Антикварий.
Глава XLI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава XLI (старая орфография)

ГЛАВА XLI.

С тех пор как сер Артур Вардор XI сделался обладателем сокровища, найденного в могиле Мистикота, он находился в состоянии какой-то восторженности. Иногда дочь его серьезно безпокоилась на счет его разсудка, потому что не сомневаясь, что облажу дает тайною приобретения несметных богатств, баронет говорил и действовал, как человек, нашедший философский камень. Он толковал о покупке соседних земель по обе стороны острова, как будто решился не иметь другого соседа, кроме моря. Сер Артур завел переписку с известным архитектором о возобновлении замка его предков в таком виде, чтоб своею пышностью здание могло спорить с виндзорским замком, и в добавок было окружено приличным парком. Воображение представляло ему толпы служителей в богатых ливреях, наполняющия его залы, и (к какому желанию не поведет человека несметное богатство?) он мечтал уже о корове маркиза, а может быть даже и герцога. Дочь его могла надеяться на блистательную будущность; даже соединение с принцем королевской крови входило в состав надежд сера Артура; сын его был уже генералом, а сам он - всем что только может представить разстроенная фантазия честолюбца.

При таком состоянии, когда кто нибудь хотел обратить сера Артура в область ежедневной жизни, он отвечал словами старого Пистоля:

*) К чорту весь свет и его низкопоклонников! Я говорю об Африке и её золотой жизни.

Читатель легко вообразит себе изумление мис Вардор, когда вместо допросов об отношениях её к Ловелю, чего она ожидала из долгого разговора отца с Ольдбуком утром того рокового дня, в который найден был клад, разговор сера Артура показывал, что воображение его распалено надеждою приобрести безчисленные сокровища. Но она перепугалась не на шутку, когда из замка послали за Дустерсвивелем, и отец её заперся с ним в кабинете, сожалел о случившемся с ним и потом вознаградил его потерю. Все подозрения, которые мис Вардор питала к этому человеку, возникли с новою силою, когда она заметила усилия Дустерсвивеля поддержать золотые сны её родителя и обезпечить себе под разными предлогами сколько возможно более из сокровища, упавшого с неба на голову сера Артура.

Другие зловещие признаки начали проявляться один за другим. С каждою почтою привозились письма, которые сер Артур, прочитав надпись, бросал в огонь не распечатывая. Мис Вардор начала подозревать, что письма эти, столь хорошо известные её отцу, писаны были заимодавцами, требовавшими скорой уплаты. Между тем временное пособие, доставленное ему кладом, быстро исчезало; большая часть его пошла на уплату векселя в шесть сот фунтов, которым сильно тревожили сера Артура. Остаток частью отдан был Дустерсвивелю, частью истрачен на безделки, которые дозволил себе бедный баронет в полной надежде, что золотые сны его сбудутся; отчасти же деньги пошли на усмирение безпокойных кредиторов, которым надоели одни обещания и которые были одного мнения с Гарпагоном, что необходимо подумать о чем нибудь более существенном. - Наконец, обстоятельства слишком ясно показали, что найденное сокровище было издержано в два-три дня, и нечем было вознаградить истраченного. Сер Артур, от природы нетерпеливый, упрекал Дустерсвивеля в неисполнении его обещаний, по которым он надеялся обратить в золото весь свинец свой. Но бездельник видел уже, что ему нечего больше выманить у сера Артура, и имея еще довольно совести, чтоб не желать видеть падение дома, основания которого им подкопаны, он научил баронета некоторым кабалистическим терминам, и простился с ним, обещая возвратиться в Ноквинок на следующее утро с таким запасом сведений, который уничтожит все безпокойства баронета.

-- С тех пор, как я занимаюсь этими делами, говорил Герман Дустерсвивель, - я никогда не подходил так близко к arcanum, которое вы можете назвать великим таинством - панхрестою, полихрестою. Я знаю о нем столько же, сколько и Пелазо из Тарента, или Базилиус, и через два или три дня доставлю вам No 2 мистера Мишдигота; в противном случае, назовите меня бездельником и не пускайте к себе на глаза.

