Антикварий.
Глава XIX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава XIX (старая орфография)

ГЛАВА XIX.

Внимательные слушатели, следуя правилам учтивости, поблагодарили прекрасную сочинительницу легенды. Только Ольдбук потер себе нос и заметил, что мис Вардор обладает таким же искуством как алхимики, так как она съумела извлечь благоразумное и полезное нравоучение из лживой и смешной легенды.

-- Теперь, как я мог заметить, сказал он, - большая мода восхищаться странными вымыслами; но что касается до меня, то...

*) В груди моей бьется английское сердце, непривыкшее пугаться un привидений, ни стука костей.

-- С позволения вашего, мой добрый мистер Ольденбук, сказал немец, - мис Вардор переделала эту историю так же прекрасно, как прекрасно все что она ни делает; - по весь рассказ о гарцском демоне, как он прогуливается по пустынным горам, держит в руках большую сосну вместо трости, и носит на голове и на поясе перевязь из зеленых листьев, - все это так же справедливо, как то, что я честный человек.

-- После такого ручательства нельзя больше спорить о действительности этого события, отвечал антикварий сухо.

В эту минуту разговор был прерван прибытием посторонняго человека.

Это был красивый молодой человек, лет двадцати пяти, в военном мундире; наружность и манеры его имели в себе много военного, даже несколько более, чем было прилично хорошо воспитанному человеку, на привычки которого звание не должно иметь слишком большого влияния.

Его приветствовали почти все присутствовавшие. "Мой милый Гектор!" воскликнула мис Мак-Интайр, встав с места и взяв его за руку.

-- Гектор, сын Приама, откуда явился ты? спросил в свою очередь антикварий.

-- Из Файфа, дядюшка, отвечал молодой человек, и потом, учтиво раскланявшись всему обществу, особенно же серу Артуру и его дочери, продолжал: - По дороге к Монкбарнсу, куда я ехал, чтоб засвидетельствовать вам мое почтение, я узнал от одного из слуг, что могу застать всех вас здесь, и потому охотно воспользовался случаем выразить мое почтение ^всем старым друзьям моим вместе.

-- И одному новому, мой храбрый троянец, сказал антикварий. Мистер Ловель, это племянник мой, капитан Мак-Интайр. Гектор, прошу познакомиться с мистером Ловелсм.

Молодой человек пристально посмотрел на Ловеля, и приветствовал его более осторожно, чем искренно; а наш герой, заметя его холодность, походившую на презрение, отвечал ему сухо и гордо; таким образом, с первой минуты знакомства, в них зародилось друг против друга какое-то предубеждение.

Наблюдения Ловеля в остальное время прогулки не могли примирить его с новым товарищем, присоединившимся к их обществу. Капитан Мак-Интайр с волокитством, свойственным его летам и званию, начал услуживать мис Вардор, и при всяком удобном случае оказывал ей такие знаки внимания, за которые Ловель отдал бы все на свете, во он удержался от них только потому, что боялся навлечь на себя её неудовольствие. То с унынием, то с раздраженным самолюбием видел он, как молодой, прекрасный капитан присвоивал себе все права услужливого кавалера. Мак-Интайр подавал мис Вардор перчатки, помогал ей надевать шаль, был безотлучно подле нея во время прогулки, отстранял все препятствия, встречавшияся на пути, вел ее под руку везде, где дорога была неровна или неудобна; разговор его относился большею частию к ней, и при всяком удобном случае он говорил исключительно с нею. Ловель очень хорошо знал, что все это могло быть только нечто в роде эгоистического волокитства, заставляющого нынешних молодых людей овладевать вниманием прекраснейшей женщины общества, как будто все прочие не заслуживали быть ею замечены. Но ему казалось, что в поступках капитала Мак-Интайра было что-то особенно нежное что могло встревожить ревность поклонника. Мис Вардор принимала его услуги, и хотя искренность заставляла Ловеля сознаться, что такого рода внимание нельзя было отвергнуть без неуместного жеманства, но сердце его все-таки страдало, видя что она принимает их.

При дурном расположении духа, которое произвели в нем эти наблюдения, очень неуместны были сухия разсуждения антиквария, продолжавшого требовать его особенного внимания и безпрестанно преследовавшого его своими замечаниями; с нетерпением, доходившим до отвращения, он выслушал целый курс лекций о монастырской архитектуре по всех родах её, начиная от масивного саксонского до цветущого готического, а от готического до смешанного и сложного рода архитектуры времен Иакова И-го, когда, по мнению Ольдбука, все роды её были перемешаны и разнообразные колонны воздвигались одна подле другой или ставились одна на другую, как будто симметрия была совсем забыта и все основные правила искуства превратились в первобытный хаос.

