Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава V

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава V (старая орфография)

ГЛАВА V.

Лодка высадила капитана на борт люгера, и вслед за тем на нем подняли паруса, а после трех пушечных выстрелов в честь Элангоанского замка люгер быстро полетел, по ветру.

-- А-га! воскликнул лэрд, подходя к Маннерингу, которого искал уже несколько времени, - вот они, вот полетели вольные торговцы, полетел капитан Дирк Гатерайк на своем люгере, - полуманец {Манец - с острова Ман.}, полуголандец, получорт! Опусти бугсприт! подыми грот! вперед! - догоняй кто может! Этот молодец, мистер Маннеринг, ужас всех таможенных крейсеров; они ничего с ним не могут сделать: он их или поколотит, или уйдет от них. Да, кстати о таможне: я пришел звать вас завтракать; попотчую вас чаем, который...

Маннеринг между тем заметил, что мысли почтенного мистера Бертрама не вязались между собою как жемчуг в "кое-как нанизанной восточной нити", и потому, пока еще поток слов не унес его от первоначального предмета, Маннеринг сделал ему несколько вопросов о Гатерайке.

-- О! он, он... негодяй первого сорта! с ним никто не связывается: контрабандист, когда пушки его служат баластом, пират, когда оне заряжены. Он насолил таможенным больше всех разбойников с острова Мана.

-- Однако, сер, если таково его ремесло, то почему же он находит на этом берегу защиту и покровительство?

-- Ох, мистер Маннеринг! людям нужны чай и водка, а сюда они этим путем только и попадают; да к тому-ж с ним счет короток: он выбросить вам у ворот боченка два водки или дюжину другую фунтов чаю; а попробуйте связаться с Дунканом Робом, кипльтринганским купцом, так к Рождеству явится чертовски длинный счет, и давай ему чистые денежки или вексель на короткий срок. А Дирк Гатерайк берет в уплату дрова, лес, ячмень, все что есть вод рукой. Да вот я разскажу нам один случай. Был здесь когда-то лэрд Макфи из Гудженфорда, у него было много оброчных кур, т. е. таких, которыми фермеры платят своему хозяину род натуральной повинности; у меня оне всегда ужасно тощи; Луки Финистон прислала мне на прошлой неделе трех таких кур, что смотреть стыдно; а у нея довольно земли для посева; муж её, Дункан Финистон, царство ему небесное! (мы все должны умереть, мистер Маннеринг, это непреложная истина!)... но пока будем жить... завтрак на столе, и Домини готов уже произнести молитву.

Домини произнес молитву, которая, по количеству слов превосходила все что Маннеринг слышал до сих пор из его уст. Чай, доставленный благородным капитаном Гатерайком, оказался превосходным. Однакож Маннеринг заметил, впрочем очень вежливо, как опасно поощрять таких негодяев.

-- Я думаю, сказал он, - что еслиб это нарушало только интересы таможенного сбора...

-- А! господа таможенные, прервал его Бертрам (он никогда не усвоивал себе общей, отвлеченной идеи, и понятие о таможенных сборах было для него олицетворено в комисионерах, досмотрщиках и контролерах, с которыми ему случалось иметь дело) - господа таможенные пусть сами не зевают; никто не обязан им помогать, да кроме того они могут брать себе в помощь солдат; а что касается правосудия, вы удивитесь тому что я скажу вам, мистер Маннеринг: - я не мировой судья.

Маписрниг выразил ожидаемое удивление, хотя и подумал втайне, что почтенное общество судей лишилось немногого, не видя в среде своей добродушного лэрда. Бертрам напал на один из немногих близких его сердцу предметов и продолжал довольно энергически:

-- Нет! имени Годфрея Бертрама из Элангоана нет в списке судей нашего графства, хотя едва ли сыщется какая нибудь дрянь, владелец одной сохи, который не имел бы права присутствовать в трехмесячных сесиях и прибавлять к имени своему буквы М. С. Я очень хорошо знаю, кому я этим обязан. Сер Томас Китлькорт сказал мне почти на-прямки, что отомстит мне, если на выборах я не подам голоса в его пользу; но так как я предпочел стать за кровного, за троюродного брата моего, лэрда Балрудери, то они и выключили меня из списка свободных владельцев; теперь снова наступают выборы, а я пропущен! Выдумали, будто это сделано за то, что я позволял Давиду Мак-Гуфогу, констаблю, писать исполнительные листы и вести дела, как ему угодно, как будто я восковая кукла, что впрочем чистая клевета. В жизнь свою я выдал только семь исполнительных листов, и все их писал Домини. Не будь несчастного дела с Санди Мак-Грутаром, которого констабли дня два или три держали в заперти в старом замке, вместо того, чтоб отослать его в тюрьму графства... О! мне это стоило денег! Впрочем, я очень хорошо знаю, чего добивается сер Томас: точь в точь тоже было и относительно места в кильмагирдльской церкви. Но скажите, пожалуйста, кто имел более права занимать первое место против священника: я, или Мак-Кроски из Креохстона, сын старосты Мак-Кроски, думфризского ткача?

