Антикварий.
Глава XLII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава XLII (старая орфография)

ГЛАВА XLII.

Едва мис Вардор вступила на двор замка, как при первом взгляде заметила, что исполнители закона уж прибыли. Шум, смятение, печаль и любопытство видны были на лицах служителей, когда полицейские ходили из комнаты в комнату, делая опись вещам и движимости, подлежащим продаже или poinding, как называется эта процедура в шотландских законах. Капитан Мак-Интайр приблизился к Изабелле в ту минуту, когда она в мрачном раздумьи остановилась у дверей.

-- Любезная мис Вардор, сказал он, - не приходите в отчаяние; дядя мой сейчас будет и верно найдет средство выпроводить этих негодяев.

-- Ах, капитан, мне кажется, это уж слишком поздно.

-- Нет, воскликнул с нетерпением Эди, - если только мне можно будет отправиться в Таннонбург. Ради Бога, капитан, доставьте мне случай съездить туда, и вы окажете этому несчастному семейству большую услугу, какую ему когда либо оказывали со времен Кровавой Руки: сегодня, как говорит древнее предание, замок и земли Ноквиноков будут потеряны и возвращены.

-- Какая польза будет из твоей поездки, старик? спросил Гектор.

Но Роберт, слуга, на которого так разсердился поутру сер Артур, казалось, только ждал случая доказать свою преданность; он выступил вперед и сказал своей госпоже: - Позвольте доложить вам, сударыня, что старик Охильтри очень опытен и искусен во многих делах - в лечений коров, лошадей и тому подобном, и я уверяю вас, что он не напрасно просится так настоятельно в Таннонбург. Если вы позволите, я в час времени свезу его на тележке. Мне бы очень хотелось быть вам полезным, и как вспомню утро, так просто готов откусить себе язык.

-- От всего сердца благодарю тебя, Роберт, отвечала мис Вардор, - и если ты действительно думаешь, что это будет полезно...

-- Ради самого Создателя, сказал старик, - заложи тележку, Роби, и если я не принесу никакой пользы, то обещаю тебе на возвратном пути броситься с моста в Китльбриге. Торопись, друг мой, время дорого.

Роберт взглянул на свою госпожу, и не видя запрещения опрометью бросился на двор запрягать телегу. Не смотря на то, что старый нищий никаким образом не мог оказать помощи в денежном затруднении, но между простым народом Эди приобрел репутацию умного и дельного человека. Это и заставило Роберта заключить, что без особенной, крайней необходимости старик не стал бы так упорствовать в своем требовании. Но едва Роберт взял за узду лошадь, чтоб заложить ее, полицейский ударил его по плечу и сказал; "Оставь, любезный, эту лошадь, она означена в описи".

-- Как? воскликнул Роберт, - я не могу взять лошади моего господина, по приказанию моей госпожи?

-- Ты не тронешь ничего отсюда, сказал блюститель закона, - или будешь подлежать ответственности.

-- Кой чорт, сударь! - закричал Гектор, последовавший за Охильтри с намерением допросить его обстоятельнее, и ощетинившись подобно горным собакам своей родины, искал только приличного предлога излить свой гнев. - Неужели вы будете столь безстыдны, что запретите слуге повиноваться его госпоже?

Вид и голос молодого воина показывали ясно, что он не ограничится одними убеждениями, и хотя его вмешательство обещало все выгоды процеса о самоуправстве и ослушании законам, но в настоящую минуту могло разразиться очень незабавно для истца. Служитель правосудия подошел к воину, дрожащею рукою взял свою коротенькую палку, оправленную в серебро, и схватился за подвижное кольцо, висевшее на ней. - Сер... капитан Мак-Интайр... мне нет дела до вас... но если вы помешаете мне в моих занятиях, то я изломаю ветвь мира и провозглашу себя обиженным {В оригинале стоит deforced, что значит потерпевший насилие, обиженный. Но Гектору казалось, что полицейский сказал divorced - разведенный с женою, и согласно тому дал свой странный ответ.}.

-- Какому чорту нужно знать, воскликнул Гектор, незнакомый совершенно с судейскими выражениями, - провозгласите ли вы себя женатым или разведенным с женою. Ломайте себе ветви мира, как вы их называете; я знаю только одно, что переломаю вам ребра, если вы не дадите слуге заложить лошадь, по приказанию его госпожи.

