Айвено.
Глава XVIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвено. Глава XVIII (старая орфография)

ГЛАВА XVIII.

Когда Седрик Саксонец увидел, что сын у его упал без чувств на турнире в Ашби, первым побуждением его было приказать своим приближенным подать ему помощь; но приказание это замерло на устах его. В присутствии такого многочисленного собрания он не хотел признать сына, которого сам отверг и лишил наследства. Не смотря на то он велел Освальду посмотреть за ним, и потом когда разсеется толпа взять двух рабов и проводить Айвено до города Ашби. Освальда предупредили в этом добром деле: толпа разсеялась, но и рыцарь исчез.

Напрасно кравчий Седрика искал своего молодого господина: он видел кровавые пятна на месте его падения, но самого его не видал; казалось, благодетельные духи унесли его с поля сражения. Может быть Освальд (так как все саксы были очень суеверны) и составил бы подобную ннотезу об отсутствии Айвено, еслиб внимание его не было привлечено человеком, одетым в платье оруженосца, в котором он тотчас узнал черты своего товарища, Гурта. В неведении о судьбе своего молодого господина и в отчаянии, что, он исчез, переодетый свинопас искал его повсюду, забывая о собственной безопасности. Освальд счел обязанностью задержать Гурта, как беглого раба, участь которого зависела от Седрика.

Продолжая разузнавать о судьбе Айвено, кравчий узнал только от присутствовавших, что рыцарь был тщательно поднят хорошо одетыми служителями и положен на носилки одной из дам, находившихся между зрителями, и что его тотчас же унесли из арены. Получив подобные сведения, Освальд решился возвратиться к своему господину за дальнейшими приказаниями и взял с собою Гурта, которого он считал бежавшим со службы Седрика.

Сакс находился в жестоком безпокойстве о своем сыне, так как Природа вступила в свои права, не смотря на патриотический стоицизм, старавшийся подавить их. Но едва услышал он, что Айвено был в безопасности и но всем вероятиям в руках друзей, как отеческая заботливость, возбужденная сомнением об участи сына, уступила, место оскорбленной гордости и досаде на так называемое им сыновнее непослушание Вильфреда.

-- Пусть он идет куда хочет, воскликнул Седрик, - пусть ему залечивают раны те, за кого он получил их. Он способнее действовать потешными копьями норманских рыцарей, чем мечом и секирою, древними, надежными оружиями родины, поддерживать честь и славу своих предков, англичан.

-- Если поддерживать честь предков, сказала Роэна, бывшая тут же, - значит быть мудрым в совете и смелым в битве, быть храбрейшим между храбрыми, благороднейшим между благородными, то один только голос отца его...

-- Замолчите, лэди Роэна; только в этом случае я не слушаю вас. Приготовьтесь к пиршеству принца: мы приглашены были с необыкновенными почестями и вежливостью, которые редко оказывали нам эти гордые норманы после роковой битвы при Гастингсе. Я отправлюсь туда, хоть бы для того только, чтоб доказать этим надменным норманам, как мало может опечалить сакса судьба сына, одолевшого храбрейших из их витязей.

-- Только я не поеду туда, возразила лэди Роэна, - и решаюсь напомнить вам, что могут признать за жестокость то что вы считаете мужеством и твердостью.

-- Так оставайся же дома, неблагодарная лэди Роэна, отвечал Седрик: - твое сердце жестоко, потому что оно приносит в жертву пустой и непозволительной привязанности блого угнетенного народа. Я пойду за благородным Ательстаном, и с ним отправлюсь на пиршество Иоанна Анжуйского.

Седрик действительно отправился на пиршество, главнейшия происшествия которого мы рассказали выше. Тотчас по выходе из замка, саксонские таны со своею свитою сели на лошадей, и только в это время Седрик заметил в первый раз беглеца Гурта. Благородный сакс возвратился с пиршества, как мы уже видели, не совсем в хорошем расположении духа и искал только предлога на кого нибудь излить свой гнев.

