Антикварий.
Глава XL

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава XL (старая орфография)

ГЛАВА XL.

В то время как антикварий хотел открыть дверь хижины, он с удивлением услыхал дрожащий голос Эльспет, которая пела старинную балладу диким и унылым речитативом:

*) Сельдь любит веселый свет луны, макрель любит ветер, но устрица любит песок, потому что она знатного происхождения.

Ревностный любитель древних легенд, Ольдбук всюду собирал их; и теперь услыша пение он остановился, а рука его безсознательно взялась за карандаш и записную книгу. Время от времени старуха прерывала свою песню, как бы говоря детям: "Тсс, тсс, малютки; я вам спою еще лучше этой".

*) Удержите язык ваш, женщины и мущины! Слушайте меня старый и малый! Я спою вам о графе Гленалане, который бился у скалы Гарла.

He могу вспомнить следующого стиха; память изменила, и нее дурные мысли бродят в голове! Господи, не введи нас во искушение.

Здесь пение её превратилось в неясный ропот.

-- Это историческая баллада, воскликнул с жаром Ольдбук, - истинный, несомненный памятник поэзии менестрелей. Перси изумился бы её простоте, Ритсон подтвердил бы её достоверность.

-- Не смотря на то, очень неприятно видеть, вставил Охильтри, - что после такой страшной потери человек еще может заниматься старыми виршами.

-- Тс, тс! сказал антикварий. - Она снова нашла нить своей истории. - И старуха запела:

*) Они оседлали сотню белых как молоко коней, привели сотню вороных; на голове у каждого коня был стальной chafron (бляха), и на каждом сидело по храброму молодцу.

-- Chafron, воскликнул антикварий - то же может быть что cheveron, слово это стоит доллара, - и он записал его у себя в книге.

*) Не проехали они и одной мили, как из лощины показался Дональд с двадцатью тысячами всадников.

Знайте же, малютки мои, что этот Роланд Чайн, не смотря на дряхлость и бедность мою, был мой предок, и страшно бился в тот день, особенно же когда пал граф, и бился страшно потому, что упрекал себя за совет, поданный им графу, вступить в сражение до прибытия Мара с Мирисом, Эбердином и Ангусом.

Голос старухи возвысился и одушевился, когда она запела воинственный совет своего предка:

*) Будь я теперь графом Гленаланом, а вы Роландом Чайном, - я вонзил бы шпоры в бок коню, и бросил бы поводья на гриву.

Будь у них двадцать тысяч мечей, а у нас только двадцать, - за то они одеты только в тартаны, а на нас панцыри.

Конь мой промчится сквозь ряды их, как сквозь степную траву; кровь храброго нормана никогда но охладеет перед дружиною бродяг-горцев.

Широко развеваются их тартаны, ярко сверкают мечи, волынка раздается со всех сторон, так что может оглушить.

Великий граф приподнялся на стремена, желая разглядеть горское войско, и сказал своему оруженосцу: Кто, смелый рыцарь, отважится на отчаянную битву.

Что сделал бы ты, мой веселый оруженосец, едущий рядом со мною, еслиб ты был сегодня графом Гленаланом, а я Роландом Чайном.

Обратить тыл - грех и стыд; сразиться - погибель; что бы ты сделал, Роланд Чайн, еслиб ты был графом Гленаначом?

-- Слышишь ты это, племянник? просил Ольдбук. - Видно, твои гаэльские предки не очень уважались в прежнее время воинами равнин.

-- Слышу, отвечал Гектор, - лишь одну глупую песню, которую поет глупая старуха, и не могу надивиться вам, сер: вы не хотите знать песен Сельмы Осиана, а слушаете этот вздор; клянусь вам, что я никогда еще не слыхивал такой дрянной баллады; не думаю, чтоб вы услыхали где нибудь у нас подобную нелепость. Я стыдился бы самого себя, еслиб подумал, что подобные вирши могут бросать тень на честь горца. - Сказав это, он презрительно покачал головою и отвернулся с негодованием.

Старуха вероятно услыхала звуки их голосов, потому что перестала петь и закричала: - Войдите сюда, господа, войдите! Добрые люди никогда не стоят у дверей.

Все трое вошли, и к удивлению своему нашли Эльспет одну, подобно изображению Старости в песни о сове Гунтера {См. сочинение мисис Грант "О суеверии горцев", т. II, стр. 260. Автор.}: "печальную, дрожащую, сморщенную, полуслепую, безцветную, безчувственную".