-- Беру в свидетели всех присутствующих, сказал пристав, - что я показал ему знаки моего звания. Он не может отпереться незнанием. С этими словами, пристав передвинул свое символическое кольцо с одного конца палки на другой, в знак того, что его прервали насильственно в отправлении его должности.

Честный Гектор, привыкший более к артиллерии чем к формальностям закона, очень равнодушно глядел на эту таинственную церемонию, и столь же равнодушно глядел на пристава, который собирался составить протокол о причиненном ему насилии. Но в эту минуту очень кстати антикварий спас доброго, по бешеного горца от строгой ответственности по закону: Ольдбук явился весь в поту и задыхаясь от усталости, с носовым платком на голове и с париком на конце палки.

-- Кой чорт здесь творится? закричал он, поспешно надевая парик. - Я шел за тобою, думая найдти твою пустую голову раздробленною о какой нибудь утес, и вижу, что ты здесь без Буцефала и ссоришься со Свинклином. Знай, Гектор, что пристав враг опаснее всякого phoca, какого бы то ни было - phoca barbata или phoca vitnlina, с которым ты дрался.

-- Чорт побери и того и другого, сер! отвечал Гектор. - Надеюсь, вы не обвппите меня за то, что я помешал этому негодяю оскорбить такую девицу, как мис Вардор, потому только, что он называет себя королевским приставом; надеюсь, что у короля есть люди получше этого для исполнения своих повелений.

-- Справедливо сказано, Гектор, отвечал антикварий; - по ведь и король, подобно прочим людям, имеет необходимость в поручениях низшого разряда, а следовательно и в таких людях. Предположив даже, что тебе неизвестны статуты Вильгельма Льва, где capite quarto versus quinto преступление, состоящее в насилии, причиненном исполнителям закона, названо clespectus Domini Regis, т. е. презрением, оскорблением, оказанным самому королю, но имя которого совершаются все дела по закону, - ты мог бы по крайней мере вспомнить то что я тебе говорил сегодня поутру, именно, что люди, препятствующие исполнению указов, суть tanquam participes criminis rebellionis {Участники в преступлении мятежа.}, потому что помогающий мятежнику сам quodammodo {Отчасти.} причастен мятежу. Но на этот раз я избавлю тебя от беды.

Антикварий поговорил с приставом, который, по его просьбе, отложил надежду на уголовный процес и принял уверение мистера Ольдбука, что лошадь и телега возвратятся в сохранности часа через три.

-- Послушайте, сударь, сказал антикварий: - за вашу вежливость я вам укажу другой несравненно выгоднейший процес, нечто в роде политического преступления... преступления, наказываемого per Legem Juliam {Законом Июлии.}. Мистер Синиклин - послушай-ка меня.

Ольдбук пошептал ему что-то на ухо минут с пять, подал ему бумагу, и пристав, получив ее, сел на лошадь и поспешно ускакал с одним из своих подчиненных. Помощник пристава, оставшийся в доме для продолжения дела, исполнял должность свою очень осторожно, тихо и точно, как бы чувствуя над собою присмотр строгого и искусного судьи.

В то же время, Ольдбук, взяв под руку своего племянника, вошел в дом; их ввели в комнату сера Артура, который хотя был взволнован чувствами оскорбленной гордости и тревожного ожидания, стараясь скрыть их под видом равнодушия, представлял собоюпечальное и любопытное зрелище.

-- Добро пожаловать, мистер Ольдбук. Я рад друзьям во всякую погоду, и в ясную и в дождливую, сказал бедный баронет, старавшийся казаться не только спокойным, но и веселым, - притворство, резко противоречившее судорожному движению его руки и волнению во всем теле. - Добро пожаловать; я видел как вы приехали верхом; надеюсь, о ваших лошадях позаботятся, не смотря на здешний безпорядок; я всегда хлопочу о лошадях моих друзей. Да! видите ли, они мне оставляют много времени на это, отбирая у меня всех моих собственных. Ха, ха, ха! Не так ли, мистер Ольдбук? - Но эта попытка на остроту сопровождалась истерическим хохотом, который бедный сер Артур хотел представить равнодушным смехом.

