Антикварий.
Глава XXXVII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава XXXVII (старая орфография)

ГЛАВА XXXVII.

Благодаря щедрости городских жителей и полученным от них съестным припасам, Эди Охильтри провел дня два в тюрьме, не выказывая большого нетерпения и не много сожалея о свободе, так как в это время погода была почти постоянно дождливая и ветряная.

-- Тюрьма, разсуждал Эди сам с собою, - вовсе не такое дурное жилище, как об ней говорят. Над головою у вас хорошая кровля, предохраняющая от дождя; и если нет стекол в окнах, то в летнее время от этого воздух лучше. Поболтать есть с кем, и если хлеба вдоволь, так чего же хотеть больше?

Однако мужество нашего нищого-философа начало колебаться, когда лучи восходящого солнца проникли сквозь ржавые решетки его жилища, и дрянная коноплянка, клетку которой какой-то несостоятельный должник получил позволение привесить к окну, приветствовала дневное светило своим свистом.

-- Ты веселее меня, сказал Эди, обращаясь к птичке: - я так вот не могу ни петь, ни свистать при мысли о зеленых холмах и лугах, по которым бродил бы в такую погоду. На, тебе хлебных крошек за то, что ты так весела, и ты действительно можешь петь, так как не по своей вине сидишь в клетке, а я обязан собственно себе тем что сижу в таком крепком месте.

Монолог Охильтри был прерван констаблем, позвавшим его к судье. Эди отправился в сопровождении двух жалких существ, которые по наружности были гораздо хуже его, и вместе с тем предстал в храм правосудия. В толпе, собравшейся на дороге, по которой шел заключенный с своими стражами, слышались голоса: "Возможно ли, чтоб такой седой старик, стоя одною ногою в могиле, уличен был в грабеже?" - А дети поздравляли полицейских, предмет их страха и насмешек, Пуджи Оррока и Джока Ормстона, что им попался узник равных с ними лет.

Шествуя таким образом, Эди был представлен (и это уже не в первый раз) достопочтенному судье Литльджону {Little, маленький.}, который, в противоположность своему имени, был высокий, плотный мужчина, для которого не пропали даром официальные обеды. Это был ревностный приверженец закона в то ревностное время, несколько суров, скор в исполнении своих обязанностей и напыщен сознанием своей власти и важности; впрочем, это был честный, благонамеренный и полезный гражданин.

-- Подайте его сюда, подайте его! воскликнул судья. - Действительно, наступили страшные, пеестсственные времена; нищие, состоящие на жалованьи его величества, первые не соблюдают его постановлений. Старик Синий Плащ учинил грабеж! Я думаю, первый кто после него получит от короля одежду, пенсию и позволение нищенствовать, отблагодарить его тем, что будет обвинен в оскорблении величества, или по крайней мере в возмущении. Но подайте его.

Эди вошел и поклонился судье, потом стал, по обыкновению, твердо и прямо, поворотив голову несколько в сторону, чтоб не пропустить ни одного слова судьи. На первые общие вопросы о его имени и прозвании Эди отвечал быстро и отчетливо; но когда судья, приказав секретарю записать его ответы, спросил где нищий провел ночь, в которую случилось несчастие с Дустерсвивелем, Эди отвечал вопросом:

-- Можете ли вы сказать мне, господин судья, какая мне будет польза, если я стану отвечать на ваши вопросы?

-- Польза? Разумеется, мой милый, никакой, кроме того, что если ты невинен, то тебя отпустят.

-- Но мне кажется справедливее будет, если вы, господин судья, или кто другой, имеющий против меня что нибудь, докажете, что я виновен, и потом спросите мое оправдание.

-- Я не за тем присутствую здесь, отвечал судья, - чтоб спорить с тобою о законах. Я спрашиваю тебя, если ты хочешь отвечать на мой вопрос: был ли ты в сказанный мною день у Рингена Айквуда, лесничого?

-- По истине, сер, я не могу вспомнить, отвечал осторожный старик.

-- Не видал ли ты впродолжении той ночи, продолжал судья, - Стефена или Стини Мукльбакита? Ты был знаком с ним?

-- О, разумеется, я знал Стини! бедный, малый! отвечал подсудимый, - по решительно не помню, когда я виделся с ним в последний раз.

-- Был ли ты в развалинах Св. Руфи в продолжении того вечера?

-- Господин судья Литльджон, возразил нищий, - с позволения вашего я сокращу длинную историю и просто скажу вам, что не намерен отвечать на ваши вопросы. Я так много странствовал по свету, что не дам воли своему языку, чтобы не попасть в затруднение.

-- Пишите же, сказал судья, обращаясь к секретарю, что он уклоняется от ответов, боясь чтоб истина не привела его в затруднение.

-- Нет, нет, прервал Охильтри. - Я вовсе не хочу, чтоб это было написано в виде моего ответа. Я разумел только, что согласно с опытом своим, сколько могу запомнить, я никогда не видал пользы в ответах на пустые вопросы.