-- Все ушли, обратилась старуха к вошедшим; - по посидите, кто нибудь скоро придет. Если у вас есть дело к моему сыну или невестке, то они не замедлят возвратиться; я сама никогда не говорю о делах. Дети! Подайте стулья... да и дети-то, кажется, ушли, - продолжала она, осматриваясь кругом. - Я пела им, чтоб они сидели смирно, а они ушли... Садитесь, господа; кто нибудь скоро воротится. И, принявшись за свою прялку, Эльспет спустила ее на пол и скоро, казалось, исключительно занялась её движением, не заботясь о присутствии посторонних, как не заботилась прежде о том кто они и зачем пришли.

-- Мне бы очень хотелось, заметил Ольдбук, - чтоб она окончила свою песню или, лучше сказать, легенду. Мне всегда казалось, что перед великою битвою при Гарла {См. Прил. II. Битва при Гарла.} была кавалерийская стычка.

-- Я думаю, что ты прав, Эди. Do manus, я покоряюсь. но как же мы начнем? Она совершенно похожа на олицетворенное безсмыслие; поговори с ней, Эди, не вспомнит ли она, что посылала тебя в Гленалангауз.

Эди встал, и пройдя через комнату остановился в том положении, в каком был при первом своем разговоре со старухою. - Я рад, кумушка, что вижу тебя в добром здоровьи; особенно потому, что черный бык задавил тебя с тех пор, как мы не видались.

-- Да, отвечала Эльспет, более по общему воспоминанию о бедствии, чем по точному сознанию случившагося: - Недавно посетило нас несчастие; удивляюсь, как молодежь перенесла его, а мне было очень грустно... я не могу слышать свиста ветра и плеска моря: мне все кажется, что тонет лодка и кто нибудь исчезает в волнах... Тяжкие сны видятся, когда ни спишь, ни бодрствуешь до тех пор, пока погрузишься в долгий сон. Иногда мне чудится, что умер сын мой, или внук, и что я видела похороны. Не странный ли это сон для глухой старухи? Может ли кто нибудь из них умереть прежде меня?... Разве это в порядке вещей?

-- Мне кажется, вы не много узнаете от этой безумной старухи, заметил Гектор, который может быть сердился на нее за пренебрежение, оказанное ею в балладе его соотечественникам, - и будете только терять время, сер, слушая её болтовню.

-- Гектор, сказал с негодованием антикварий, - если ты не уважаешь её несчастий, то уважай по крайней мере её старость и седые волосы. Это последняя степень человеческого возраста, столь превосходно выраженная латинским поэтом:

*) Безумие еще ужаснее, нежели слабость членов: благодаря ему, человек забывает имена рабов, не узнает друзей, с которыми пировал еще вчера, - забывает тех, кого родил it воспитал.

-- Это по латыне! проговорила Эльспет, услыша стихи, которые с жаром декламировал антикварий. - Это по латыне! повторила она, бросая дикие взгляды вокруг себя. - Не пришел ли наконец ко мне пастор?

-- Видишь, племянник, она почти столько же понимает этот превосходный отрывок, сколько и ты.

-- Надеюсь, сер, вы не сомневаетесь, что я не хуже её понял, что это по латыне?

-- Что касается до этого... Постой, она хочет говорить.

-- Нет! Мне не нужно пастора, воскликнула старуха с чрезмерным усилием. - Я умру как жила... Никто не скажет, что я изменила своей госпоже даже для спасения своей души!

-- Вот доказательство нечистой совести, сказал нищий. - Я бы очень желал, чтоб она облегчила ее хоть собственно для себя. - И старик снова приступил к ней:

-- Послушай, Эльспет, я исполнил поручение твое к графу.

-- К какому графу? Я не знаю никакого графа; знала я когда-то одну графиню, - и Бог был бы милостивее ко мне, еслиб я никогда ее не знала, потому что, сосед ты мой, благодаря её знакомству ко мне пристала (она начала считать по пальцам), вопервых, гордость, потом злоба затем явилось мщение, потом я сделалась даже лжесвидетельницею, и убийство уже стояло у моих дверей, если бы только представился случай. Не правда ли, забавные гости для женского сердца, как вы думаете? Общество было довольно многочисленное.

-- Помню теперь, сказала старуха; - я недавно видела его, и мы долго с ним говорили. Да, даи Молодой, красивый лорд сделался так же стар и дряхл, как я; многое могут разрушить печаль и препятствие в любви! Отчего не подумала об этом мать его? Вы знаете, что мы должны были повиноваться ей. Я уверена, что никто меня не осудит. Лорд был мне не сын, а мать его была моя госпожа. Вы знаете что говорит песня, - л забыла как ее поют, и самый напев вышел из моей старой головы:

*) Он ворочал его и туда и сюда; говорит: не шути с материнскою любовью. Легкую интригу завязать не трудно, по сердца матери ты не найдешь в другой раз.