Обманщик отправился с твердою решимостью исполнить последнюю часть своего обещания и никогда не показываться на глаза своему обманутому патрону. Сер Артур остался в сомнительном и тревожном состоянии духа. Положительные уверения философа со смелыми словами: Панхреста, Базилиус и пр. произвели некоторое влияние на разсудок баронета. Но он так часто бывал обманут подобною болтовнею, что не мог совершенно предаться надежде, и вечером пошел в библиотеку в страшном положении человека, который, вися над пропастью, не видит средств к спасению, и чувствует, что камень, поддерживающий его, постепенно отделяется от скалы и увлекает его в бездну.

Видения надежды исчезли, и лихорадочная тревога, обнимающая человека знатного и богатого, считающого своею обязанностью поддерживать древнее имя и двух детей, мало по малу усилилась при наступлении минуты, когда он должен был лишиться богатства, сделавшагося по привычке для него необходимостью, и стать жертвою нищеты и презрения. Такая печальная будущность, лишенная всякой надежды на счастие, сделала характер его суровым и капризным: в словах баронета обнаруживалось мрачное отчаяние, которое совершенно разстраивало мис Вардор. Мы видели уже что сер Артур, не смотря на слабость своего характера, был человек с пылкими и живыми страстями; он не любил противоречий, и если до сих пор был вообще весел и спокоен, то вероятно потому, что в продолжении всей жизни своей не имел случаев выказать врожденную раздражительность.

На третий день по уходе Дустерсвивеля, слуга по обыкновению во время завтрака положил на стол газеты и письма. Мис Вардор взялась за газеты, желая избегнуть вспышек отца, пришедшого в сильный гнев за то что жаркое было дурно изготовлено.

-- Понимаю что это значит, сказал он в заключение своих сетований об этом интересном предмете. - Люди, служившие мне во время моего благосостояния, начинают сомневаться в моей будущности; но пока я господин этих негодяев, я хочу быть настоящим господином, и не позволю им ни пренебрегать своими обязанностями, ни оказывать мне меньшее уважение.

-- Я сию же минуту готов оставить вашу службу, сказал слуга, на которого обрушился гнев господина, - если вам угодно будет дать мне расчет.

Сер Артур, словно укушенный змеею, опустил руку в карман, и тотчас же вынул из него все деньги, которых однако недостаточно было для уплаты слуге. - Есть у вас деньги, мис Вардор? спросил баронет тоном притворного спокойствия, под которым крылось тревожное волнение.

Мис Вардор подала ему свой кошелек; баронет принялся считать банковые билеты, но никак не мог счесть. Перебрав два раза всю сумму, он бросил кошелек дочери и сказал глухим голосом: - Заплати этому негодяю, и чтоб нога его не была у меня в доме! и быстрыми шагами вышел из комнаты.

Дочь и слуга были одинаковы удивлены волнением и яростью сера Артура.

-- Поверьте, сударыня, еслиб я предвидел, что буду причиною такой тревоги, я промолчал бы, когда сер Артур бранил меня. Я так давно служу ему; он всегда был добрым господином, так же как и вы всегда были доброю госпожою, и мне очень тяжело будет думать, что я оставляю вас за неприятное слово. Я очень виноват, что заговорил о жалованьи в то время когда ваш батюшка не был в духе. Я никогда не думал оставить таким образом ваше семейство.

-- Поди вниз, Роберт, сказала мис Вардор. - Что-то разсердило батюшку; поди вниз и скажи Алику, чтоб он пришел, когда услышит звонок.

Едва слуга вышел из комнаты, как сор Артур уже возвратился, словно он ждал его удаления. - Что это значит? воскликнул он, увидя разсыпанные по столу билеты. - Разве он не ушел? Разве отцу так же дурно повинуются здесь, как и господину?

-- Он пошел расчитаться с экономкою, сер; я не думала, что нужно так скоро отослать его.

-- Необходимо, мис Вардор, отвечал отец, прерывая ее. - Отныне приказания, отдаваемые мною в доме моих предков, должны исполняться или немедленно, или ни когда не исполняться.

взгляд, как будто в них заключались змеи, готовые на него броситься.

