Антикварий.
Глава XLIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Антикварий. Глава XLIII (старая орфография)

ГЛАВА XLIII.

Торжество, возвещенное воинственным голосом Гектора; трудно было отличить от провозглапиения победы после сражения. Но когда он взбежал на лестницу с пакетом в руке и воскликнул: "Да здравствует старый воин. Смотрите; Эди явился с целым мешком добрых новостей!" тогда нельзя уже было сомневаться, что причина шума была благоприятного свойства. Гектор подал пакет Ольдбуку, дружески пожал руку серу Артуру и пожелал Изабелле много радостей со всею откровенностью горца. Пристав, питавший к капитану Мак-Интайру род инстинктивного ужаса, приблизился к баронету и боязливо следил за всеми движениями воина.

-- Неужели ты думаешь, любезный, обратится капитан к полицейскому, - что я буду о тебе безпокоиться? На, тебе гинею за тот страх, который я причинил тебе. Вот идет старый солдат сорок второго полка, который лучше меня заставит тебя убраться.

Фэрпортский пристав (одна из тех собак, которым по вкусу всякий пуддинг) поднял гинею, брошенную ему Гектором в лице, и заботливо смотрел, какой оборот примет дело. Между тем, все спрашивали и никто не отвечал.

-- Что такое, капитан? спросил сер Артур.

-- Спросите Эди; я знаю только, что все здорово и благополучно, отвечал Гектор.

-- Что все это значит, Эди? спросила мис Вардор у нищого.

-- Вы можете спросить у Монкбарнса, сударыня, так как письмо адресовано к нему.

-- Да здравствует король! воскликнул антикварий при первом взгляде на содержание письма, и в. первый раз от роду забыв приличие, философию и флегму, бросил вверх свою шляпу, которая не упала к нему на руки, а зацепившись повисла на люстре, Ольдбук с восторгом смотрел вокруг себя, держась рукою за парик, который вероятно последовал бы за шляпою, еслиб старик Эди не удержал его восклицанием: "Господи! Что с ним делается? Вспомните, что Каксона здесь нет, и некому будет исправить вашего парика!"

Все окружили антиквария, приступая к нему с вопросами о причине такого внезапного восторга. Несколько пристыженный своими движениями, Ольдбук быстро повернулся назад, подобно лисице, услыхавшей лай целой стаи собак, и шагая через две ступени, проворно добрался до верха лестницы, где обернувшись к удивленному собранию он сказал следующее:

-- Друзья мои, fuvete lin guis {Замолчите, слушайте.}. Чтоб уведомить вас о чем нибудь, я должен, следуя логическому порядку, сперва сам что нибудь узнать; и так, с позволения вашего, пойду в библиотеку и разсмотрю сначала эти бумаги. Сер Артур и мис Вардор! Пожалуйте в гостиную. Мистер Свинклин, secede paulisper {Погодите немного.} или говоря по вашему, дайте нам пять минут отсрочки. Гектор, разряди свои орудия, или отправляйся стрелять в другое место; наконец, прошу вас будьте веселы пока я возвращусь, что и будет instanter {В скором времени.}.

Содержание письма было столь неожиданно, что антикварию можно простить и восторг его и желание отсрочить сообщение полученных известий, так как они не пришли еще в надлежащий порядок в его собственной голове.

Письмо было адресовано на имя Джонатана Ольдбука, владетеля Монкбарнса, и заключало в себе следующее: "Любезный сер! Я обращаюсь к вам как старому и лучшему другу моего отца, потому что, задержанный важными делами по службе, я никак не могу приехать сам. Вы верно знаете теперь запутанное положение наших дел, и вероятно порадуетесь, что я совершенно случайно и неожиданно получил возможность оказать батюшке существенную помощь. Я знаю, что ему угрожают строгими мерами люди, бывшие некогда его поверенными; но по совету и по содействию одного из опытных адвокатов я получил прилагаемое запрещение, которое должно остановить все преследования, покуда иски не будут законно разсмотрены и приведены в порядок. Я прилагаю здесь также сумму в тысячу фунтов на уплату долгов, не терпящих отсрочки, и предоставляю вашей дружбе употребить их по своему усмотрению. Вас удивит, может быть, что я безпокою вас и не отношусь прямо к copy Артуру, что было бы гораздо приличнее в настоящем случае. Но я еще не знаю, открылись ли его глаза на счет человека, от которого, как мне известно, вы часто предостерегали его, и я уверен что пагубное влияние его сделалось причиною всех наших бедствий. А так как средствами помочь моему отцу я обязан великодушию безпримерного друга, то считаю обязанностью принять меры, чтоб прилагаемая при сем сумма была употреблена по назначению, и я убежден, что вы распорядитесь ею сообразно с вашим благоразумием и дружбою к нам. Друг мой, который несколько знаком вам, объяснит нам свои планы в прилагаемом при сем письме. Говорят, что почтовая контора в Фэрпорте не совсем верна, и потому я посылаю это письмо в Танненбург; старик Охильтри, в верности которого не сомневаюсь, знает когда придет письмо, и доставит его вам. Надеюсь в скором времени лично просить у вас извинения за навязываемое вам безпокойство. Имею честь быть вашим преданнейшим слугою

