Антикварий.
Глава XXXIX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава XXXIX (старая орфография)

ГЛАВА XXXIX.

-- Ради Бога, Гектор, сказал антикварий на другой день после завтрака: - пощади наши нервы и не щелкай безпрерывно курком своей пищали.

-- Мне очень грустно, что я безпокою вас, отвечал племянник, все еще суетясь с своим охотничьим ружьем, но это славное ружье, настоящий Джо-Мантон, и стоит сорок гиней.

-- Безумец и его деньги редко уживаются вместе, мой племянник. А у меня Джо-Миллер вместо твоего Джо-Мантона. Впрочем, я радуюсь, что ты можешь бросать по стольку гиней.

-- У каждого есть своя страсть, дядюшка! Вот вы например любите книги.

-- Да, Гектор! И еслиб собрание моих редкостей принадлежало тебе, оно перешло бы в руки оружейника, торговца лошадей и собак, Coemptos undiqne nobiles liberos - mutare loricis Iberis {Обменять прекрасные книги на иберийское оружие.}.

-- Я не умел бы пользоваться вашими книгами, любезный дядюшка, отвечал воин, - это правда; и вы хорошо сделаете, если передадите их в лучшия руки; но прошу вас не приписывать моему сердцу недостатков моей головы: я не променяю экземпляра Кордери, если бы он принадлежал старому другу, на четверню лошадей лорда Гленалана.

-- Верю, верю, мой милый, сказал несколько тронутый Ольдбук. - Я люблю иногда помучить тебя; это поддерживает дух подчиненности. Ты счастливо проведешь здесь время, имея начальником меня, вместо капитана, полковника или вооруженного рыцаря, как говорит Мильтон; а вместо французов, продолжал он своим насмешливым тоном, - у тебя есть gens liuinida ponti, потому что, как говорит Виргилий,

"Sternunt se somno diversac in littore phocae", что можно перевести так: "Здесь спят тюлени на морском берегу и ждут прибытия горца Гектора". - Ну, не сердись же: я перестану, если это тебе неприятно. К тому же я шику на дворе старика Эди, а мне необходимо поговорить с ним. Прощай, Гектор! Не забудь как тюлень прыгнул в море, подобно наставнику своему Протею, et se jactii dedit aequor in altum.

Когда дверь затворилась за вышедшим антикварием, Мак-Интайр предался всей горячности своего характера.

-- Дядюшка отличный человек, и любезен по своему; но я соглашусь скорее отправиться в Вестиндию и никогда не видать его, чем слушать безпрерывные насмешки на счет этого проклятого phoca, как он его называет.

Мис Мак-Интайр, привязанная к дяде узами благодарности и страстно любившая брата, была обыкновенно примирительницею в таких случаях. Услыхав шаги дяди при его возвращении она побежала к нему на встречу.

-- Что значит мис-бабье этот умоляющий вид? Уж не натворила ли Юнона еще каких нибудь бед?

-- Нет, дядюшка! Но хозяин Юноны очень огорчен вашими насмешками на счет тюленя! Поверьте мне он принимает их к сердцу ближе чем вы думаете; это очень глупо с его стороны, - я согласна; но вы так искусно умеете подтрунивать...

-- Хорошо, моя милая, отвечал Ольдбук, довольный комплиментом: - я удержу свою сатиру, и если возможно перестану говорить о phoca, не вымолвлю ни слова о ловле тюленей, а ты сделай мне знак, если я забуду свое обещание. Я вовсе не nionitoribus asper; Бог видит, что я самый спокойный, кроткий и смирный человек, из которого сестра, племянница и племянник делают все что им угодно.

Окончив краткий панегирик своему смирению, Ольдбук вошел в столовую и предложил племяннику прогуляться с ним до Мусельской скалы. - Мне нужно допросить одну женщину в хижине Мукльбакита, прибавил он, - и я бы очень желал иметь при себе мыслящого свидетеля, а за неимением лучшого должен довольствоваться тобою, Гектор!

-- Там старик Эди, или Каксон, сер; не могут ли они лучше меня исполнить ваше поручение? отвечал Мак-Интайр, испуганный необходимостью быть так долго наедине с своим дядею.

-- Право, молодой человек, вы мне предлагаете очень любезных спутников, и я чувствую всю вежливость вашу, возразил Ольдбук. - Нет, сударь, я возьму с собою старика Эди, но не в качестве законного свидетеля, так как он в настоящее время, по выражению друга нашего судьи Литльджона (да процветает его ученность!), tanquam suspectes, а ты, по выражению закона, suspicicne major.

-- Хорошо, еслиб я был маиором, сказал Гектор, услыша последнее слово, столь понятное для воина; - по без денег и протекции мало надежды на получение этого чина.

-- Если ты положишься на друзей своих, мужественный сын Приама, мало ли что может случиться! Пойдем же со мною, и ты увидишь кое-что что может быть тебе полезно, если будешь когда нибудь членом военного суда.