-- Что может быть больнее сердцу, чем видеть зло и не иметь власти помочь ему? воскликнул Ольдбук с возрастающим энтузиазмом.

Ловель отвечал на это невольным вздохом.

-- Вижу, молодой друг мой, что душа ваша мне родная, и что эти уродливости огорчают вас так же как и меня. Случалось ли вам когда нибудь подходить к ним или встречая их желать истребить то что так позорно?

-- Позорно для искуства, хочу я сказать.

-- Где? Что?

-- Например, над портиком оксфордских школ, где при больших издержках варварский, фантастический невежда-архитектор вздумал изобразить все пять родов архитектуры на фасаде одного здания.

Такими-то нападениями Ольдбук, не подозревая производимого им мучения, принуждал Ловеля уделять ему хоть несколько внимания; он поступал как искусный рыболов, управляющий посредством уды самыми отчаянными движениями своей умирающей жертвы.

Наконец общество возвращалось к месту, где оставило свои экипажи. Нельзя себе представить, как часто, впродолжении этой маленькой прогулки, Ловель, измученный безпрестанным болтаньем своего почтенного товарища, мысленно уступал чорту или кому нибудь другому, кто бы только избавил его от этих рассказов, все роды и уродства архитектуры, выдуманные от построения Соломонова храма до наших времен, - однакож маленькое приключение несколько успокоило горячность его нетерпения.

Мис Вардор и молодой человек, сам избравший себя её рыцарем-спутником, шли до узкой тропинке немного впереди, как вдруг молодая девушка, вероятно желая присоединиться к обществу и не оставаться более глаз на глаз с юным офицером, остановилась, и дождавшись пока Ольдбук поравнялся с нею, сказала ему: - мне бы хотелось знать, мистер Ольдбук, к какому времени принадлежат эти развалины?

Мы оскорбили бы догадливость мис Вардор, предположив, будто она не знала, что подобный вопрос вел за собою бесконечно длинный ответ. Антикварий вздрогнул, как кавалерийская лошадь при барабанном бое, и пустился в разные аргументы за и против 1273 года, в котором было, как значится в последнем издании древностей шотландской архитектуры, был построен монастырь Св. Руфи. Он перечел имена всех настоятелей, попеременно управлявших этим приорством, всех знатных людей, пожертвовавших ему земли, и монархов, почивших вечным сном в разрушенных стенах его. Как одна серная спичка зажигает другую, находящуюся с нею в соприкосновении, так и баронет, поймав имя одного из своих предков, упомянутое Ольдбуком в своем рассказе, начал исчислять сражения, победы и трофеи его; а достопочтенный доктор Блатерголь, по поводу уступки земель, cum decimis inclusis tam vicariis quam garbalibus, et nunquam antea separatis, вовлекся в длинное объяснение того, какое значение придали этому постановлению сборщики десятины, как это случилось с ним недавно во время процеса, который он имел за умножение своих доходов. Эти три оратора, подобно беговым лошадям, старались достичь своей цели, не думая о том как они мешали и досаждали друг другу. Мистер Ольдбук ораторствовал, баронет декламировал, мистер Блатерголь говорил прозаически и подводил законы; и во время всего этого разговора латынь феодального вельможи смешивалась с дурным геральдическим наречием и варварскою фразеологиею сборщиков десятины в Шотландии.

-- Он был действительно примерный прелат! воскликнул Ольдбук, говоря о приоре Лдгемаре, - и судя по строгой его нравственности, по суровому покаянию, соединенному с милосердием и болезнями, происходившими от глубокой старости и отшельнической жизни...

Тут он закашлялся, а сер Артур заговорил, или лучше сказать продолжал речь свою --...он был назван народом Адом в броне; он носил щит, перевязанный черною лентою, что в наше время вышло из употребления, и погиб в вернёльском сражении во Франции, убив сперва шестерых англичан своим собственным...

-- Когда удостоверительный указ (продолжал пастор медленным, твердым, прозаическим тоном, который, хотя и был сначала пересилен горячим спором обоих противников, по обещал впоследствии взять над ними верх), - когда удостоверительный указ был выдан, и обе стороны согласились, то дело казалось оконченным; но вдруг адвокат противной стороны объявил, что он открыл и может представить свидетелей, что они пасли стада свои на земле свободной от десятинной подати. Это была только увертка, потому что...

