Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава VI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава VI (старая орфография)

ГЛАВА VI.

Когда мисис Бертрам оправилась и была уже весостоянии выслушивать рассказы о том, что происходило во время её болезни, комната её огласилась тысячью подробностями о прекрасном. молодом студенте из Оксфорда, предсказавшем по звездам будущую судьбу молодого лэрда, "благослови, Господи, его милое личико!" - Наружность, голос, манеры гостя были тщательно описаны, не были забыты ни его лошадь, ни седло, ни уздечка, ни стремена. Все это сделало сильное впечатление на мисис Бертрам, которая была довольно суеверна.

По совершенном выздоровлении, первым её делом было зашить в небольшой бархатный мешечек гороскоп сына, полученный ею от мужа. Ужасно хотелось ей сломать печать; но суеверие пересилило, и она с редкой твердостью духа зашила предсказание во всей его целости, окружив двумя кусками пергамента, для предохранения печати. Потом она повесила этот бархатный мешечек как талисман на шею ребенка и решилась оставить его там, пока не настанет установленный срок для удовлетворения её любопытства.

Отец с своей стороны также решился пополнить свой долг в отношении ребенка, доставив ему хорошее воспитание, для чего он без большого труда уговорил Домини Сампсона отказаться от должности деревенского учителя и совершенно поселиться в замке. За жалование, не превышавшее плату лакея даже тогдашняго времени, Домини обязался передать будущему лэрду Элангоана все знания, которыми оп действительно обладал, и светския манеры, которыми он не отличался, хотя он сам никогда не подозревал этого. В таком распоряжении лэрд находил и собственную выгоду: он обезпечивал себе постоянного и терпеливого слушателя, которому мог рассказывать наедине свои истории, и над которым безопасно мог подтрунивать при гостях.

Спустя четыре года после этого события, в графстве, где находился Элангоанский замок, произошли большие перемены.

Все следившие за политикой уже давно ожидали падения министерства, и наконец, после долгих отсрочек, надежд и опасений, после всевозможных основательных и неосновательных слухов, после многочисленных попоек в клубах, ври криках: "да здравствует такой то"! или: "долой такого то", после страшной суеты и нескончаемых поездок, адресов и протестов, удар наконец был нанесен: министерство пало и вслед затем естественно был распущен парламент.

Сер Томас Китлькорт, подобию другим депутатам, находившимся в одинаковом с ним положении, поспешил в свое графство, по был принят очень холодно. Он был сторонник старого министерства, а друзья нового деятельно собирали уже голоса в пользу сера Джона Фетергеда, имевшого лучших борзых собак и егерей в целом графстве. В числе прочих, присоединившихся к новому знамени, был Джильберт Глосин, клерк в *** и заведовавший делами лэрда Элангоана. Этот достопочтенный джентльмен или получил отказ в какой либо просьбе от бывшого депутата, или напротив получил через него уже все что было возможно, и потому ожидал новых выгод только от присоединения к другой партии. Он имел голос по элангоанскому имению, и теперь решился доставить голос и своему патрону, не сомневаясь, к какой стороне примкнет Бертрам во время избирательной борьбы. Он легко уверил Элангоана, что для него будет очень выгодно стать главою многочисленной партии, и немедленно занялся подбиранием голосов, по способу, известному всем законоведцам Шотландии, состоящему в подразделении большого поместья на мелкие участки, фиктивные владетели которых пользовались избирательными правами. Баронство было так обширно, что отрезывая там и прирезывая тут, они создали десять новых избирателей, которые выступили на политическую арену, под предводительством Элангоана. Это сильное подкрепление решило сомнительную борьбу. Лэрд и агент его разделили славу; награда же досталась исключительно последнему. Джильберт Глосин был сделан секретарем мирового суда, а Годфрей увидел имя свое внесенным в новый список судей немедленно после открытия парламента.

Сделаться мировым судьей было любимейшей мечтой Бертрама - не потому, чтоб ему правились заботы и ответственность этой должности, нет! но он думал, что имеет на нее неоспоримые права, и что его лишали до сих пор этой почести по злобным проискам. Старая шотландская пословица говорит однакоже: "не давай дураку ножа в руки". Едва только Бертрам получил давно желанное место судьи, как начал выказывать излишнюю строгость, и это быстро поколебало его репутацию доброго человека. Нам случилось прочесть где-то историю о мировом судье, который только что вступив в должность написал книгопродавцу, чтобы он выслал ему статуты, относящиеся до его судебной деятельности, и желая сказать: please send the acts relative to justice of peace {Пришлите мне акты, относящиеся к должности мирового судьи.} - написал: please send the ax relating to Augustus Pease {Пришлите мне секиру, относящуюся до Августа Гороха.}. Нет никакого сомнения, что если бы этот мудрый судья получил секиру, то употребил бы ее на изуродование закона. Бертрам был не такой невежда в граматике, как его достопочтенный предшественник, но и сам гороховый судья не мог бы употребить с меньшим разбором оружия, безразсудно ему предоставленного.

