Айвено.
Глава XX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Айвено. Глава XX (старая орфография)

ГЛАВА XX.

После доброй трехчасовой ходьбы, служители Седрика, в сопровождении своего таинственного вожатого, вышли на небольшую лощину, в средине которой возвышался огромный дуб, бросавший во все стороны свои развесистые ветви. Около этого дуба, человек пять стрелков лежало на земле, и один, как часовой, прогуливался взад и вперед в тени дерева.

Услыша шум приближавшихся шагов, сторож ударил тревогу, и спавшие вскочили в то же мгновение и натянули луки. Шесть стрел готовы были полететь в ту Сторону, с которой шли паши путники, как проводника узнали и приветствовали знаками уважения и привязанности, заменившими враждебные приготовления.

-- Где Мельник? был первый вопрос проводника.

-- На дороге к Ротергаму.

-- Сколько с ним людей? спросил предводитель (можно было угадать, что Локслей носил это звание).

-- Шестеро, и верная надежда на добычу, если угодно будет Св. Николаю.

-- Благочестиво сказано! А где Алан-э-Дэль?

-- Гуляет по дороге в Ватлинг и поджидает приора из Жорво.

-- И это хорошо! А где монах?

-- В своей келье.

-- Так я пойду к нему, сказал Локслей, - а вы ступайте в разные стороны и отыщите товарищей. Соберите их как можно больше, потому что дичь, за которой мы будем охотиться, требует сильного преследования. На разсвете ожидайте меня здесь... Постойте, прибавил он, - я забыл было самое нужное: пусть двое из вас сейчас же идут на дорогу в Торквильстон, замок Фрон де Бефа. Толпа храбрецов, одетых в наше платье, ведет пленников. Смотрите за ними внимательнее, и если они даже доберутся до замка прежде чем мы успеем собрать паши силы, честь наша будет требовать наказания их, и мы найдем на то средства. Следуйте за ними как можно ближе, и пусть лучший ходок из вас сообщит мне их движения.

Стрелки обещали безусловно повиноваться, и отправились к своему назначению. Между тем предводитель их и два его товарища, которые теперь смотрели на него с великим уважением, немного даже со страхом, продолжали путь свой к часовне Копменгурста.

Когда при слабом мерцании луны они достигли святой, хотя и разрушенной часовни и суровой пустыни, столь приличной уединенному благочестию, Вамба шепнул Гурту: - Если это жилище разбойника, то оправдывается старая пословица: "чем ближе к церкви, тем дальше от Бога". Клянусь петушьим гребешком моим, кажется всегда так бывает... Послушаем однако церковные стихи, раздающиеся в келье.

В самом деле, анахорет и его гость тянули со всею силою своих мощных легких старую застольную песню с следующим припевом:

*) Подай мне чашу темную, добрый молодец, - подавай мне чашу темную: А! веселый Дженкип, вижу плута по питью! - Подавай мне чашу темную.

-- Недурно спето, сказал Вамба, присоединив свой голос к пению. - Но скажите, ради всех святых, кто бы подумал услышать такую веселую песню в полночь, и притом в келье отшельника?

и что ему запретят носить рясу и капюшон, если он не будет лучше вести себя.

Между тем как они говорили, громкий и частый стук Локслея обратил на себя внимание анахорета и его гостя.

-- Клянусь моими четками, воскликнул пустынник, остановись посреди песни, - сюда идут еще ночные посетители. Я бы не желал, ради моего капюшона, чтоб они застали нас в этом прекрасном занятии. У всякого есть враги, любезный сер Лентяй, и есть такие злые люди, которые гостеприимный ужин, предложенный мною вам, усталому страннику, в продолжение каких нибудь трех часов, назовут пьянством и развратом - пороками, совершенно чуждыми и званию моему и характеру.

-- Низкие клеветники! возразил рыцарь, - я славно проучил бы их. Не смотря на то, святой клерк, ты прав, что у каждого есть свои враги: у меня в этой стороне есть такие, с которыми я охотнее стану говорить сквозь отверстия моего шлема, чем с открытым лицом.

-- Ну, так надевай, друг Лентяи, железный горшок свой на голову как можно живее, сказал пустынник, - а я покуда уберу эти бутылки; последния капли их сильно шумят у меня в голове, а чтоб не слыхали шума от бутылок, так как я действительно чувствую себя не совсем твердым на ногах, подпевай мне в том что я запою; до слов дела нет: я и сам их почти не знаю!