Но тут баронет и мистер Ольдбук, собравшись с духом, начали опять каждый свой рассказ, и три нити разговора, выражаясь наречием ткача, опять ссучились в один шнурок, так что разобрать их не было возможности.

Однако, не смотря на незанимательность этой болтовни, легко было заметить, что мис Вардор лучше хотела слушать ее, нежели доставить случай капитану Мак-Интайру возобновить с нею отдельный разговор, так что молодой офицер, подождав несколько времени с едва скрываемою досадою, оставил мис Вардор наслаждаться сделанным ею выбором, и взяв за руку сестру, удержал ее несколько позади всего общества.

-- Я нахожу, Мэри, что в вашем соседстве не прибавилось жизни и не убавилось учености во время моего отсутствия.

-- Не доставало твоего терпения и благоразумия, чтоб образовать нас, Гектор.

-- Благодарю, милая сестрица. Однако, общество ваше приобрело если не столь живого, то по крайней мере гораздо благоразумнейшого собеседника, чем недостойный брат твой. - Окажи, пожалуйста, кто этот мистер Ловель, которого вдруг так полюбил наш старый дядюшка? Он обыкновенно не слишком приветлив с иностранцами.

-- Мистер Ловель, братец, очень благовоспитанный молодой человек.

-- То есть это значит, что он кланяется, когда входит в комнату, и носит сюртук с неразодранными локтями.

-- Нет, братец, это значит гораздо более. Манеры и разговоры его показывают образование высшого общества.

-- Но я бы желал узнать о его роде и положении в обществе, и какие права он имеет чтобы быть принятым в кругу, в котором я нашел его?

-- Если ты хочет узнать почему он бывает в Монкбарнсе, то спроси дядюшку, который верно ответит тебе, что он приглашает к себе того кого ему хочется; а если вздумаешь спросить об этом сора Артура, то ты должен знать, что мистер Ловель оказал мис Вардор и ему самому очень важную услугу.

-- Как! Стало быть, эта романтическая история верна? И, конечно, храбрый витязь желает, как обыкновенно водится в подобных случаях, получить руку девушки, спасенной им от смерти? Мне кажется, все это делается совершенно так в романах. Я заметил, что она разговаривала со мною необыкновенно сухо, когда мы шли вместе, и от времени до времени посматривала на своего избавителя, как будто боялась оскорбить его.

-- Милый Гектор, сказала мис Мак-Интайр, - если ты до сих пор продолжаешь питать привязанность к мис Вардор...

-- Признаюсь, я считаю упорство твое совершенно безнадежным.

-- А почему же безнадежным, премудрая сестрица? спросил капитан. - При настоящем положении дел сера Артура, мис Вардор не может иметь притязания на большое богатство; а что касается до происхождения, то надеюсь, что фамилия Мак-Интайр не ниже её собственной.

-- Но, Гектор, продолжала сестра его, - сор Артур смотрит на лас как на членов семейства Монкбарнса.

-- Сер Артур может смотреть на нас как ему угодно, отвечал разсерженный горец; - но всякий человек, имеющий здравый смысл, сообразит, что жена принимает звание мужа, и что родословная моего отца, в которой считается пятнадцать колен самого чистого происхождения, должна была облагородить мать мою, не смотря на то что в жилах её текли чернила типографщика.

-- Ради Бога, Гектор, будь осторожен! возразила встревоженная сестра его. - Одно подобное выражение, пересказанное дяде каким-нибудь нескромным или корыстным слушателем, может лишить тебя навсегда его доброго расположения и совершенно разрушить твою надежду получить в наследство его поместье.

-- Пусть будет так, отвечал ветреный молодой человек. - Я принадлежу к такому званию, без которого свет никогда не мог обходиться, и еще менее будет в состоянии обойдтись в следующее полустолетие; и мой добрый дядюшка может привязать к шнуркам твоего передника свое прекрасное поместье и плебейское имя, если ему это угодно, Мэри; а ты можешь выйдти замуж за его нового любимца, если это тебе угодно, и вы оба можете жить спокойно, мирно, регулярно, если это будет угодно Небу. Я же решился никогда не льстит ни одному человеку из-за того, чтоб получить от него наследство, следующее мне но праву рождения.

Мис Мак-Интайр крепко сжала руку брата и упрашивала его умерить свою пылкость. - Кто более вредит, или ищет вредить тебе, сказала она, - если не твой необузданный характер? Какие неприятности должен ты преодолеть, как по те, которые сам на себя навлекаешь? Дядюшка обходился с нами ласково, как отец; почему же ты думаешь, что в последствии он сделается не тем, чем был для нас с тех пор, как мы остались сиротами на его попечении?