К тому же вы знаете, что в нем была только половина чистой крови, а она была настоящая Гленалан. Нет, нет, я никогда не пожалею о том что сделала и что вытерпела за графиню Джоселпиду; никогда не пожалею об этом! Тут Эльспет принялась за работу с видом человека, решившагося ни в чем не сознаваться.

-- Я слышал, сказал Охильтри по наставлению Ольдбука, рассказавшого ему часть семейной истории, - я слышал, кума, что какой-то злой язык наделал много горя графу, т. е. лорду Джеральдину и его невесте.

-- Злой язык? повторила старуха с видом отчаяния! - Зачем его невесте нужно было бояться злого языка? Она была и добра и прекрасна! Так, по крайней мере, все говорили о ней. Но если бы она сама поудержала язычок, то может быть жила бы до сих пор и была бы знатною дамою.

-- Но я слышал, добрая женщина, продолжал Эди, что она и супруг её были слишком близкие родственники.

-- Кто осмелился сказать это? воскликнула поспешно старуха. - Кто смеет говорить, что спи были женаты? Кто знает об этом? Ни графиня, ни я - мы не знаем, а если они и соединились тайно, то их и разлучили тайно. Они испили чашу собственного вероломства.

-- Нет, гнусная старуха, воскликнул Ольдбук, будучи не в состоянии долее владеть собою: - они испили яд, который изготовили им ты и твоя несчастная госпожа.

-- А, а! возразила старуха. Я всегда думала, что дело дойдет до этого, но я не вымолвлю ни слова; пусть допрашивают меня. Пытки нет в наше время, а еслиб и была, пусть пытают! Горе устам васала, если он изменит тому кто его кормит!

-- Поговори с нею, Эди, сказал антикварий:-она знает твой голос и охотнее будет отвечать тебе.

-- Мы от нея больше этого ничего не узнаем, отвечал Охильтри. - Когда она садится таким образом и складывает руки, то, говорят, но целым неделям по вымолвит ни слова. К тому же, мне кажется, лице её изменилось с тех пор, как мы пришли. Впрочем, я попытаюсь еще, чтоб угодить вам. - Вспомни, кума, что старая госпожа твоя, графиня Джоселинда, отправилась...

-- Отправилась? воскликнула Эльспет, потому что имя графини произвело на нее желанное действие, - так мы должны все за ней последовать; все должны ехать верхом, если она села на лошадь; велите сказать лорду Джеральдину, что мы готовы; принесите мне шляпу и платок; неужели вы думаете, что я сяду в карету милэди с такими растрепанными волосами?

Эльспет подняла изсохшия руки, с видом женщины, поспешно приводящей в порядок свой наряд. По видимому, мысль путешествия поселилась у нея в голове, и она бормотала без связи и порядка:

-- Позовите мис Невиль... Что вы разумеете под именем лэди Джеральдин? Я говорю Эвелина Невиль, а не лэди Джеральдин... нет никакой лэди Джеральдин... Скажите ей, чтоб она переменила свое мокрое платье, и чтоб не была так бледна. Дитя! Что ей делать с ребенком?.. Кажется, у девиц не бывает детей. - Тереза, Тереза! Милэди зовет нас! Принеси свечу, на большой лестнице темно, как в полночь... Идем, идем, милэди!

С этими словами старуха упала на стул, и со стула грохнулась об пол {См. Прилож. III. Смерть Эльспет.}.

"Кончено! Она испустила дух с последним словом.

-- Не может быть! сказал Ольдбук, и поспешно подошел к ней с своим племянником. Но Эди сказал правду: она умерла с последним словом, произнесенным ею; перед ними лежал только труп существа, так долго боровшагося с тайным преступлением и с бедствиями старости и нищеты.

-- Дай Бог, чтоб она попала в хорошее место! промолвил Эди, глядя на бездыханное тело. - Но, увы! У нея было что-то очень тяжелое на сердце. Я видал много умирающих, и на поле сражения и дома на постели; по лучше согласился бы увидеть снова смерть их всех, чем быть свидетелем смерти одной этой старухи.

-- Надо позвать соседей, сказал Ольдбук, пришедши в себя от удивления и ужаса, - и уведомить их об этом происшествии. Я желал слышать её признание и (хоть это и не так важно) списать её балладу. Но да будет воля Божия!