Эдинбург, 6-го августа 179..

Антикварий поспешно распечатал приложенное письмо, содержание которого также удивило и обрадовало его. Оправившись от таких нежданных новостей, он тщательно разсмотрел прочия бумаги, относившияся к делу, положил деньги в бумажник и написал краткое уведомление о получении их, желая в тот же день отправить его на почту, потому что всегда очень акуратно поступал в денежных делах. Наконец, с видом человека, уверенного в важности своих новостей, Ольдбук сошел в гостиную.

-- Свинклин, обратился он к полицейскому, смиренно стоявшему у дверей, - вам лучше всего убраться из Ноквинока со всеми своими спутниками, со всем своим полицейским хвостом. Посмотрите-ка на эту бумагу, мой любезнейший!

-- Это приказ о прекращении взыскания, сказал пристав с печальным видом. - Я был уверен, что дело не зайдет слишком далеко с таким джентльменом, как сер Артур. Хорошо, сер, я отправлюсь со своею командою; но кто же заплатит мне мои издержки?

То был мистер Майльсетер из Фэрпорта с письмами к серу Артуру и к приставу: оба велено было доставить в ту же минуту. Пристав распечатал свое письмо и заметил, что Грипгорн и Грпидерсон, по доброте своей, платят ему за издержки, и что настоящим письмом прекращают свое взыскание. Вследствие этого, пристав тотчас же оставил комнату, собрал свою команду и "очистил Фландрию", по выражению Гектора, подстерегавшого отъезд полицейских, как злая собака ждет удаления ненавистного ей нищого.

Письмо к серу Артуру было от мистера Грингорна, и составляло редкость в своем роде. Мы представим его с комептариями достойного баронета.

"Сер!"

(А-га! уж я более не любезный сер, люди только в несчастии любезны гг-м Грингорну и Гриндерсону).

"С большим сожалением узнал я, по возвращении из провинции, куда ездил по очень важным делам (держу пари, был на скачках), что товарищ мой, во время моего отсутствия, предпочел взяться лучше за дела гг. Гольдибердсов, чем за ваши, и написал к вам неприличное письмо.

"Прошу вас принять мое нижайшее извинение и извинение мистера Гриндерсона (вот и этот пишет за себя и за товарища своего), и я уверен, вы не подумаете, чтоб я был неблагодарен и непризнателен к постоянному доверию, которым пользовалась моя фамилия (его фамилия! проклятый наглец!) от фамилии Ноквиноков. Мне очень грустно, что при свидании сегодня с мистером Вардором, я сделался свидетелем его гнева, и должен признаться, что он сердится не без основания. Но, желая от всей души, по мере моих сил, исправить недоразумение (право, хорошо недоразумение сажать своего патрона в тюрьму!), я отправил нарочного, чтоб остановить все преследования относительно вашей особы и собственности, и в то же время засвидетельствовать вам мое нижайшее извинение. К этому считаю нужным присовокупить, что если вы не откажете нам в своем доверии, то мистер Гриндерсон берется указать на обстоятельства, которые могут значительно уменьшить требование гг. Гольдибердсов (да, да, ведь плутовать надо с той или с другой стороны), и что вам не надобно нисколько торопиться сделать расчет с нами. Имею честь быть за себя и за мистера Гриндерсона вашим, любезный сер (о, к концу начинаются опять фамильярности!) покорнейшим и нижайшим слугою

-- Славно сказано, мистер Динльберт Грингорн! воскликнул Монкбарнс. Я вижу, что не худое дело иметь двух товарищей под одною фирмою. Движение их похоже на мужчину и женщину в голландском детском домике. Если погода благоприятствует клиенту, один из товарищей ласкается к нему как болонка; если же не благоприятствует, то другой собрат бросается на него как бульдог. Благодаря Бога, мой поверенный в делах носят треугольную шляпу с полями, живет в старом городе, так же боится лошадей, как и я; играет в мяч по суботам, ходит в церковь по воскресеньям и, не имея товарища, извиняется только в собственных глупостях.