-- Он очень добрый старик, я согласен, возразил Мак-Интайр, - и бешусь на себя, когда мне случится оскорбить его; но вечные его проповеди о предметах, не стоющих высеченной из кремня пскры, его разыскания о разбитых горшках, глиняных формах, котлах негодных к употреблению, - все это выводит меня из терпения. Во мне течет кровь Готспура, Мэри, должно в этом признаться.

-- Много, слишком много, мой милый брат. Скольким опасностям, - и прости, если я скажу, что некоторые из них возникли по поводу не очень благоговидных случаев, - скольким опасностям подвергал тебя этот своевольный и буйный характер! Постарайся, чтобы подобные тучи по затемняли времени, которое ты проведешь с нами, и покажись старому благодетелю нашему таким, каков ты на самом деле: великодушным, добрым и пылким, но не жестоким, упрямым и своенравным.

-- Хорошо, отвечал капитан Мак-Интайр, - теперь я научен, и приму приветливое обращение. Я начну любезничать с твоим новым приятелем. Мне хочется поговорить с мистером Доведем.

С этою решимостью, в ту минуту искреннею, он приблизился к обществу, шедшему впереди. - В это время, тройственный спор был окончен, и сер Артур говорил о заграничных новостях, о политическом и военном положении своего отечества - предметы, о которых всякий считает себя в праве разсуждать. Когда речь коснулась сражения, происходившого в предыдущем году, Ловель, случайно вмешавшийся в разговор, сообщил несколько подробностей, показавшихся капитану Мак-Интайру не совсем вероятными, и он, хотя очень учтиво, однакож изъявил свое сомнение.

-- В этом случае, ты должен сознаться в своей ошибке, Гектор, сказал его дядя, - хоть я не знаю человека, который отступался бы так неохотно от своих доводов как ты; но ты был в это время в Англии, а мистер Ловель вероятно сам участвовал в деле.

-- Так я говорю с военным человеком? подхватил Мак-Интайр. Позвольте спросить, в каком полку служит мистер Ловель. - Ловель назвал ему свой полк. - Странно, что мы никогда с вами не встречались, мистер Ловель. Я очень хорошо знаю ваш полк, так как мне несколько раз случалось быть с ним вместе в деле.

Ловель покраснел. - Я уже довольно давно не был в полку, возразил он. - В последнюю кампанию я служил в штабе генерала, сера***.

-- В самом деле? Это обстоятельство еще удивительнее прежнего, потому что я хоть и не служил с генералом, серомъ***, по имел случай знать имена всех офицеров его штаба, и никак не могу припомнить фамилии Ловель.

При этом замечании Ловель опять покраснел так сильно, что обратил на себя внимание всего общества, а капитан Мак-Интайр выразил свое торжество презрительною улыбкою.

-- Тут есть что-то странное, пробормотал Ольдбук; - но я не скоро отступлюсь от моего феникса путевых товарищей: его поступки, разговоры, обращение показывают в нем благовоспитанного человека.

В это время Ловель вынул бумажник, и взяв из него письмо, с которого снял конверт, подал его Мак-Интайру.

-- Вам вероятно знакома рука генерала; я знаю, что мне не следовало бы показывать вам этих преувеличенных выражений его внимания и уважения ко мне.

Письмо это было наполнено похвалами за недавно оказанную военную услугу. Капитан Мак-Интайр, взглянув на него, не мог не сознаться что оно было писано рукою генерала; во, отдавая письмо Ловелю, он сухо заметил, что на нем не было адреса.

-- Адрес, капитан Мак-Интайр, отвечал Ловель таким же тоном, - будет готова, к вашим услугам когда нам будет угодно придти за ним ко мне.

-- Я конечно не премину этого сделать, отвечал капитан.

стране? Что же вы в самом деле, молоденькие бульдоги что ли, которые когда у них отнимают бедного быка начинают грызться между собою и хвататься за икры честных людей на травле?

Сер Артур с. своей стороны выразил надежду, что молодые люди не забудутся до такой степени, чтоб поссориться из-за какого нибудь конверта.

Оба противника отрицали подобное намерение, и с раскрасневшимися щеками и горящими взорами уверяли, что они никогда не были спокойнее. Но какое-то уныние распростерлось над всем обществом; разговор шел так чинно, что не мог сделаться приятным. И Ловель, вообразив себя предметом холодных и подозрительных взглядов всех прочих собеседников, притом чувствуя, что его не совсем прямые ответы дали им право думать о нем очень странно, решился пожертвовать удовольствием провести день в ноквинокском замке.

