Антикварий.
Глава VIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава VIII (старая орфография)

ГЛАВА VIII.

Голоса людей, шедших наверху, стали слышнее, и свет факелов смешивался с лучами ночных светил, кое-где проглядывавших, не смотря на темноту и бурю. Сделано было несколько попыток, чтоб установить сношения между стоявшими наверху и страдальцами внизу; но шум бури заглушал слова, и крики были так же непонятны, как карканье пернатых обитателей этой скалы, которые кричали целым хором, испугавшись звуков человеческого голоса в таком месте, где его редко можно было слышать.

На краю крутой скалы собралась целая группа встревоженных людей. Впереди их находился Ольдбук, который был усерднее всех; он с необычайною решимостью подошел к самому краю скалы, и вытянув голову (шляпа и парик его были прикреплены носовым платком, завязанным под бородою) так смело смотрела, вниз с ужасной высоты, что приводил в трепет своих боязливых товарищей.

-- Берегитесь, берегитесь, Монкбарнс! кричал Каксон, уцепясь за полы своего господина, и из всей силы удерживая его от опасности. - Бога ради, берегитесь! - Сер Артур уже утонул, и если еще вы упадете со скалы, то в нашем приходе останется только один парик - пасторский.

-- Идите сюда на вершину, закричал Мукльбакит, старый рыбак и контрабандист; - идите сюда... Стини, Стини Вилькс, неси подъемные канаты... Я даю вам слово, Монкбарнс, что мы очень скоро вытащим их на берег, если только вы посторонитесь с дороги.

-- Я вижу их, сказал Ольдбук. - Я вижу их внизу на этом плоском камне... Гей, гей!

-- Я сам их очень хорошо вижу, возразил Мукльбакит: - они сидят там, как мокрые куры в тумане; по неужели вы думаете помочь им тем, что будете каркать как старый ворон перед грозою?... Стини, принеси мачту... Клянусь, я вытащу их так, как мы вытаскивали встарину боченки с джином и водкою. Возьмите топор и делайте зарубку, в которую можно было бы поставить мачту... Привяжите покрепче кресло... Теперь тяните сильнее и швартуйте!

Рыбаки принесли с собою мачту с одной барки, итак как половина жителей околотка сбежались на скалу, одни из усердия, другие из любопытства, то мачту скоро всадили в землю и достаточно укрепили. Потом, привязав к ней накрест шест, повесили на него веревку и намотали оба конца её на блоки, так что образовался подъем; к нему можно было привязать кресло и спустить на плоский камень, где находились несчастные страдальцы. Радость, которую они чувствовали, слыша как делали приготовления к их избавлению, очень уменьшилась когда увидали ненадежное средство, употребляемое для поднятия их наверх. Кресло, не достигнув фута на три плоского камня, качалось взад и вперед, поддаваясь всякому порыву бури, и его надежность обусловливались единственно крепостью веревки, которая при усиливавшейся темноте казалась едва заметною ниткою. Кроме опасности поднять человека на воздух в таком ненадежном помещении, была еще другая более страшная: кресло могло от порыва ветра или от потрясения веревки удариться об угловатые скалы. Но чтоб сколько возможно предотвратить это обстоятельство, опытный моряк спустил вместе с креслом другую веревку, привязанную также к креслу, посредством которой стоявшие внизу, держа ее в руках и управляя ею, могли делать поднятие кресла ровнее и безопаснее. Однако, чтоб подняться таким образом во время грозы, дождя и ветра, когда вверху находилась неприступная скала, а внизу кипящая пучина, надо обладать такою смелостью, которую может придать только отчаяние. Не смотря на опасности, грозившия сверху, и снизу, и на ненадежный способ к спасению, Ловель и нищий, после минутного совещания и после того, что первый, рискуя своею жизнью, повис на веревке и дернул ее из всей силы, чтоб увериться крепка ли она, согласились привязать мис Вардор как можно крепче к креслу и поручить заботливости и старанию людей, находившихся вверху, бережно поднять ее на вершину скалы.

-- Поднимите прежде отца! воскликнула Изабелла, - ради Бога, спасите его прежде!

-- Это невозможно, мис Вардор, сказал Ловель: - прежде всего надобно спасти вас... веревка, которая на столько крепка, что может сдержать вас, не в силах, может быть...

-- Я не хочу слышать такого эгоистического разсуждения!

-- Но вы должны его выслушать, моя добрая барышня, возразил Охильтри, - потому что от этого зависит наше общее спасение. Когда вы подниметесь на вершину скалы, то можете рассказать в каком положении мы находимся на этом плоском камне, а сер Артур, как мне кажется, не в состоянии будет этого сделать.

-- Правда, правда! воскликнула Изабелла, пораженная справедливостию этого замечания. - Я готова, я рада предпринять прежде всех это опасное путешествие. Что сказать мне друзьям нашим, когда я буду наверху?

-- Прикажите им наблюдать за тем, чтобы веревка не задевала за скалы, и спускать и подымать кресло тихо и ровно. - Мы закричим когда будем готовы.