-- Пишите же, сказалъ~судья, - что будучи давно знаком с судебными допросами, и считая для себя вредным отвечать на них, подсудимый отказывается...

-- Нет, нет, господин судья, прервал его снова Эди. - Вы никогда не заставите меня пройдти в такия двери.

-- Ну, так диктуй сам свой ответ, мой любезный, и секретарь запишет его с твоих слов.

-- Да, да, вот это я называю умным делом; я недолго задержу нас. И так, друг мой, пиши, что Эдл Охильтри, подсудимый, пользуется свободою... Нет! Я не то сказал: я не принадлежу к числу детей свободы; я дрался против них во время возмущения в Дублине, и сверх того долго ел королевский хлеб. Постой, дай мне выговорить... Да, пиши, что Эди Охильтри Синий Плащ пользуется привилегиею (смотри, напиши это слово правильно, потому что оно очень длинно), - привилегиею подданных государства и не хочет отвечать ни одного слова, если не узнает зачем ему делают допрос. Пропиши все это на бумаге, молодой человек.

-- Что делать, сер? Если такова воля Неба и людей, я должен покориться, отвечал нищий. - Не могу ничем порицать тюрьмы, кроме того, что из нея не выпускают; а не согласитесь ли вы, господин судья, взять с меня слово, что я явлюсь пред собранием окружных судей или пред каким вам угодно судом в назначенный вами день?

-- Я думаю, любезный друг, отвечал судья Литльджон, - что слово твое слишком ничтожное обезпечение, когда шея твоя может быть в некоторой опасности. Я в праве думать, что залог пропадет. Еслиб ты представил мне достаточное обезпечение, в таком случае...

В эту минуту антикварий и капитан Мак-Интайр вошли в комнату. - С добрым утром, господа! сказал судья. - Вы находите меня при отправлении моей должности: смотрю за проступками людей, работаю для respublica, мистер Ольдбук, служу королю, нашему государю, капитан Мак-Интайр. Я полагаю, вам известно, что и я ношу теперь меч?

-- Разумеется, меч составляет одну из эмблем правосудия, отвечал антикварий; - но я полагаю, что вам приличнее весы, Литльджон, тем больше, что они у вас в лавке.

-- Правда, Монкбарнс, сущая истина! Но я говорю не о мече судьи, а о мече воина, я должен был сказать мушкет и штык; видите, они стоят подле моего кресла, потому что едва принимаюсь за них, как меня посещает наша старая знакомка, подагра; не смотря на то, я уже держусь на ногах, когда сержант показывает мне экзерциция. Мне бы очень хотелось знать, капитан, правильно ли он учит меня, так как в настоящее время мы еще не очень ловки. - И, хромая, судья отправился к оружию, чтоб разрешить свои сомнения и выказать свое искуство.

-- Мне приятно видеть, что у нас такие ревностные защитники, Литльджон, заметил Ольдбук, - и Гектор с радостью скажет свое мнение о ваших успехах в этом новом для вас занятии. Вы достойный соперник Гекаты древних: купец на бирже, судья в городском суде и воин на параде, quid non pro patria {Чего не сделаешь для отечества?}? Но дело мое касается до суда: и так пусть покуда спят торговля и война!

-- Очень хорошо, сер, сказал судья. - Что угодно вам приказать мне?

-- У вас здесь мой старый приятель, Эди Охильтри, которого ваши подчиненные заперли в тюрьму по подозрению в нападении, сделанном на бездельника Дустерсвивеля, а обвинению последняго я ни за что не поверю.

Судья принял важный вид. - Известно ли вам, что его обвиняют как в нападении, так и в грабеже? Дело очень важное; мне редко попадаются преступники такого рода.

-- И потому вам непременно хочется подержаться за него. Но неужели дело этого бедного старика действительно так важно?

-- Оно выходит из обыкновенного порядка вещей, отвечал судья. - Но так как вы сами принадлежите к числу судей, то я без затруднения могу показать вам донос Дустерсвивеля и прочия показания.

С этими словами судья подал антикварию связку бумаг; тот надел очки, сел в угол и начал перебирать их.

Полицейские получили приказание вывести обвиняемого в другую комнату; перед выходом их, Мак-Интайр воспользовался случаем подойдти к старику Эди и сунул ему в руку гинею.

-- Бог да благословит вашу милость, сказал старик; - этот подарок молодого воина верно принесет счастье старому. Не отказываюсь от него, хоть это и противно моим правилам; но если меня прикуют здесь, то друзья мои легко могут позабыть обо мне; "далеко от глаз, далеко от сердца", справедливо говорит пословица. Неприлично будет королевскому нищему, имеющему право просить милостыню живым голосом, вывешивать мешок в окно тюрьмы, чтоб туда бросали что нибудь. - Окончив это замечание, он последовал за своею стражею.

Донос Дустерсвивеля заключал в себе преувеличенное описание сделанного ему насилия и понесенной им потери.