И сказав это монах затянул громовое: "De profundis clamavi", вод звуки которого убирал все принадлежности ужина; рыцарь, смеясь от души, надевал вооружение и подпевал ему сколько позволял смех.

-- Что за чертовскую заутреню справляете вы в эту пору? раздался голос извне.

-- Прости вас Господи, сер путешественник! отозвался пустынник, которому собственный шум и может быть ночные возлияния помешали узнать голос очень знакомый, - или своим путем во имя Бога и Св. Дунстана, и не мешай молитвам моим и моего святого брата.

-- Безумный монах! снова раздался голос извне, - отвори Локслею.

-- Все хорошо, все безопасно, обратился пустынник к своему товарищу.

-- Да кто же это? спросил Черный Рыцарь: - мне нужно знать...

-- Кто? отвечал пустынник, - говорю тебе, что это друг.

-- Какой друг? спросил опять рыцарь, - может быть твой, а не мой!

-- Какой друг? этот вопрос легче сделать, чем отвечать на него. Какой друг?.. Постой, постой, я вспомнил теперь: это тот самый лесничий, о котором я говорил тебе.

-- Не сомневаюсь, что он такой же честный лесничий, как ты благочестивый пустынник, отвечал рыцарь. - Да отпирай же ему дверь, а то он ее выломает.

В это время, собаки, начавшия громко лаять когда раздался стук у дверей, узнали голос пришедшого, и совершенно изменив свой образ действия, стали царапаться в дверь и визжать, как бы прося впустить гостя.

-- Что это значит, пустынник? спросил стрелок при первом взгляде на рыцаря: - откуда ты добыл себе веселого товарища?

-- Это брат мой по ордену, отвечал монах, покачивая головою: - мы провели всю ночь в молитвах.

-- Он, кажется, монах воинствующей церкви, отвечал Локслей: - их так много теперь в окрестностях. Скажу тебе, монах, что ты должен убрать свои четки и взять палицу: нам необходим каждый из нашего общества, духовный и светский. Но, прибавил он отводя его в сторону, - не с ума ли ты сошел? принимаешь рыцаря, которого не знаешь? Разве ты забыл наши постановления?

-- Я его не знаю? смело возразил монах, - я знаю его так же хорошо, как нищий знает свое блюдо.

-- А как его имя? спросил Локслей.

-- Имя его, отвечал пустынник - имя... Антони Скрэбельстон... Как будто я стану пить с человеком, не зная его имени!

-- Ты пил слишком много, монах, сказал стрелок, - и я боюсь, не слишком ли много ты болтал.

-- Любезный стрелок, сказал рыцарь, подходя к ним, - не сердитесь на моего веселого хозяина. Он оказал мне гостеприимство, которое в случае отказа я вынудил бы у него.

-- Вынудил бы! воскликнул монах. - Погоди покуда я переменю свою серую рясу на зеленый кафтан, и если тогда не поверну я двенадцать раз своей палки над твоею головою, то никогда не буду ни настоящим монахом, ни добрым стрелком.

Говоря это он сбросил рясу и остался в черной клеенчатой куртке и в таких же брюках, сверх которых надел зеленые штаны и кафтан того же цвета.

-- Спасибо за вино, отвечал Вамба, - да неужели ты думаешь, что я соглашусь помогать тебе из святого пустынника переодеваться в грешного лесного бродягу?

-- Не бойся ничего, сказал монах: - я отдам на исповеди моему серому монашескому капюшону все грехи моего зеленого кафтана, и дело с концом!

-- Аминь! ответил шут. - Суконный кафтан будет каяться власянице, с тем 4тоб капюшон твой отпустил грехи и моему пестрому камзолу.

И Вамба начал помогать монаху в завязывании бесконечных снурков, которыми прикреплялось тогда к камзолу нижнее платье.

Пока они занимались этим, Локслей отвел рыцаря на некоторое разстояние и сказал ему: - Не скрывайтесь, сер рыцарь: вы решили победу англичан против чужеземцев во второй день турнира в Ашби?

-- Если бы и так, то что ж из этого следует, мой любезный? спросил в свою очередь рыцарь.

-- То, отвечал стрелок, - что я считаю вас защитником слабых.

-- Это обязанность каждого рыцаря, отвечал черный витязь, - и мне было бы очень неприятно, еслиб кто нибудь иначе обо мне думал.

-- Но для меня, сказал Локслей, - теперь необходимо чтоб ты был такой же хороший англичанин, как и хороший рыцарь, потому что дело, которое я хочу сообщить тебе, хотя и относится к каждому честному человеку, по касается преимущественно настоящого уроженца Англии.