В то время как Ловель, с заботливостью отца, привязывал мис Вардор к спинке, и ручкам кресел своим платком, галстухом и кожаным поясом нищого, осматривая чтоб каждый узел был крепко затянут, Охильтри успокоивал сера Артура.

-- Что хотите вы делать с моею дочерью? спросил баронет. - Скажите, что хотите вы делать с нею? Она не должна оставлять меня... Изабелла, останься со мною, я тебе приказываю.

-- Бога ради, замолчите, сер Артур, и благодарите Бога, что есть люди разсудительнее вас, которые знают как должно поступать в подобном случае, говорил нищий, раздосадованный безразсудными восклицаниями бедного баронета.

", а он подал сигнал стоявшим наверху. Когда она поднималась, Ловель крепко держал веревку привязанную к креслу, и управлял ею. С бьющимся сердцем следил он за её развевавшимея белым платьем до тех пор, пока она не поравнялась наконец с самым краем скалы.

-- Теперь осторожнее, ребята, осторожнее! кричал Мукльбакит, исправлявший должность командира; - отстраните немножко веревку... Ну, вот теперь она невредимо сидит на твердой земле.

Громкий крик возвестил товарищам её несчастий о благополучном окончании путешествия, и они отвечали радостным восклицанием. Восхищенный Монкбарнс снял с себя свой широкий плащ, окутал им молодую девушку и хотел было снять сюртук и жилет для того же употребления, но был удержан благоразумным Никсоном. - Поберегите себя: вы можете умереть от кашля; вы недели две проходите в халате и в колпаке, а это будет очень неприятно для нас обоих.

-- Ты говоришь правду, сказал антикварий, оправляя рукава и воротник своего платья; - ты говоришь правду, Каксон; ночь очень неприятна и сыра. Мис Вардор, позвольте мне проводить вас до кареты.

-- Ни за что в свете, до тех пор пока я не увижу отца в безопасности.

-- Вы правы, совершенно правы, сказал Ольдбук: - я также бы желал видеть сына сера Гамелина Гуардовора на твердой земле. Я думаю, что теперь он подписала, бы клятвенное отрицание от претендента и трактата Ратмана, и сознался бы даже, что королева Мария совсем не лучше того, как ей следовало быть, за то чтоб достать бутылку моего старого портвейна, от которой он убежал, оставя ее едва тронутою. Но вот он уже спасен и сейчас будет здесь (кресло было опять спущено, и привязанный к нему сер Артур почти не сознавал что с ним делалось); вот он уже близко; тяните канат, ребята! осторожнее! генеалогия ста поколений висит на веревке, стоющей десять пенсов... все ноквинокское баронство зависит от ссученной втрое пеньки... respice finem, respice funeni, т. e. смотрите co вниманием на конец ваш, - на конец веревки... Милости просим, мой добрый, старинный друг, милости просим на твердую землю, хотя нельзя назвать ее теплою и сухою... веревка одержала победу над пятьюдесятью сажепями воды. - По старой пословице: лучше висеть на веревке туловищем, чем шеею.

В то время как антикварий продолжал говорить таким образом, сер Артур был уже в объятиях своей дочери; затем, приняв повелительный топ, требуемый настоящими обстоятельствами, Изабелла приказала некоторым из присутствовавших отнести отца её в карету, обещая через несколько минут последовать за ним. Потом опираясь на руку одного старого крестьянина, она осталась на скале вероятно за тем, чтоб удостовериться в спасении тех, которые разделяли её несчастие.

-- Кого-то притащили нам теперь? спросил Ольдбук, ковда еще раз подняли кресло; - что это за существо, покрытое измокшими лохмотьями? - И потом, когда факелы осветили суровое лице и седые волосы Охильтри, он прибавил: - Как, это ты? Ну, старый плут, теперь я полеводе должен с тобою подружиться... Но кто же там остался еще?

-- Человек, стоющий нас обоих, Монкбарнс! Там остался молодой иностранец, по имени Ловель. Он поступал нынешнею ночью как будто имел три жизни, и хотел отдать их все за спасение других людей. Слушайте со вниманием, господа, если хотите заслужить благословение старика! Помните, что внизу не осталось никого, кто бы мог управлять креслом. Обратите внимание на остроконечное Кошачье ухо и не забудьте о Кривом роге!

-- Я буду беречь его как боченок старой водки, - больше я не мог бы для него сделать, еслиб даже у него были волосы, как у Джона Гарло. Ну, ребятушки, тащите его!