-- Я бы желал спросить его самого, сказал Монкбарнс, - зачем он отправлялся в такое место, как развалины Св. Руфи, в такое время и с таким товарищем, как Эди Охильтри. Дороги там нет никакой, и я не понимаю страсти этого немца к живописным видам, заставившей его идти туда в такую бурную ночь. Из этого необходимо выходит, что он был там за каким нибудь плутовством, и по всей вероятности попал в сети, им же самим разставленные. Neс lex justitior ulla {И по делом ему.}.

Судья согласился, что в этом обстоятельстве было действительно нечто темное, и извинился, что не допросил Дустерсвивеля, когда тот подал ему донос. Главное обвинение заключалось в показании обоих Айквудов о состоянии, в каком они нашли Дустерсвивеля, и в подтверждении важного обстоятельства, что нищий ушел из сарая, в котором лег спать, и не возвращался туда. Два работника фэрпортского гробовщика, бывшие в эту ночь при похоронах лэди Гленалан, показали также, что они были посланы за двумя подозрительными людьми, выбежавшими из развалин Св. Руфи, куда они пришли, может быть, с намерением воспользоваться чем нибудь приготовленным для похорон; они то догоняли их, то снова теряли из виду по причине болотистой почвы, неудобной для верховой езды, но видели, что беглецы скрылись в хижине Мукльбакита. И один из свидетелей прибавил, что сойдя с лошади и подойдя к самому окну хижины он увидел, что старик Синий Плащ и молодой Стини ели и пили вместе с другими, и что означенный Стини показывал всем какой-то бумажник; свидетель не сомневался, что Эди Охильтри и Стини Мукльбакит были те самые беглецы, которых он и товарищ его преследовали. На вопрос, отчего он не вошел в хижину, свидетель отвечал, что не имел на то приказания; а так как он знал Мукльбакита и его семейство за людей безпокойных, то он, свидетель, ни мало не имел желания мешаться в их дела. Causa scientiae patet {Причина уважается наукою.}. Все что он объявил, есть сущая истина, и проч.

-- Ну, что вы можете сказать против таких ясных улик? спросил судья, когда Ольдбук перевернул последний лист.

-- Признаюсь откровенно, если бы дело шло о ком нибудь другом, оно могло бы показаться, prima facie {С первого взгляда.}, несколько затруднительным; но я ни за что не согласился бы наказать человека за то, что он поколотил Дустерсвивеля. Еслиб я был несколько моложе и имел хоть искру вашего воинственного духа, Литльджоп, я давно бы сам взялся за это. Он nebulo nebulonum {Величайший негодяй.}, самый безстыдный, гнусный бездельник, выманивший у меня своим плутовством сотню фунтов, и Бог знает сколько у соседа моего, сера Артура. Да сверх того, он мне кажется при случае врагом правительства.

-- В самом деле? воскликнул судья. - В таком случае дело примет другой оборот.

-- И дело! потому что, поколотив его, нищий оказал благодарность королю, воюя с его врагами; а обобрав Дустерсвивеля, он только ограбил египтянина, что можно допустить по закону. Может быть, свидание в Св. Руфи имело политическую цель, и история о зарытых сокровищах и о прочем не что иное как уловка для привлечения какого нибудь могущественного человека на сторону неприятеля с той стороны моря, или капиталы были спрятаны с целью поддержать какой нибудь мятежный клуб.

Как вы думаете, не собрать ли нам волонтеров?

-- Нет еще не надо, пока подагра лишает их самого деятельного члена своего отряда. Позволите вы мне допросить Охильтри?

-- Разумеется; но вы ничего не сделаете с ним. Он ясно дал мне понять, что знает всю опасность предварительного показания со стороны обвиняемого лица, а такие ответы, нужно признаться, повели на виселицу людей почестнее его.

-- Как бы то ни было, Литльджоп, вы не противитесь моему желанию?

-- Вовсе нет, Монкбарнс. Однако я слышу внизу голос сержанта, пойду займусь пока экзерцициями. Бэби! Спеси вниз ружье и штык: там не так слышно, когда ставишь оружие на землю. И воинственный судья вышел в сопровождении служанки, несшей его оружие.

ловкости.

сказать мистеру Литльджону, и что слишком смешно видеть старого лавочника, одержимого подагрой, когда он принимается за военные занятия.

-- Очень может быть, Гектор, сказал антикварий, который редко соглашался вполне с чьим нибудь мнением, - очень может быть при других обстоятельствах; но теперь страна наша похожа на суд, где обращаются для взыскания долгов, где ответчики хлопочут лично, за неимением денег для платы приказным героям. Я уверен, что в этом случае нечего сокрушаться о ловкости и красноречии адвокатов, также как и о том, что сердца наши и ружья избавят нас от беды, хотя нам и не достает дисциплины, отличающей вашу братью, военных.

-- Пусть весь свет сражается, сер, если ему угодно, только бы меня оставили в покое, сказал Гектор с возрастающею досадой.

-- Да, ты истинно спокойный человек, возразил дядя, - и не можешь оставить без ссоры даже бедного phoca, который уснет на морском берегу.