-- Я несколько раз заседал в полковом суде, сер, отвечал капитан. - Но вот новая трость для вас.

-- Очень благодарен, очень благодарен.

-- Я купил ее, продолжал Мак-Интайр, - у вашего тамбурмажора, прибывшого из бенгальской армии в наш полк, когда он отправлялся по Чермному морю. Могу вам поручиться, что она срезана на берегах Инда.

Антикварий, племянник его и старый нищий отправились по дороге к Мусельской скале; во время пути Ольдбук говорил тоном ласкового покровительства, а собеседники, сознавая сделанные им одолжения и ожидая новых, слушали его с приличным вниманием. Дядя и племянник шли рядом, нищий несколько позади их, но так близко, что патрон его мог обращать к нему речь, не безпокоя себя. Петри, в своем "Опыте об искустве жить", посвященном эдинбургским судьям, рекомендует такое положение всем низшого звания военным, учителям и подчиненным, до чего он дошел своим опытом, быв долго учителем в одном знатном доме. Величественно шагая с этим эскортом, антикварий, гордый своим достоинством, подобно военному кораблю посылал с обоих бортов залпы учености каждому из своих спутников.

-- И так, ты думаешь, обратился он к нищему, - что этот дар, упавший с неба, эта area ami, как говорит Плавт, не выручит сера Артура из его затруднительных обстоятельств?

-- Да, если он не найдет еще в десять раз больше, отвечал Эди, - в чем я очень сомневаюсь. Я слышал, что Пуджи Оррок и другой полицейский толковали об этом, а это уж очень дурной знак, если подобные люди свободно толкуют о делах джентльмена. Я думаю, сера Артура скоро упрячут куда нибудь за долги, если он не получит скорой и верной помощи.

-- Ты говоришь вздор, Эди! сказал антикварий. - Заметь, племянник, что в нашей блаженной стране никого не сажают в тюрьму за долги.

-- Право, дядюшка? спросил Мак-Интайр. - Я никогда не слыхал об этом прежде; а этот закон придется по сердцу многим из наших.

-- Но если за долги не сажают в тюрьму, возразил Охильтри, - что же заставляет многих бедняков сидеть в фэрпортской тюрьме? Все они говорят, что посажены но требованию кредиторов; верно им сидеть лучше меня, если они остаются там по своей доброй воле.

-- Весьма дельное замечание, Эди, и многие получше тебя делают такое же; по оно основано на решительном незнании феодальной системы. Слушай что я говорю, Гектор, или ты ищешь другого... Гм! (При такой угрозе Гектор сделался необыкновенно внимателен). А тебе, Эди, может быть полезно rerum cogiioscero causas {Звать причину дела.}. Происхождение тюремного заключения есть вещь liaud alienuin a Scaevolae studiis {Не чужд ведения Сцеволы.}. Потому я повторяю тебе, что в Шотландии никто не может быть заключен за долги.

-- До меня это не касается, Монкбарнс, отвечал старик, - потому что никто не поверит нищему ни пенни.

-- Помолчи, пожалуйста, Эди. Но так как необходимо какое нибудь побуждение к платежу, чего не любит ни один должник, и это я знаю по опыту, - у нас есть письма четырех родов, род ласкового приглашения, которыми верховный властитель наш, король, интересуясь по обязанности монарха, частными делами своих подданных, старается сначала ласковым убеждением, потом письмами более строгого содержания... Что удивительного в этой птице, Гектор? Это просто чайка.

-- Это рыболов, сер, сказал Эди.

-- А если и так, что за дело до него! Но я вижу ваше нетерпение, и потому пропускаю письма четырех родов и перехожу прямо к новейшему порядку. Вы думаете, что человека заключают в тюрьму за неплатеж долгов? Совсем нет! Дело в том, что король, по милости своей, снисходит на прошение заимодавца и повелевает должнику удовлетворить его в течение шести или пятнадцати дней, смотря по обстоятельствам. Что же делают, если он не повинуется? Его объявляют по закону мятежником против нашего милостивого короля, повеления которого он ослушался, что и объявляется троекратным звуком трубы на площади Эдинбурга, столицы Шотландии. И тогда должник заключается в тюрьму, по закону, не за частный долг, а за мятежное ослушание королевской воле. Что ты скажешь на это, Гектор? Верно ты этого не слыхал никогда? {Учение Монкбарнса о происхождении тюремного заключении за долги в Шотландии может показаться несколько странным, но оно существует, и признано справедливым в приговоре верховного шотландского суда по делу Тома Блака 6-го декабря 1828 года. В этом особенно шотландский закон ревностно старается уважать личную свободу, преимущественно пред всеми европейскими кодексами.}

-- Нет, дядюшка, но мне кажется, что если я нуждаюсь в деньгах на уплату долгов, то мне приятнее будет получить от короля нужную сумму, чем объявление меня мятежником за то что у меня нет этой суммы.