своему верному адъютанту, Домини Сампсону, прочитать вслух указ об утверждении его в должности, и разсыпался в благодарности королю за оказанную ему милость.

Вследствие этого, не желая ограничить своей благодарности словами, он решился доказать неусыпною деятельностью, как живо чувствует оказанную ему честь. Новая метла, говорят, хорошо метет, и я сам могу засвидетельствовать, что при появлении новой служанки быстро обращаются в бегство древние, наследственные обитатели моей библиотеки: пауки, заткавшие паутиной во время мирного царствования её предшественницы верхния полки, где стоят только юридическия и богословския книги. Точно также и лэрд Элангоан неутомимо принялся за исполнение своих служебных обязанностей, на беду многим, уже обжившимся и постаревшим в этой местности мошенникам и ворам, его соседям в продолжении полувека. Он делал чудеса, как второй герцог Гумфрей {Герцог Гумфрей, трагедия приписываемая Шэкспиру.}, и с помощию своего судейского жезла возвращал хромым ноги, слепым глаза, разбитым параличем руки; ловил всех, которые нарушали законы об охоте и ловле рыбы. Наградою ему была похвала его товарищей и слава деятельного судьи.

которых он сам когда-то поощрял. Укоренившаяся привычка делала их неспособными начать новый образ жизни, и лишенные возможности трудиться, они были достойны, по собственному их выражению, милосердия всякого истинного христианина. Старый знакомый, нищий, впродолжение двадцати лет регулярно обходивший все соседство, и принимаемый скорее как приятель, чем за предмет сострадания, был отдан в ближайший рабочий дом. Старуха, путешествовавшая по околотку в тачке, как потертый шиллинг, который всякий старается поскорее сбыть другому, и требовавшая носильщиков даже громче, чем требуют лошадей на почтовой станции, - испытала ту же плачевную участь. Дурачок Джок полунегодяй, полуидиот, служивший забавою многим поколениям мальчишек впродолжение половины столетия, был заточен в исправительный дом графства, где лишенный свежого воздуха и солнечных лучей, единственных благ, которыми он мог наслаждаться, зачах и умер через полгода. Старый матрос, уже несколько лет оживлявший законченна стены кухонь песнями о капитане Варде и храбром адмирале Бенбо, был выслав из графства лишь по причине его предполагаемого ирландского выговора. Наконец, усердие нового судьи дошло до того, что он запретил ежегодное появление странствующих торгашей.

Все это не обошлось без замечаний осуждения. Мы созданы не из дерева и не из камня; что срослось с Нашим сердцем и обратилось в привычку, не может быть оторвано без боли, как мох от скалы или кора от дерева. Жены фермеров чувствовали недостаток сплетен и были лишены удовольствия раздавать милостыню в виде пригоршней овсяной муки нищим, передававшим им все местные новости. Хижины нуждались в тысяче безделок, доставляемых разнощиками. Дети оставались без лакомств и игрушек; молодые женщины были лишены булавок, лент, гребней и баллад; старухи не могли уже попрежнему менять яйца на соль и табак. Все эти обстоятельства породили неудовольствие против лэрда, тем более, что прежде он пользовался любовью народа. Даже на его предков ссылались как на живой укор покой деятельности Элангоана.

-- Нечего смотреть, говорили многие, - на то что делают Грписайды, Буривплли, или Бьюфорты; они здесь пришельцы. Но Элангоану, имя которого известно с тех пор как свет стоит, не приходится притеснять бедных! Деда его прозвали нечестивым лэрдом; но хотя он и буйствовал в пьяной компании, а все же не делал бы таких несправедливостей. Нет! большой очаг старого замка не остывал в его время, и на дворе его глодало кости столько же бедных, сколько знатных пировало в зале. Милэди каждый год накануне Рождества раздавала бедным по двенадцати серебряных монет, в честь двенадцати апостолов. Говорили, что это папистский обычай; да нашим господам не мешало бы поучиться у папистов. Они помогали бедным не так, как водится нынче, когда бросают им шесть пенсов в суботу и подвергают всевозможным истязаниям в продолжение остальных шести дней недели.

языки нашли еще более пищи, когда он изгнал из Элангоана табор цыган, живших там с давних лет, и с одним из членов которого читатель уже познакомился.