-- Вы знаете, сер Артур, что я никогда не езжу верхом, заметил антикварий.

Сер Артур хотел позвонить, по Ольдбук сообщил ему, что племянник приехал на его же серой лошади.

-- На моей? воскликнул баронет. - Может ли это быть? Стало быть, я смотрел против солнца. Я не стою того, чтоб иметь лошадей, так как уж не узнаю и своих собственных.

-- Боже мой! подумал Ольдбук. - Как изменился этот человек! Куда девалась его важность! Несчастие сделало его шутом - Serl pereunti mille figurae {Умирающему представляется множество видений.}. Затем антикварий произнес вслух: - Сер Артур, нам необходимо поговорить о деле.

-- Хорошо, хорошо! Но не забавно ли, что я не узнал лошади, на которой ездил лет пять? Ха, ха, ха!

-- Не станем терять дорогого времени, сер Артур; Бог даст, у нас будет еще время пошутить, - desipere in loco {Нужно иногда оставить ум в стороне.} есть правило Горация. Я подозреваю, что все это дело произошло от плутней Дустерсвивеля.

-- Не произносите его имени, сер! закричал баронет, и притворная веселость уступила место бешенству; глаза его сверкали, рот покрылся пеною, руки судорожно сжимались. Не напоминайте мне этого имени, продолжал он, - если не хотите свести меня с ума! Надо быть таким непростительным глупцом, таким легковерным дураком, таким скотом, чтоб позволить подобному бездельнику взнуздать, оседлать, бить себя, и под какими смешными предлогами! Мистер Ольдбук, я в состоянии растерзать себя собственными руками при одной мысли об этом.

-- Я хотел только сообщить вам, отвечал антикварий, - что плут этот скоро получит награду за свои подвиги, и надеюсь извлечь что нибудь у него в вашу пользу. Он верно имел противозаконную переписку с чужими краями.

-- Неужели? Право?.. О, так к чорту мебель, лошади и все прочее! Я спокойно пойду в тюрьму, мистер Ольдбук. Бог даст, будет за что его повесить.

-- Очень будет за что, сказал Ольдбук, желая чем нибудь разсеять скорбные ощущения, овладевшия несчастным; - и почестнее его болтались на веревке. Но ваше несчастное дело? Нельзя ли вам помочь? Дайте мне посмотреть его. - Ольдбук взял бумаги, и во время чтения их лице его становилось все мрачнее. В эту минуту, в комнату вошла мис Вардор, и устремив глаза на Ольдбука, казалось, хотела прочитать судьбу свою на его лице, но скоро заметила по глазам и нижней губе, что очень мало надежды на спасение.

-- Стало быть, мы в конец разорились, мистер Ольдбук? спросила молодая девушка.

-- В конец? Не думаю; по взыскание очень значительно, и я опасаюсь чтоб за ним не последовало еще много других.

-- И не сомневайтесь, Монкбарнс, подсказал сер Артур: - была бы добыча, а орлы будут. Я похож на овцу, которая падает в пропасть или томится болезнью; если вы в течение двух недель до этого не видали ни ворона, ни коршуна, то теперь в десять минут соберется их до полдюжины: они вырывают у нея глаза (он поднял руку к своим глазам), рвут её внутренности, даже прежде чем она испустит дух. Но проклятый ворон, который так долго терзал меня... вы верно приготовили ему доброе место?

-- Я почти уверен в этом, отвечал антикварий. - Ворон ваш хотел улететь сегодня поутру, и сел было в дилижанс; но в Эдинбурге ему бы подрезали крылья. Впрочем, он и не долетел так далеко, потому что карета опрокинулась, да и могла ли она быть безопасна с таким пасажиром? Дустерсвивель порядочно расшибся, и его перенесли в хижину, неподалеку от Китльбрига; а чтоб предупредить всякую возможность к побегу, я отправил приятеля вашего, Свинклина, чтоб он отвез его в Фэрпорт, in nomine Regis {Во имя короля.}, или, смотря по надобности, исправлял около его постели должность сиделки. Теперь, сер Артур, позвольте поговорить с вами о неприятном положении, в котором находятся ваши дела: посмотрим вместе что возможно сделать для поправления их. - И антикварий пошел в библиотеку в сопровождении несчастного баронета.