-- Вам верно приятно будет слышать, сказала мис Вардор, желая развлечь мрачные размышления, в которые был погружен отец её, - что бриг лейтенанта Тафриля благополучно прибыл на лейтский рейд. Все опасались за его безопасность, и я радуюсь, что слухи не оправдались.

-- А что мне за дело до Тафриля и до его брига?

-- Батюшка! воскликнула изумленная мис Вардор, потому что отец её в обыкновенном состоянии духа принимал живое участие во всем что случалось в окрестностях.

-- Я говорю, повторил сер Артур с возрастающим нетерпением, - что мне нет никакой нужды, погиб он, или нет. Какая мне из того польза?

-- Я не знала, что вы так запиты делами, сер, и думала, что так как мистер Тафриль хороший человек и здешний уроженец, то вы порадуетесь...

-- Радуюсь, от всей души радуюсь, а чтоб и вы также порадовались, прочитайте приятную для меня новость. - Баронет схватил письмо и прибавил:

-- Все равно, какое ни открою, - они все на один лад.

Сер Артур поспешно сорвал печать, пробежал письмо и бросил его дочери.

-- Да, счастливее попасть было невозможно; это конец дела.

Мис Вардор в безмолвном ужасе взяла письмо.

-- Читайте вслух! закричал её отец: - не начитаетесь довольно; оно приучит вас к добрым новостям того же рода.

Мис Вардор начала дрожащим голосом: "Любезнейший сер Артур..."

-- Он называет меня уже любезнейший - он! Негодный писец, который год тому назад счел бы за честь обедать с моими людьми... Надеюсь, он скоро назовет меня любезный найт {Нэйт (Knight) - одною степенью ниже баронета.} и пр. и пр.

-- "Любезнейший сер Артур", повторила мис Вардор и остановилась. - Я вижу, что содержание письма вам неприятно, батюшка, и чтение его может вас разстроить.

-- Позвольте мне самому судить, мис Вардор, что для меня приятно и неприятно; если я прошу вас читать, стало быть это мне нужно, и потому прошу вас не безпокоиться.

Мис Вардор продолжала чтение: "Вступив недавно в товарищество с мистером Джильбертом Грингорном, сыном вашего покойного кореспондента и поверенного, Джиринго Грингорна, делами которого я управлял в качестве главного секретаря впродолжение многих лет, делами, которые на будущее время будут управляемы под фирмою Грингорна и Гриндерсона (так и прошу для акуратности адресовать ваши письма), - и получив последнее ваше письмо, адресованное на имя вышесказанного товарища, Джильберта Грингорна, я по случаю отсутствия его на скачки в Ламбертон, имею честь отвечать...

-- Видите как систематически поступает мой друг! Он начинает объяснением причин, доставивших мне такого скромного и любезного кореспондента. Продолжайте; я могу слушать.

И сер Артур засмеялся тем горьким смехом, который может быть ужаснее всего выражает душевное страдание. Со страхом, но не смея ослушаться, мис Вардор читала далее: "Мне весьма больно объявить вам, что мы не можем достать требуемую вами сумму, ни получить отсрочки по векселю, выданному вами Гольдибердсу, который мы подали ко взысканию, как поверенные Гольдибердса, с требованием уплатить сумму в четыре тысячи семьсот пятьдесят шесть фунтов пять шиллингов и шесть с четвертью пенсов, не считая процентов и издержек, и вероятно вы очистите этот долг в срок, положенный законом, чтоб предупредить дальнейшия безпокойства. В то же время я нахожусь в необходимости прибавить, что вы лично нам должны семьсот шестьдесят девять фунтов десять шиллингов и шесть пенсов, и что нам очень было бы приятно получить всю сумму сполна; но так как у нас в залоге ваши документы и права на ваши владения, то мы не отказываемся дать вам отсрочку, т. е. подождать до будущого срока. Мне очень тягостно сказать вам от своего имени и от имени моего товарища, что по приказанию мистера Гольдибердса, мы должны действовать peremptorie и sine mora, о чем и имею честь уведомить вас на случай могущих произойдти недоразумений, когда мы будем действовать согласно этому. За себя и за товарища моего свидетельствую свое почтение, ваш, любезнейший сер Вардор, покорнейший слуга Габриэль Гриyдерсон".