-- Есть много поверенных, которые очень честны, вмешался Гектор. - Желал бы я послушать, кто бы сказал, что родственик мой Дональд Мак-Интайр, седьмой сын Страттудлема (шестеро служат в армии) не честный человек!

-- Без сомнения, Гектор, без сомнения, все МакъИнтайры честны безъупрека; они имеют на то привилегию. Но я хотел сказать, что в професии, которая требует безграничного доверия, нет ничего удивительного, если найдутся глупцы, нерадивые в исполнении своей обязанности, и мошенники, не исполняющие ее с злым умыслом. Тем более заслуживают уважения те (и я сам поручусь за многих), которые соединяют безкорыстие с искуством и вниманием и честно идут по дороге, усеянной камнями и пропастями. Таким-то людям сограждане их могут доверить защиту своих наследственных прав, а отечество - еще более священное соблюдение своих законов и привилегий.

-- А все-таки счастлив тот, кто не имеет с ними дела, произнес Охильтри, выставляя голову в дверь гостиной, куда он проник без позволения, потому что общее смятение произвело безпорядок, и слуги, подобно волнам, взбитым ураганом, не вошли еще в должные границы, а разсыпались по всему дому.

-- А-га, старый пенни, и ты здесь? воскликнул антикварий. Сер Артур! Позвольте представить вам доброго вестника, хотя он и хром. Вы говорили о воропе, который издали чует добычу, а это сизый голубь (правда, несколько старый и суровый), который почуял за семь миль добрые вести, полетел за ними в телеге и возвратился с масличною ветвью.

-- Мы обязаны всем бедному Роби, который возил меня, отвечал нищий. Бедный, он думает, что милэди и сер Артур сердятся на него.

Из-за плеч Эди показалось боязливое и умоляющее лице Роберта.

-- Что я на него сержусь? воскликнул сер Артур. Как это? (Баронет уже давно забыл досаду, причиненную подожженым жарким). О, да, помню! Я был сердит, Роберт, да и ты был виноват. Ступай за свое дело и никогда не возражай своему господину, когда он не в духе.

-- И никому в свете, прибавил антикварий: - помни что кроткий ответ обезоруживает сердитых.

-- И скажи своей, матери если она еще страдает ревматизмом, чтоб завтра поутру пришла к экономке; мы посмотрим, чем ей помочь, прибавила мис Вардор.

-- Бог да благословит вас, милэди, отвечал бедный Роберт, - и милостивого сера Артура, и молодого лэрда, и всю фамилию Ноквиноков в самых отдаленных её отраслях! Уж много столетий, как эта фамилия благодетельствует всем бедным.

-- Итак, сказал антикварий серу Артуру, - мы спорить не будем сегодня; но вы видите, что благодарность бедного народа обращена к гражданским добродетелям ваших предков. Вы не услышите от него о Кровавой Руке, или о других героях. Что до меня, могу сказать только: Оdi accipitrein, quia semper vivit in armis {Ненавижу ястреба, потому что всегда вооружен.}. Так будем же есть в мире, пить и веселиться, господин рыцарь.

Стол скоро был накрыт, и все весело сели обедать. По просьбе Ольдбука, старику Охильтри позволили сесть в большое кожаное кресло подле буфета, и заставили его ширмами.

при знатном доме.

-- Так что же, сер Артур? возразил нищий, всегда готовый пожертвовать другом острому словцу: - часто умный человек сидит на месте дурака и дурак на месте умного человека, особенно в знатных домах.

Мис Вардор, боясь действия этой остроты на нервы своего отца (остроты, достойной впрочем памяти Айлыни Гурлэя и всякого другого привилегированного шута), поспешила спросить его, не прикажет ли он раздать пива и говядины собравшимся вокруг замка служителям и поселянам, привлеченным разными слухами.

-- Разумеется, моя милая, отвечал ей отец: - так бывало всегда в нашем семействе по снятии осады.