-- По воспитанию своему ты не можешь настоящим образом судить об этих вещах; ты не можешь понять всей деликатности, с какою закон примиряет строгость, необходимую в комерческих делах относительно несостоятельных должников, с идеею свободы подданного.

-- Не понимаю, сер, отвечал непросвещенный Гектор; - но если человек обязан уплатить свой долг или идти в тюрьму, то по моему мнению мало разницы, идет ли он туда как мятежник, или как несостоятельный должник. - Но вы говорите, что повеление короля дается за несколько дней, и если бы со мною случилось подобное несчастие, чорт возьми! я ускользнул бы и оставил бы кредиторов и короля переговариваться между собою прежде чем они прибегнут к насильственным мерам.

-- То же самое сделал бы и я, сказал Эди: - я тоже дал бы тягу.

-- Хорошо, сказал Монкбарнс; - но с теми, кого закон подозревает в желании уклониться от повиновения, он поступает гораздо короче и строже, как с людьми не заслуживающими никакого спи схождения.

-- Да, да, заметил Охильтри: - это называется "предупреждением бегства", я слыхал об этом. На юге были также осмотры по границам, и о тех нечего сказать хорошого; в силу этого и о становления меня продержали целые сутки в церкви Кельзо, в холодном и сыром месте. Но что это там за женщина с корзиною на спине? Это, кажется, бедная Маджи.

Действительно, то была Маджи; и если грусть этой бедной женщины не уменьшилась, то по крайней мере уступила необходимости заботиться о пропитании семейства. Приветствие, сделанное ею Ольдбуку, было смешением обыкновенного тона, с которым она встречала своих покупателей, и горестных возгласов недавняго несчастия.

Но лов был недурен, хотя муж мой не имел духа отправиться сам в море. Я хотела было сказать ему, что он лучше сделает, если займется делом, да боюсь и говорить с ним, хоть и очень дурно сказать что нибудь недоброе о муже. У меня есть несколько дюжин отличных свежих сельдей, и я продам их не дороже трех шиллингов за дюжину, так как не могу теперь торговаться, и готова, не говоря ни слова, отдать за все что мне предложит добрый христианин.

-- Что нам делать, Гектор? спросил помолчав Ольдбук. - Я впал уже раз в немилость у своих баб за прежния покупки. Морския животные приносят несчастие нашему семейству, Гектор.

-- Ну, что же вы сделаете, дядюшка? Дайте Маджи что она просит, или позвольте мне отправить блюдо рыбы в Монкбарнс.

И Гектор подал ей деньги; но Маджи отвела его руку. - Нет, нет, капитан, вы еще очень молоды, и сорите деньгами; никогда не верьте рыбачке на слово; к тому же, небольшой спор с старою экономкою или мис Гризель принесет мне пользу; кстати мне хотелось бы также повидаться с болтушкою Дженни Ринтерут: говорят, она не очень здорова. Глупая девчонка забрала себе в голову, что свела с ума моего Стини, а он и смотреть на нее не хотел! Поверьте, Монкбарнс, что сельди превосходны, и если оне нужны вам в доме, я уступлю немного.

Сказав это, Маджи удалилась с своею ношею; печаль, признательность к сочувствию покровителей, и обычная страсть к торговле и приобретению попеременно занимали её мысли.

туда. Мне тяжело думать, что буря повергает около меня молодые деревья и щадит подобный мне старый пень, на котором едва можно увидеть один зеленый листок.

-- Старуха Эльспет, спросил Ольдбук, - посылала тебя к графу Гленалану, не так ли?

-- Сам граф рассказал мне все, отвечал антикварий, - и так, с твоей стороны тут не будет ни сплетни, ни измены. Он желает от нея объяснений на счет некоторых семейных обстоятельств, поэтому-то я и взял тебя с собою: при положении её ума очень возможно, что твой вид и голос вызовут в ней воспоминания, которых иначе разбудить не буду в состоянии. Ум человеческий... Что ты делаешь, Гектор?

-- Я свистнул собаку, дядюшка, отозвался капитан: - она безпрестанно убегает в сторону. Я так и знал, что буду безпокоить вас.

-- Я ничего тут не понимаю, сказал нищий; - но если моя старая знакомка в полном уме или хоть немножко в уме, она может задать нам дела. Страшно смотреть и слушать, когда она размахивает руками и говорит по английски как печатная книга, не смотря на то, что она только старая рыбачка. Правда, она была хорошо воспитана и много знала прежде, чем вышла замуж за бедняка, который был гораздо ниже её родом. Она лет десяток старше меня; но я помню как толковали, что она унизила себя замужеством с Симоном Мукльбакитом, отцом Саундерса, как будто сама принадлежала к высшему сословию. Она была любимицею графини, и впала в немилость, когда сын её был еще ребенком: потом она и муж получили много денег, оставили землю графини и поселились здесь. Но деньги не пошли в прок. Впрочем, как бы то ни было, она женщина очень образованная, и если примется говорить по английски, как я слыхал иногда, то займет всех нас.