Он начал жаловаться на головную боль, причиненную солнечным жаром, которому он подвергался в первый раз после своей болезни, и просил у сера Артура позволения удалиться: а баронет, думавший более о недавно возникшем подозрении, чем о благодарности за оказанные услуги, только из вежливости просил его остаться.

Прощаясь с дамами, Ловель заметил, что мис Вардор была очень встревожена. Взгляд, брошенный ею на капитана Мак-Интайра и замеченный одним Ловелем, ясно показывал что было предметом её безпокойства. Она сказала Ловелю гораздо тише обыкновенного, "что верно приглашение не менее приятное лишает их его общества?" Но он уверял ее, что не получал никакого приглашения, и что только возвращение болезни, которою он страдал недавно, заставляет его удалиться.

-- В таком случае, самое лучшее лекарство - осторожность, и я... и все друзья мистера Ловеля надеются, что он употребит ее.

приведением в порядок своего растрепанного парика и очищением платья, на котором остались следы затруднительной прогулки.

-- Что это, молодой друг мой! сказал Ольдбук. - Неужели вы оставляете нас вследствие нескромного любопытства и запальчивости глупого Гектора? Он ветреный, избалованный мальчишка с тех самых пор как был на руках кормилицы: однажды он бросил мне гремушкой в голову за то что я не хотел дать ему кусочек сахара. Вы так благоразумны, что не должны обращать внимания на такого повесу; aequam servare inentein {Нужно быть равнодушным.} девиз нашего друга Горация. Я хорошенько проучу Гектора и все улажу.

Но так как Ловель продолжал упорствовать в намерении возвратиться в Фэрпорт, то антикварий сказал ему более серьезным тоном: - Берегитесь предаваться настоящему впечатлению, молодой человек. Жизнь дана вам для полезной и похвальной цели, и вы должны беречь ее, чтоб прославить литературу своего отечества, или пожертвовать ею для защиты его и для освобождения невинных. Единоборство, неизвестное древним образованным народам, есть величайшая, безбожнейшая и жесточайшая нелепость, введенная готскими племенами. Забудьте об этой глупой ссоре, а я покажу вам разсуждение о дуэлях, которое я написал когда городской секретарь и мэр Мукльгэм, желая придавать себе вид джентльменов, вызвали друг друга на дуэль. Я хотел было напечатать это разсуждение, названное мною Pacificator {Примиритель.}, но это оказалось ненужным, потому что городской совет взялся устроить дело.

-- Уверяю нас, любезнейший мистер Ольдбук, что между мною и капитаном Мак-Интайром не произошло ничего такого что могло бы сделать нужным подобное посредничество.

-- Очень рад, если это так; иначе я был бы секундантом у вас обоих.

проехав несколько времени позади экипажей, до тех пор пока они свернули на дорогу, которая вела к Ноквиноку, он поворотил коня своего и отправился в другую сторону.

Через несколько минут он догнал Ловеля, ехавшого очень тихо, может быть оттого что предугадывал намерение капитана; действительно, раздавшийся позади Ловеля лошадиный топот возвестил ему о приближении Мак-Интайра. Молодой офицер, еще более разгоряченный скорою ездою, подскакав к своему противнику, быстро остановил свою лошадь, и слегка поклонившись спросил его с гордостью: - Как должен я понимать слова, что ваш адрес готов к моим услугам?

-- Просто, сер, отвечал Ловель: - что меня зовут Ловелем, и что теперь я живу в Фэрпорте, как все это увидите на этой визитной карточке.

-- И в этом заключаются все сведения, которые вы намерены дать мне о себе?

-- Я не вижу, на каком основании вы можете требовать от меня больше.

-- Я осмелюсь оспаривать это право, возразил Ловель так же гордо, как и молодой офицер. - Вы нашли меня в обществе, довольном теми сведениями, которые я счел за нужное сообщить о себе, и вы, совершенно посторонний мне человек, не имеете никакого права входить в дальнейшие разспросы.

-- Мистер Ловель, если вы служили, как вы это рассказываете...

-- Если! прервал Ловель. - Если я служил, как я это рассказываю?

-- Да, сер, я так выразился; если вы служили, то должны знать, что вы обязаны удовлетворить меня.

-- Очень хорошо, сер, сказал Гектор, и поворотив лошадь поскакал догонять свое общество.

-- Что с тобою сделалось? спросил его антикварий: - ты скачешь, как будто голова твоя оценена? - Отчего ты не едешь рядом с экипажем?

-- Я забыл перчатку, дядюшка, отвечал Гектор.

Сказав это, антикварий приказал кучеру ехать дальше.