Маннеринг ответил, что вполне признает всю справедливость этих жалоб.

-- Да еще, кроме того, мистер Маннеринг, была история о дороге и пограничной плотине. Я знаю, что сер Томас приложил там ручку; я и сказал прямо, что чую, откуда дует ветер. Возможно ли, чтоб джентльмен вздумал провести дорогу как раз через угол плотины, и отрезать, как заметил мой управитель, десятины две прекрасного пастбища?.. Да еще была история при избрании сборщика податей...

-- Конечно, сер, больно испытывать такое невнимание в стране, где предки ваши, судя по их жилищу, должны были иметь важное значение.

-- Истинно так, мистер Маннеринг; но я - человек простой и не обращаю на это внимания; даже скажу вам - легко забываю обиды. Вот, еслиб вы слышали как отец мой рассказывал о старинных битвах Мак-Дингавэ, нынешних Бертрамов, с ирландцами и горцами, которые приходили сюда с Айлэя и Кантайра; как ходили они в Святую землю, т. е. в Иерусалим и Иерихон, с целым кланом; как принесли они с собою святыни, как у католиков, и знамя что теперь на чердаке... Но что же вы не завтракаете, мистер Маннеринг? вы ничего не кушаете, отведайте вот этой стерляди. Ее поймал Джон Гэй, в суботу будет три недели, в реке, за Гемпсидским Бродом, и проч. и проч.

Негодование удерживало лэрда несколько времени на одном предмете, но теперь он снова пустился в безсвязные, нескончаемые разглагольствования, что дало Маннерингу время подумать о неприятностях положения, которое час тому назад казалось ему достойным зависти. Перед ним был провинциальный джентльмен, лучшее качество которого состояло в добродушии, и этот человек был недоволен своим жребием, ворчал на других за мелочи, которые в сравнении с истинными несчастиями легче пылинки на весах жизни. Но таково уже мудрое распределение Провидения: те, которые не встречают на своем пути больших несчастий, сталкиваются с небольшими неприятностями, достаточными для нарушения их спокойствия; и конечно всякий из читателей заметил, что ни врожденная апатия, ни усвоенная философия не избавляют провинциальных джентльменов от неприятностей во время выборов, трехмесячных сесий и собраний опекунов.

-- Вероятно он просил благословить его корабль. Надо вам сказать, мистер Маннеринг, что эти вольные купцы, которых закон называет контрабандистами, не имеют никакой религии и заменяют ее суеверием. У них тьма заклинаний, талисманов и всякого вздора!

-- Да замолчите же, Домини! Вы готовы вечно болтать (заметьте, что это были первые слова, произнесенные им в то утро, за исключением молитвы пред завтраком). Вы по даете мистеру Маннерингу и слова вымолвить. Так как речь зашла об астрономии, талисманах и т. п., то были ли вы так добры и сделали то, о чем мы говорили вчера вечером?

-- Я начинаю думать, мистер Бертрам, согласно с вашим почтенным другом, что играл, кажется острым ножом, я хотя ни вы, ни я, ни какой либо другой благоразумный человек не может верить предсказаниям астрология, однакоже случалось не раз, что старание прозреть в будущность, сделанное в шутку, влекло за собою серьезные результаты и имело дурное влияние на дела и характер людей. Вот почему я желал бы не отвечать на ваш вопрос.

он отдал Бертраму гороскоп в запечатанном конверте, прося его не вскрывать ранее пяти лет. По истечении этого срока, именно в ноябре месяце, он может прочесть предсказание; Маннеринг надеялся, что первый роковой период пройдет благополучно, и следовательно исчезнет вера и в остальное предсказание. Бертрам охотно дал слово исполнить его желание; для большей же верности Маннеринг прибавил еще, что ребенка может постигнуть несчастие, если отец не последует его наставлению. Остаток дня, проведенный Маннерингом но просьбе Бертрама в Элангоане, не представил ничего замечательного, и на следующее утро путешественник сел на копя, любезно простился с гостеприимным хозяином и товарищем его, пожелал счастия всему семейству, и поворотив коня на юг исчез из виду жителей Элангоана. Он также на время исчезнет из вида наших читателей, потому что настоящий рассказ имеет отношение с другим, позднейшим периодом его жизни.