-- Да, осады, в которой держал вас Саундерс Свинклин, пристав, и снятой нищим, Эди Охильтри, par nobile fratrum {Знаменитая чета братьев.}, провозгласил Ольдбук, - и последний не менее заслуживает почтения. Впрочем, сер Артур, в наше время только такия осады и возможны, и нам позволено выпить за свое освобождение по стакану этого превосходного вина. Кажется, это бургундское?

-- Еслиб было что нибудь еще лучше в погребе, сказала мис Вардор, - все бы недостаточно было, чтоб достойно угостить вас после ваших дружеских хлопот.

-- Право? возразил антикварий. - Итак, в благодарность за это, я вам желаю, моя прекрасная неприятельница, претерпеть такую осаду, которая приятна женщинам, и капитуляцию подписать в часовне св. Винокса.

Мис Вардор покраснела; вслед затем вспыхнуло лице Гектора и снова покрылось бледностью.

-- Дочь моя очень обязана вам, Монкбарнс, отвечал сер Артур, - но если вы сами не предложите ей руки, то право не знаю, кому приятен будет в наши продажные времена союз с дочерью разорившагося баронета.

-- Я, сер Артур, я? Нет, нет! Но, чувствуя себя неспособным на бой с моим прекрасным врагом, я не отказываюсь от прав дуэли и пришлю достойного себя представителя. Но об этом когда нибудь после. Что ты нашел такое в газетах, Гектор, что сидишь уткнув в них голову, как будто у тебя кровь идет из носу?

-- Ничего особенного, сер; только то, что дня через дна, так как рука моя почти зажила, я избавлю вас от своего общества и отправлюсь в Эдппбург. Туда приехал маиор Невиль, и я от души буду рад с ним увидеться.

-- Какой маиор? спросил дядя.

-- Маиор Невиль, сер, отвечал воин.

-- Я что за чорт этот маиор Невиль? спросил антикварий.

-- О, мистер Ольдбук, сказал Артур, - вспомните, как часто встречалось имя его в газетах; это молодой офицер, отличавшийся своими подвигами. Но я очень доволен, что капитану Мак-Интайру не нужно оставлять Монкбарнс для свидания с ним. Сын мой пишет, что маиор приедет с ним в Ноквинок; не считаю нужным прибавлять, что мне приятно будет познакомить молодых людей, если впрочем они не знакомы были прежде.

-- Нет, я не знаю его лично, отвечал Гектор, - по слышал о нем много хорошого, и сверх того, у нас есть общие приятели, между прочим и сын ваш. Но мне пора отправляться в Эдинбург, чувствую что я надоел дядюшке, и опасаюсь...

-- Чтоб и он не надоел тебе? прервал Ольдбук. Кажется, это уже исполнилось. Но ты забыл, что приближается заветное 12-е августа, и что в этот день ты предположил посетить лесничого лорда Гленалана, Бог знает где, для преследования мирных птиц.

-- Правда, правда, дядюшка; я и забыл об этом, воскликнул ветреный Гектор; - по вы сказали что-то такое, отчего у меня все другия мысли вышли из головы.

французы?

-- Французы, старый дуралей? возразил Ольдбук, - какой вздор!

-- Я не имел времени прочесть на этой неделе свою кореспонденцию, сказал сер Артур, - что я обыкновенно делаю по средам, исключая особенные случаи, так как все делаю систематически; по из того, что успел уже просмотреть, мне кажется действительно существуют какие-то опасения.

что это назначение сделано из уважения к лейтенанту Тафрилю, - кажется, уж он наверно женится на Дженни Каксон, - другие говорят, что это из угождения к парику вашему, сер Артур, и к парику Монкбарнса; третьи рассказывают, что это в вознаграждение за парик, сделанный им одному из судей, не давшему ему за то ни одного пенни. Как бы то ни было, Каксон сидит на скале как чайка, и готов каркнуть при наступлении бури.

-- По чести, славный выбор! сказал Монкбарнс; - но что будет в это время с моим париком?

во сне и наяву.

Это известие дало другое направление разговору, который обратился на средства общей защиты и на обязанность сражаться за свою родину, что и продолжалось до отъезда гостей.

Антикварий отправился с племянником домой, оставив Ноквинок с изъявлениями чувств взаимного расположения и желаний увидеться с его обитателями как можно скорее.