Затем все трое вышли из хижины и рассказали о случившемся в деревне: в ту же минуту собрались старухи отдать последний долг той, которую можно было назвать матерью их колонии. Ольдбук обещал позаботиться о расходах на похороны.

-- Не худо было бы, ваша милость, сказала Элизона Брек, ближе всех подходившая по старости к умершей, еслиб вы прислали нам чего нибудь для подкрепления сил, потому что весь джин бедного Саундерса выпит на похоронах Стини, а немногие захотят сидеть у тела с сухими губами. Эльспет в молодости была недурная женщина, - я это хорошо помню: по об ней носились недобрые слухи. Впрочем, не годится дурно говорить о покойниках, особенно о куме и соседке, но в то время, как она отправилась из Крайгбурнфута, много толковали об одной лэди и её ребенке. Вы видите, что наш lyke-wake {Lyek-wake, бдение над телом умершого.} будет очень плох, если вы не пришлете нам чего нибудь.

-- Я пришлю тебе водки, отвечал Ольдбук, - особенно за то, что ты удержала слово, которое означает обычай сидеть над телом умершого. Заметь, Гектор, это слово тевтонское, происшедшее от готского слова Leichnam, труп. Это неправильно называют Late-wake, хотя Бранд и принял это новое, испорченное словопроизведение.

-- Дядюшка, подумал Гектор, - готов отдать весь Монкбарнс тому, кто заговорит с ним по тевтонски. Старухам не досталось бы ни капли водки, еслиб Элизона употребила слово Late-wake.

Между тем как Ольдбук занимался распоряжениями и обещанием помощи, слуга сера Артура скакал по берегу, а увидя антиквария остановился и уведомил его, что в замке Ноквиноке случилось что-то необыкновенное (он не мог или не хотел объяснить что именно), что мис Вардор велела ему как можно скорее ехать в Монкбарнс и тотчас же попросить к себе мистера Ольдбука.

-- Я опасаюсь, сказал антикварий, - что и поприще сера Артура также кончилось. Что делать!

-- Эта лошадь скачет спокойно, сказал слуга, спешась и оправляя подпругу и стремена, - только немножко заносит, если слабо держать ее.

-- Если так, то я скоро слечу с нея, отвечал антикварий. - Кой чорт, племянник, надоел что ли я тебе, или не думаешь ли ты, что жизнь мне надоела, что хочешь посадить меня на спину такого буцефала? Нет, нет, мой милый; если мне надо быть сегодня в Ноквиноке, то я буду там на своих собственных ногах, что и готов исполнить без малейшей отсрочки. Капитан Мак-Интайр может сам ехать на этом коне, если ему угодно.

-- Я понадеюсь принести там ни малейшей пользы, дядюшка, но не могу вообразить себе, что Вардор и несчастливы и я не разделяю их горя... Я поеду вперед и возвещу ваше прибытие. Дай мне свои шпоры, любезный!

-- Оне вам не будут нужны, сер, отвечал слуга, прицепляя их к сапогам Мак-Интайра: - лошадь горяча и без того.

gnavus ne calcari quidem excitari potest {Для благородной лошади довольно и тени розги; ленивая же и шпорам не повинуется.}, а это ясно доказывает, что шпоры вообще безполезны и даже, прибавлю, иногда очень опасны.

Но Гектор, нисколько не заботясь о мнении Квинта Курция и антиквария, отвечал беззаботно: - Не бойтесь, сер, не бойтесь, - и понесся, как ветер.

*) С этими словами он пустил поводья быстрой лошади, и наклонившись вперед глубоко вонзил шпоры в трепетавшие бока бедного животного, помчался, как будто пожирая дорогу - и не слышал более никаких вопросов.

-- Ускакали! Славная парочка! бормотал Ольдбук, потеряв их из виду. - Бешеная лошадь и бешеный малый - самые безпокойные твари из всего христианского мира! И все это только для того, чтоб приехать получасом ранее туда, где он вовсе не нужен. Сомневаюсь, чтоб наш лихой наездник облегчил страдания сера Артура. Должно быть что нибудь напутал этот плут Дустерсвивель, для которого так много сделал сер Артур. О некоторых характерах справедливо сказал Тацит: Beneficia eo usque loeta sunt dum videntur exsolvi posse; ubi multum antevenere, pro gratia odium redditur {Благодеяния принимаются с удовольствием до тех пор, пока на них можно отплатить тем же; когда же они переходят эту меру, то вместо благодарности чувствуют ненависть.} - и это должно предостеречь умного человека не одолжать никого, кто не в состоянии отплатить ему за одолжение; иначе сделаешь его банкротом в благодарности.