-- И ты верно не найдешь никого, отвечал рыцарь, - кому бы Англия и жизнь каждого англичанина были так дороги как мне.

-- Охотно верю этому, продолжал стрелок, - потому что никогда еще отечество наше не нуждалось столько в тех, кто его любит. Послушай, я разскажу тебе о предприятии, в котором, если только ты действительно таков, каким мне кажешься, ты можешь занять в этом деле почетное место. Толпа негодяев, одетая в платье людей, которые гораздо лучше их, захватила в плен благородного англичанина, по имени Седрика Саксонца, его воспитанницу и друга его, Ательстана из Копингсбурга, и отвезла их в замок, находящийся в этом лесу и называемый Торквильстоном. Спрашиваю тебя, как доброго рыцаря и доброго англичанина, хочешь ли содействовать их избавлению?

-- Считаю своею обязанностью принять твое предложение, возразил рыцарь; - по я желал бы знать кто ты, зовущий меня к ним на помощь?

-- Я, отвечал житель лесов, - человек, не имеющий имени, но я друг моей родины и всех кто любит ее. Этим вы и должны пока удовольствоваться, особенно если сами хотите остаться неизвестным. Поверьте мне, когда я даю слово, то оно столько же свято, как еслиб я носил золотые шпоры.

-- Охотно верю, отвечал рыцарь. - Я привык изучать людей по их лицам, а на твоем читаю твердость и честность. Итак не буду делать тебе пустых вопросов, а помогу в освобождении пленников; после этого, надеюсь, мы познакомимся короче и будем довольны друг другом.

-- Вот что, сказал Гурту Вамба, который, совсем одев монаха, подошел к другому концу хижины и слышал окончание разговора: - мы приобрели нового союзника! Я полагаю, что храбрость рыцаря выкована из лучшого металла, чем религия пустынника и честность стрелка; по глазам же Локслея видно что он браконьер, а монах похож на разгульного лицемера.

-- Помолчи пожалуйста, Вамба, возразил Гурт. - Все это может быть правда; но еслиб сам дьявол с своими рогами явился и предложил мне свою помощь для освобождения Седрика и лэди Роэны, едва ли бы достало у меня веры отказаться от предложения врага и не соединиться с ним.

Монах одет был совершенно как стрелок, с мечом и щитом, луком и колчаном, и с огромным бердышем за плечами. Он прежде всех вышел из кельи, потом тщательно запер дверь и ключ положил под порог.

-- В состоянии ли ты помогать нам, монах? спросил Локслей, - или темная чара все еще бродит у тебя в голове?

-- Капля из источника Св. Дунстана все поправит, отвечал отшельник. - Я чувствую, что в голове у меня что-то кружится, и ноги мои как-то нетверды; но вы увидите, что все это пройдете. Произнеся эти слова, он подошел к каменному басейну, где стекавшая вода образовывала пузыри, которые при бледном свете месяца казались прыгающими, и так сильно начал тянуть в себя воду, как будто хотел выпить весь источник.

-- Давно ли ты пил столько воды, святой клерк Копменгурста? спросил Черный Рыцарь.

-- Не пил с тех пор, как высохла моя бутылка, отвечал монах: - напиток вылетел на ветер, и мне осталось только пользоваться благодеяниями моего патрона.

Затем погрузив руки и голову в источник, монах смыл все признаки полуночного пиршества.

"Где эти негодные похитители, которые против воли увозят девушек? Пусть чорт меня возьмет, если я не уберу их до дюжины!"

-- Ты клянешься, святой клерк? спросил Черный Рыцарь.

-- Не называй меня клерком, возразил переодетый отшельник. - Клянусь Св. Георгием и драконом, я пустынник только покуда на мне ряса. Когда же надеваю зеленый кафтан, то хочу пить и клясться, как и всякий веселый стрелок Вест-Райдинга.

разговорах; необходимо собрать все наши силы, если придется осаждать замок Реджинальда Фрон де Бефа.

-- Как! воскликнул Черный Рыцарь. - Фрон де Беф останавливает на большой дороге королевских васаллов? Давно ли же он сделался разбойником и притеснителем?

-- Что касается до того, разбойник ли он, прибавил пустынник, - то он и в половину не так честен, как многие из знакомых мне разбойников.

-- Вперед, отшельник, да будь поскромнее, сказал стрелок. - Лучше бы тебе спешить на место собрания, чем болтать то, о чем бы можно и помолчать из приличия и благоразумия.