-- Какая гнусная неблагодарность! сказала мис Вардор.

-- Совсем нет! Мне кажется, это в порядке вещей; удар, направленный другою рукою, не попал бы так верно, отвечал бедный баронет, и притворному спокойствию его изменили дрожащия губы и глаза, принявшие дикое выражение. - Но я замечаю, что тут есть приписка, - дочитай письмо.

-- "Мне необходимо прибавить (не от себя, а от моего товарища), что мистер Грингорн согласен принять в счет вашего долга ваше домашнее серебро или гнедых лошадей, если оне находятся в хорошем состоянии".

-- Чорт его побери! воскликнул сер Артур, выведенный из себя таким предложением. - Его дед ковал лошадей моего отца, и этот потомок подлого кузнеца хочет у меня отнять лошадей! Но я напишу ему надлежащий ответ.

Баронет сел за письменный стол, начал писать в сильном волнении, потом остановился и прочел вслух: "Мистер Джильберт Грингорн! На два мои письма к вам я получил ответ какого-то Гриндерсона, называющого себя вашим товарищем. Если я пишу к кому нибудь, то и ответ желаю получить от того же лица. Я несколько раз оказывал услуги вашему отцу, и был всегда вежлив с вами, а потому и удивляюсь..." Впрочем, чему тут удивляться? проговорил он, прерывая письмо, - и зачем писать к такому негодяю? Не вечно же останусь я в тюрьме, и когда выйду оттуда, переломаю все кости бездельнику.

-- В тюрьме, батюшка? воскликнула мис Вардор с отчаянием.

-- Разумеется, в тюрьме. Что тут спрашивать? Какую же пользу принесло тебе письмо мистера... (как бишь его?), который пишет за себя и за товарища? Или у тебя есть четыре тысячи и несколько сот фунтов, с надлежащим количеством шиллингов, пенсов и полупенсов, для уплаты им по их требованию?

-- Кто? Реджинальд? Я полагаю, он отправился с мистером Грингорном, или с другою подобною особою, на ламбертовскую скачку. Я ждал его на прошлой неделе; не удивляюсь, что и дети мои пренебрегают мною наравне с другими. Но я прошу у тебя прощения, друг мой: ты ничем никогда не оскорбляла меня.

Баронет поцеловал дочь в щеку, и когда она обвила руками шею отца, он чувствовал то утешение, которое испытывает родитель в величайшем несчастий, при мысли, что он любим нежною дочерью.

Изабелла воспользовалась переменою его расположения духа, чтоб успокоить его. Она напомнила серу Артуру, что у него было много друзей.

-- Да, было много когда-то! сказал сер Артур, - по одних я оттолкнул от себя своими безразсудными предприятиями, другие не могут или не хотят помочь мне: и теперь для меня все кончено! Надеюсь только, что пример мой послужит в пользу Реджинальду.

-- Не послать ли к Монкбарнсу, батюшка? спросила дочь.

-- Зачем? Он не может ссудить мне такой суммы; а еслиб и мог, то верно не сделал бы этого, так как я в неоплатных долгах; он наделит меня только мизантропическими выходками и латинскими цитатами.

-- Но Ольдбук ловок, чувствителен и опытен в делах; к тому же, я уверена, что он любит нас.

гулять, моя милая? Я гораздо спокойнее с тех пор, как открылся тебе по всем. Ты знаешь и поймешь чего должна ожидать каждый день, каждый час. Поди погуляй; я охотно останусь один на несколько времени.

Выйдя из комнаты, мис Вардор воспользовалась полупозволением отца и отправила верхового в Монкбарнс, и мы уже видели, что посланный встретил антиквария и его племянника на морском берегу.