Часа два разговаривали они наедине, и наконец прерваны были Изабеллою, которая вошла одетая в дорожное платье. Лице её было очень бледно, но выражало спокойствие, отличавшее её характер.

-- Пристав возвратился, мистер Ольдбук, сказала она.

-- Возвратился? Кой чорт! А куда же он девал негодяя?

-- Кажется отправил в тюрьму; теперь же он спрашивает батюшку и говорит, что не может ждать долго.

На лестнице раздавался громкий спор, и голос Гектора господствовал над всеми прочими голосами.

-- Вы, сударь, офицер, и эти бездельники ваш отряд! кричал Гектор. - Это толпа ободранных портных, вы сами не лучше их, и скоро узнаете себе настоящую цену.

Ответ полицейского офицера невозможно было разслышать, а Гектор кричал снова: - Хорошо, хорошо, сударь! Велите своим подчиненным убираться из дома, или я сам выброшу их сейчас же.

- надеюсь, вы не захотите торопить сера Артура.

-- Нимало, сер, отвечал пристав, снимая шляпу, которую надел было из пренебрежения к угрозам капитана Мак-Интайра, - но племянник ваш очень грубо обходится со мною, и я терпел слишком долго. Впрочем, по данному предписанию, я не могу долее оставить здесь ответчика, если не получу суммы, означенной в этих бумагах. - Пристав указал концом своей грозной палки на ужасный ряд цифр, означенный в предписании.

С другой стороны, Гектор, замолчавший из уважения к дяде, отвечал приставу грозя кулаками и сморщив лоб, с суровым видом, свойственным горцам.

-- Останься в покое, безумец, сказал Ольдбук, - и поди за мною. Ну, чего ты хочешь? Человек этот исполняет свою печальную должность, и ты только наделаешь бед своим сопротивлением. - Мне кажется, вам необходимо будет отправиться в Фэрпорт с этим человеком, сер Артур; в эту минуту, нет возможности поступить иначе. И я поеду с вами посоветоваться что нам делать. Племянник мой проводит мис Вардор в Монкбарнс: смею надеяться, что она изберет это место для своего пребывания до окончания этого неприятного дела.

-- Я поеду с батюшкой, отозвалась Изабелла с твердостью. - Я приготовила все необходимое для нас. Надеюсь, нам позволят ехать в карете.

за нами верхом.

-- Ну, так и я поеду, сказал Гектор, и побежал искать себе лошадь.

-- Надо ехать, проговорил антикварий.

в Ноквиноке... Да, да, Монкбарнс, назовем это припадком подагры, за исключением проклятой боли.

Но глаза баронета были полны слез, и дрожащий голос его показывал, чего стоит ему такая веселость. Антикварий пожал ему руку, и сер Артур, подобно индийским банианам, которые, разговаривая о посторонних предметах, посредством знаков заключают важный торг, - выражал судорожным сжатием руки благодарность другу и весь ужас своих душевных страданий. Все тихо спускались по великолепной лестнице; каждый знакомый предмет, в глазах отца и дочери, принимал новый вид, как бы стараясь врезаться в их память в последний раз.

рода, представителю Ричарда Кровавой Руки и Ганелина из Гуардовсра, можно простить вздох, с которым он оставляет замок своих предков, особенно если он едет с такою свитою. Когда я был сослан с покойным отцом своим в Башню, в 1745 году, то это было по обвинению достойному нашего рода, по обвинению в государственной измене, мистер Ольдбук: нас провожал отряд телохранителей, по повелению государственного секретаря; а теперь, на старости, меня увозит из моего дома (указывая на пристава) такой ничтожный человек за дрянное дело о взыскании фунтов, шиллингов и пенсов.

-- По крайней мере теперь, возразил Ольдбук, - вас сопровождает нежная дочь и искренний друг, если позволите мне так назваться, что может служить вам некоторым утешением, не говоря уже о том, что за это дело вас ни вешать, ни колесовать не будут. Господи! Опять кричит по все горло этот сумасшедший; верно опять какая нибудь ссора! И зачем только нелегкая принесла его сюда?

Действительно, внезапный шум, посреди которого раздался громкий голос и северный акцент Гектора, прервал разговор сера Артура и мистера Ольдбука. Причину этого шума мы изложим в следующей главе.