В самом деле, Ловель подвергался гораздо большей опасности, нежели его предшественники. Он был не так тяжел, чтоб подняться ровно при таком сильном ветре, и потому качался как маятник в страшной опасности удариться о скалу. Но он был молод, мужествен, деятелен, и при помощи крепкой кованной палки нищого, которую он оставил при себе, по совету её хозяина, ему удалось оградить себя от ударов о скалу, или о еще более опасные остроконечные камни, которыми она была покрыта. Вертясь в воздухе как перо и чувствуя головокружение, он все-таки сохранил свою ловкость и присутствие духа, и лишился на несколько мгновений чувств только тогда, когда без вреда достиг самой вершины скалы. Опомнившись от этого полуобморока, он с живостью осмотрелся. Но предмет, которого он искал, в это время уже удалялся. Он мог только видеть белое платье Изабеллы, шедшей по дороге, куда отправился отец её. Она только дождалась пока последний из её товарищей был избавлена, от опасности, и пока грубый голос Мукльбакита удостоверил ее, что "молодца вытащили не переломав ему костей, и что его только немного одурманило". Но Ловель не заметил даже и этого участия к его судьбе, и хотя оно было не что иное, как должная дань человеку, подавшему ой помощь в такую ужасную минуту, он все-таки за такое внимание с радостью подвергся бы еще большим опасностям чем те, которые испытал в этот вечер. Изабелла приказала нищему придти в эту же ночь в Ноквинок; но он отвечал, что не может исполнить этого приказания. "Ну, так приди ко мне завтра" продолжала она. И старик обещал ей. Ольдбук сунул ему что-то в руку. Охильтри разглядел это при свете факелов и отдал ему обратно. - Нет, нет! Я никогда не беру золота, сказал он, - и притом, Монкбарнс, вы может быть завтра в этом раскаетесь. Потом, обернувшись к рыбакам и крестьянам, он продолжал: - Ну, господа, кто из вас даст мне сегодня поужинать и одолжит охапку свежей соломы?

-- Я! И я! И я! отвечало несколько голосов вдруг.

-- Спасибо вам за доброе расположение; но не могу спать во всех овинах разом; я пойду к Саундерсу Мукльбакиту: у него всегда есть хорошая похлебка, и притом, дети-мои, я может быть еще долго буду жить и иметь случай напомнить вам, что вы обещали мне ночлег и милостыню. Сказав это, Эди Охильтри пошел с гостеприимным рыбаком.

как сер Вильям Валлас. Пойдемте, добрый друг мой; дайте мне руку. Я конечно не совсем хорошая опора при таком ветре, но Каксон нам поможет. Поди сюда, старый дуралей, или возле меня с другой стороны, - Скажите, каким образом сошли вы на этот дьявольский Фартук-Веси, как они его называют?.. Веси? Верно проклятая распустила этот подлый бабий флаг или знамя за тем, чтоб приманив к себе обожателей поломать им шею, как делают это все прочия её пола.

-- Я очень привык лазить по скалам, и часто наблюдал за охотниками, когда они сходили с этой крутизны.

-- Но каким чудом узнали вы об опасности упрямого баронета и его милой дочери?

-- Я увидел их с вершины скалы.

-- С вершины скалы! Уф, каким бесом были вы одержимы, dumosa pendere procul de rupe {Висеть на скате, обросшем кустарником.}? Однако dumosa не настоящее название. Какой дьявол соблазнил вас взобраться на вершину скалы?

вас оставить.

-- Ни на шаг, ни на дюйм, ни на shathmout, могу я сказать. Смысл этого слова приводил в затруднение многих людей, воображавших себя антиквариями. Я убежден, что нам следовало бы читать salmon-length {Salmon, семга; length, длина.} вместо shatlimont's length. Вы знаете, для того чтоб семга могла проплывать между плотиною и мельничными затворами, положено по закону оставлять такое пространство, в котором может свободно повернуться большая свинья, и потому я намерен доказать, что если прибегли к земной твари для обозначения меры под водою, то можно предположить, что употребляли также рыб для обозначения меры на земле. - Shathmout... salmon... вы слышите созвучие этих слов; выкинуть два и и одно t, и прибавить одно l, вот и вся разница. Я бы очень желал, чтоб производство других древних слов не требовало более важных соображений.

-- Но, почтеннейший сер, мне непременно надобно отправиться домой. Я весь измок.

-- Я дам нам свой халат и туфли, и вы заразитесь горячкою антиквариев, как другие заражаются чумою, надевая платья зачумленных. Впрочем, я знаю что вас удерживает: вы боитесь ввести в издержки старого холостяка? Но разве у нас не осталось знаменитого пирога с цыплятами? Он meo arbitrio {По моему мнению.} вкуснее холодный, нежели горячий; есть также бутылка самого старого портвейна, которого этот взбалмошный баронет (не могу его простить, потому что он не сломал себе шеи) выпил только одну рюмку, когда его глупая голова начала бредить о Гамелине Гуардовере.

Разговаривая таким образом, он тащил за собою Ловеля до тех пор, пока они прошли через Пилигримския ворота в Монкбарнс. Никогда может быть ворота эти не отворялись для путников, так много нуждавшихся в успокоении, потому что Монкбарнс вовсе не привык к усталости, а товарищ его, хотя и был моложе и сильнее, по испытал в этот вечер такое душевное волнение, которое утомило его более, нежели необыкновенное напряжение телесных сил.