-- Связать его, связать! закричал он. - Освальд, Гундиберт! Негодяи, собаки! Как вы смеете оставлять этого бездельника на свободе?

Без малейшого возражения, товарищи Гурта связали его недоуздком, как первою веревкою, попавшеюся им под руку. Он без ропота покорился повелению, только с упреком взглянул на своего господина и сказал: - Это за то, что я люблю вашу плоть, и кровь более моих собственных.

-- На коней и вперед! воскликнул Седрик.

-- Уж давно пора, произнес благородный Ательстэн: - потому что если мы не поспешим, то ужин, приготовленный абатом Вальтгофом, никуда не будет годен.

Путешественники наши поспешили добраться до монастыря Св. Витольда, чтоб предупредить подобное несчастие. Абат, происходивший от древней саксонской фамилии, принял благородных саксов со всем роскошным и заботливым гостеприимством их нации, и они оставались за столом до поздняго или лучше сказать до ранняго часа, и на следующее утро, прежде чем оставили своего хозяина, угощены были роскошным завтраком.

Когда всадники выехали за монастырскую ограду, случилось происшествие, несколько потревожившее саксов, которые более всех народов Европы верили предвещаниям, и к верованиям их можно отнести все суеверия, сохранившияся в наших народных преданиях, так как норманы, как племя смешанное и более знакомое с образованием века, утратили большую часть суеверных предразсудков, принесенных предками их из Скандинавии, и гордились своим вольнодумством.

В настоящее мгновение, предвещание грядущого бедствия внушено было прорицателем не совсем почтенным - худощавой черною собакою, которая сидя на задних лапах жалобно выла когда всадники выехали за ограду, и потом с диким лаем, прыгая во все стороны отправилась за путешественниками.

-- Не люблю я этой музыки, отец Седрик, проговорил Ательстэн, который из уважения к старому тану называл его обыкновенно отцом.

-- И я также, дядя, сказал Вамба, - я очень боюсь, чтоб нам не пришлось расплатиться с музыкантом.

-- По моему мнению, продолжал Ательстэн, вспоминав0ший с удовольствием вкусный эль абата (Буртоп и тогда уже славился этим напитком), - но моему мнению лучше возвратиться назад и провести у абата время до полудня. Нехорошо продолжать путь, если до полдника пересечет вам дорогу монах, заяц или воющая собака.

-- Вздор, отвечал с нетерпением Седрик. - День слишком короток, и мы не поспеем домой. Что же касается до собаки, то я знаю ее: она принадлежит беглому рабу Гурту, и так же негодна, как и хозяин её.

радовался по своему, что опять его увидел. Дротик ранил переднюю ногу собаки и едва не пригвоздил ее к земле; Фангс с жалобным визгом убежал от разъяренного тана. Затрепетало сердце Гурта: гораздо глубже почувствовал он намерение убить его верного товарища, чем жестокое обращение с ним самим. Тщетно стараясь поднести руку к глазам, он сказал Вамбе, который видя дурное расположение духа своего господина благоразумно удалился в арьергард: - Пожалуйста, оботри мне глаза полою своего плаща; пыль ослепляет меня, а веревки эти мешают мне самому утереться.

Вамба исполнил его просьбу, и они ехали рядом несколько времени, в продолжение которого Гурт хранил упорное молчание. Наконец он не мог долее скрывать своих ощущений.

-- Друг Вамба, сказал он, - из всех кто имеет глупость служить Седрику, ты один умел поправиться ему своею глупостью. Отправляйся же к нему и скажи, что вы из любви, ни из страха Гурт не будет ему служить более. Он может сорвать с меня голову, может сечь меня, может заключить в оковы, но с этих пор не заставит меня ни любит его, ни повиноваться ему. Ступай же к нему и скажи, что Гурт, сын Беовульфа, отказывается служить ему.

