезной.

И Локслей повернулся, чтоб выйдти из арены. Прикажите вашей страже, продолжал он, - идти за мной, если вам угодно; я только схожу срезать прут с ближайшей ивы.

Принц Иоанн сделал знак, чтоб некоторые из служителей пошли за ним и стерегли его; но крик "стыдно! стыдно!" раздавшийся в толпе, принудил его отменить свое неблагородное приказание.

Локслей почти в ту же минуту возвратился с ивовым прутом около шести футов длиною, совершенно прямым и толщиной в большой палец. Он с большим спокойствием начал сдирать с него кору, заметив при этом, что заставлять хорошого стрелка стрелять в такую широкую цель, какая до сих пор употреблялась, значило уронить его искуство. Что до меня, продолжал он, - то в стране где я был воспитан, скорее согласились бы выбрать себе целью круглый стол короля Артура, за который садилось шестьдесят рыцарей. Семилетний ребенок попадет в ту цель своею тупою стрелою; по, прибавил он отходя к другому концу арены и втыкая прут в землю, - кто попадет в эту цель на разстоянии ста ярдов, того я назову стрелком, достойным носить лук и колчан при любом короле, хоть бы при самом молодце-короле Ричарде!

лучше сказать, я уступаю дьяволу, который сидит в его куртке, а не человеческому искуству. Человек может сделать только то что ему по силам, и я не хочу стрелять там, где уверен в промахе. Попасть в эту светленькую черточку, которая чуть чуть видна, все равно, еслиб я попал в край воротника нашего капеллана или в пшеничную соломенку, или в солнечный луч.

-- Трусливая собака! закричал принц Иоанн. - Локслей, стреляй ты! Если попадешь в эту цель, я скажу что ты первый сделал это; но как бы то ни было, не позволю тебе хвастаться своим превосходством в искустве только одними словами.

-- Постараюсь сделать что мне но силам, как говорит Губерт, отвечал Локслей, - больше этого вряд ли кто сделает!

Сказав это он опять согнул лук, но на этот раз осмотрел с большим вниманием свое оружие и переменил тетиву, которая, как ему казалось, не была совершенно кругла, потому что замшилась от двух предыдущих выстрелов; затем он начал целить с большою осторожностью, а толпа, не переводя дыхания, ожидала последствий выстрела. Стрелок оправдал общее мнение о своем искустве: стрела его расколола прут, стоявший целью. Крик восторга огласил воздух; сам принц Иоанн, в удивлении к искуству Локслоя, забыл на минуту нерасположение свое к этому человеку. - Эти двадцать поблей, сказал он, - которые ты выиграл вместе с охотничьим рогом, принадлежат тебе по справедливости; мы увеличим число их до пятидесяти, если ты согласишься вступить к нам в службу, в стрелки нашей почетной стражи и быть всегда при нашей особе. Никогда не видал я такой сильной руки, сгибающей лук, и такого верного глаза, направляющого стрелу.

Губерту, который сегодня так же хорошо натягивал лук, как и дед его в сражении при Гастингсе. Если бы скромность не заставила его отказаться от последняго состязания, то я уверен, что он так же хорошо попал бы в прут как и я.

Может быть этот стрелок-победитель не ускользнул бы так от внимания Иоанна, еслиб принц в эту минуту не занят был предметами более интересными, и еслиб в голове его не теснились более важные размышления. Дав знак удалиться с арены, он подозвал к себе своего камергера и приказал ему немедленно скакать в Ашби и отыскать там еврея Исаака. Скажи собаке, продолжал принц, - чтоб он прислал мне до захождения солнца две тысячи крон. Обезпечение ему известно; а в удостоверение ты можешь показать это кольцо. Остальные деньги должны быть выплачены в Иорке в течение шести дней. Если он не исполнит этого, я потребую головы неверующого негодяя. Смотри, не обгони его на дороге, так как этот плут был здесь и выставлял свое наворованное богатство на показ перед нами.

С этими словами принц сел на лошадь и возвратился в Ашби. Вслед за его отъездом толпа начала расходиться.