Не зная куда идти, и не заботясь об этом, Изабелла безсознательно направила свои шаги к месту, называвшемуся Тернистым берегом. Ручей, наполнявший некогда ров замка, протекал по этой уединенной долине, куда прогулки мис Вардор проложили тропинку и где не было видно никаких следов человеческого искуства. Тропинка эта согласовалась с видом долины, покрытой густым кустарником, преимущественно орешником и лиственицею, перемешанными с терновником и можжевельником. Здесь-то происходило объяснение Изабеллы с Ловелем, подслушанное стариком Охильтри. С сердцем, полным горя о бедствии, грозившем её семейству, мис Вардор припоминала теперь все убеждения, которыми Ловель старался преклонить ее, и не могла не сознаться самой себе, что она гордилась, внушив такому умному и благородному юноше столь сильную и безкорыстную страсть. Он оставил поприще, на котором оказал блестящие успехи, похоронил себя в таком скучном месте, как Фэрпорт, для того только, чтоб предаться своей безнадежной любви; все это могло показаться смешным и романтическим для других, по весьма естественно находило извинение в глазах особы, бывшей предметом такой привязанности. Еслиб Ловель имел хотя умеренное, по независимое состояние, еслиб он занимал место в обществе, которого мог быть украшением, она была бы в состоянии предложить своему отцу в настоящем его положении убежище у себя. Эти мысли, столь благоприятные для отсутствовавшого поклонника, наполняли её голову, сопровождаемые воспоминанием его слов, взглядов и движений, и не трудно было заключить, что одна обязанность, а не склонность, внушила ей первый отказ. Изабелла думала то о Ловеле, то о несчастиях отца, как вдруг, при повороте тропинки к холму, покрытому кустарником, пред нею предстал старик Эди.

С видом человека, желающого сообщить нечто важное и таинственное, Эди снял шляпу, подошел к Изабелле тихо и сказал в полголоса: - Я очень хотел встретить вас, милэди, так как не смел придти в замок, боясь Дустерсвивеля.

-- Я слышала, отвечала мис Вардор, бросая ему в шляпу несколько монет, - что ты сделал очень глупое, если даже не дурное дело, Эди, и жалела об этом.

-- Может быть, Эди, сказала мис Вардор, - а все-таки ты виноват.

-- Хорошо, хорошо; не станем спорить об этом. Я о вас самой хотел поговорить с вами. Знаете ли вы что грозит замку Ноквиноку?

-- Великое бедствие, Эди; по неужели уж все знают об этом?

-- Все ли знают? Пристав Свинклин явится сюда сегодня со всею своею шайкою. Мне сказывал это один из его подчиненных, и они не замедлят явиться и скосить луг так исправно, что не зачем будет пускать овец.

-- Верно говорю вам, милэди! Но не предавайтесь отчаянию; взгляните: Небо царит над вашею головою точно так же, как и в ту страшную ночь, которую вы провели между Балибургом и Галкетгедом. Неужели вы думаете, что Тот, Кто избавил вас от морских волн, не сохранит вас от людской злобы, хотя она и вооружена силою закона?

-- Правда твоя, старик; на Него одного я и надеюсь.

-- Почем знать что будет? Чем темнее ночь, тем ближе заря. Еслиб у меня был добрый копь, и еслиб я мог еще ездить верхом, то звал бы чем помочь вам. Я хотел было поместиться на империал "Королевы Шарлоты", да карета осталась на несколько времени в Китльбриге: На козлах сидел какой-то молоденький джентльмен и вздумал править лошадьми; Там Сайт, который должен был бы поступить поразсудительнее, согласился на это, но при повороте с моста возница задел за перила и опрокинул карету, как пустую чашку; хорошо еще, что я не сел наверх. Теперь я пришел к вам между страхом и надеждою, что вы меня отправите дальше на ваших лошадях.

-- Куда же ты хочешь ехать, Эди?

-- Для нашей пользы, Эди? Благодарю тебя за твое доброе намерение; по...

-- Тут не должно быть никаких но, милэди; мне необходимо ехать, сказал упрямый Охильтри.

-- Признаться вам, милэди, это маленькая тайна, которую должно оставить в седой голове старика Эди, и не мучить его вопросами. Если я жертвовал для вас жизнью в известную вам ночь, то наверно не сделаю вам ничего дурного во время вашего несчастия.

-- Поскорее, моя милая барышня, поскорее, ради самого Бога! - И нищий продолжал умолять мис Изабеллу все о том же, пока они шли по дороге к замку.