-- Уж конечно, отвечал Вамба, - хоть я и дурак, а не возьмусь за такое безумное поручение. У Седрика есть другой дротик за поясом, а ты знаешь что он не всегда пускает его мимо.

-- Пусть бросит его в меня, сказал Гурт, - мне дела нет. Вчера он оставил Вильфреда, моего молодого господина, всего в крови, а сегодня хотел на моих глазах убить единственное живое существо, которое когда либо оказывало мне ласку. Клянусь Св. Эдмундом, Св. Дунстаном, Св. Витольдом, Св. Эдуардом Исповедником и каждым саксонским святым (Седрик употреблял при. клятвах только святых саксонского происхождения, и все домашние следовали его примеру), что никогда не прощу ему этого.

стременах, - это для того чтоб перекинуть дротик через него; верно бы так и случилось, еслиб Фангс, прыгнув в ту самую минуту, не получил царапины, которую я берусь залечить своими травами.

-- Еслиб я мог так думать! проговорил Гурт, - по нет... я видел, что дротик был намечен верно; я слышал, как он прожужжал по воздуху со всею крайнею злобою того, кто его бросил; я видел, как задрожал он, воткнувшись в землю, как бы сожалея, что не попал в цель. Нет, клянусь любимым боровом Св. Антония, я отрекаюсь от хозяина.

И оскорбленный свинопас погрузился снова в мрачное молчание, которого прервать не могли все усилия шута.

Между тем Седрик и Ательстэн, ехавшие впереди отряда, разговаривали о состоянии государства, о несогласиях между членами королевской фамилии, о распрях и ссорах между норманскими баронами, по возможности угнетенным саксам освободиться от ига норманов, или по крайней мере в продолжение междоусобий, готовых вспыхнуть, возвыситься до национальной независимости. Говоря об этом предмете, Седрик необыкновенно одушевлялся. Возстановление независимости его племени было кумиром его сердца, кумиром, которому он добровольно жертвовал семейным счастием и благополучием собственного сына. Но чтоб окончить эту великую революцию в пользу природных англичан, им надобно было соединиться и действовать под руководством опытного начальника. Необходимость избрать главу, который происходил бы от королевской крови саксов, была не только сама но себе очевидна, но сделалась торжественным условием всех, кому Седрик сообщил свои тайные планы и надежды. Ательстэн одарен был этим качеством, и хотя он не отличался блестящими умственными способностями, или дарованиями, составляющими принадлежность предводителей, за то имел прекрасную наружность, был неробок, опытен в воинских упражнениях и охотно следовал советам людей, бывших умнее его. Сверх того, все знали, что он щедр и гостеприимен, что прав у него предобрый. Но каковы бы ни были права Ательстэна на предводительство саксонским союзом, многие из саксов предпочитали им права лэди Роэны, происходившей по прямой линии от Альфреда; память отца её, известного своею мудростью, храбростью и великодушием, была высоко почитаема угнетенными её единоплеменниками.

Еслиб Седрик пожелал, ему не трудно было бы стать во главе третьей партии, столь же могущественной, как и две первые. В замену королевского происхождения, он одарен был храбростью, деятельностью, энергиею и более всего беззаветною преданностью своему делу, что приобрело ему прозвание Саксонца, и рождением своим он был ниже только Ательстэна и своей воспитанницы. Все эти качества не были омрачены ни малейшею тенью корысти; и вместо того чтоб разъединять силы своей ослабевшей нации составлением покой партии, он намеревался разрушить всякое несогласие браком Роэны с Ательстэном. Препятствием любимому плану его была взаимная любовь его воспитанницы и Айвено, в чем и заключалась главная причина изгнания Вильфреда из отцовского дома.

почитавший имя Альфреда как божество, оказывал единственной отрасли этого великого монарха такое уважение, каким может быть в наше время не пользуются принцесы царствующих Домов. Воля Роэны была законом для его домашних, и сам Седрик, желавший чтоб власть её была вполне признаваема во крайней мере в тесном семейном кругу, действовал как первый из её подданных. Привыкнув таким образом не только к совершенной свободе, но и к деспотической власти над другими, Роэна, по первоначальному воспитанию своему, вовсе не расположена была давать отчет в своих привязанностях, или позволять кому бы то ни было распоряжаться её рукою вопреки её склонности; она твердо решилась стоять на своем мнении; в таких случаях женщины, даже привыкшия во всю свою жизнь к послушанию и покорности, нередко возстают против власти родителей и опекунов. Она смело высказывала все что глубоко чувствовала, а Седрик, будучи не в состоянии освободиться от обычного уважения к её мнениям, чувствовал совершенную невозможность прибегнуть к власти опекуна.

Напрасно старался он привлечь ее блеском мечтательного престола. Роэна, одаренная от природы здравым умом, считала планы его неисполнимыми и вовсе не желала их осуществления, во крайней мере в отношении себя. Не скрывая своей склонности к Вильфреду Айвено, она объявила, что если даже ей нужно будет отказаться от любимого ею рыцаря, то она скорее заключит себя в монастырь, чем согласится разделить престол с Ательстаном, которого она всегда презирала и которого теперь нанимает ненавидеть за безпокойства, причиняемые ей в его пользу.

Не смотря на то Седрик, не очень веривший женскому постоянству, употреблял всевозможные средства к совершению предполагаемого им брака, посредством которого полагал оказать величайшую услугу делу саксов. Внезапное и романтическое появление его сына на турнире в Ашби он считал смертельным ударом для своих надежд. Правда, родительская любовь на минуту одержала победу над его гордостью и патриотизмом, по эта гордость и патриотизм возстали вновь во всей своей силе, и под их влиянием он решился употребить окончательные усилия к соединению Ательстэна с Роэною и принять другия меры, которые считал необходимыми для возстановления независимости саксов.

"Король Генрих" Шэкспира.}, что он должен был двигать чашу снятого молока для такого великого дела.

Правда, Ательстэн был довольно тщеславен и любил слушать рассказы о высоком своем происхождении и о правах своих на престолонаследие; но мелочное тщеславие его достаточно удовлетворялось почтением, которое оказывали ему приближенные и посещавшие его саксы. Если он и имел мужество встретить опасность, то считал слишком для себя безпокойным искать ее; и вообще, соглашаясь с планами Седрика относительно возстановления независимости саксов, он еще более убедился в своих собственных правах на владычество над теми, чью свободу они хотели провозгласить; когда же зашла речь о средствах к утверждению этих прав, он явился тем же "Ательстаном Мешкотным", нерешительным, непредприимчивым, ленивым, и откладывал все до другого времени. Горячия и страстные увещания Седрика имели весьма мало влияния на его безстрастный темперамент, подобно раскаленным ядрам, которые падая в воду производят весьма легкий звук с паром и тотчас же потухают.

прервали разговор лэди Роэны и любимой её прислужницы о храбрости и судьбе Вильфреда, и Эльджита постаралась отмстить за себя и за госпожу свою рассказом о падении Ательстэна на турнире, что было более всего неприятно для ушей Седрика. В путешествии все соединилось к неудовольствию и безпокойству упрямого сакса, и он не раз внутренно проклинал и турнир, и того кто придумал его, и собственную глупость, побудившую его туда отправиться.

В полдень, по предложению Ательстэна, путешественники остановились в тенистой рощице на берегу ручья, чтоб дать отдых лошадям и подкрепить себя съестными припасами, которыми гостеприимный абат нагрузил мула. Полдник их был довольно продолжителен; такия и подобные тому остановки заставляли их отложить надежду добраться засветло до Ротервуда, что и понудило их ехать скорее прежнего.