Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава X

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Скотт В., год: 1815
Категории:Историческое произведение, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава X (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА X.

Смотри: лице чернеет кровью,
Глаза на выкате, в их тусклом блеске
Движенья нет, как будто задушен.
Власа растрепаны и ноздри вздуты,
И руки врозь, как будто он боролся
На жизнь и смерть, и силой побежден.
Шэкспир. - Генрих IV, Часть I.

На следующий день, чем свет, прибыл в Элангоан шериф графства. Шотландские законы дают этому судебному лицу значительную власть в провинции, обязывая его производить следствие о всех совершающихся преступлениях, арестовывать подозреваемых, и пр., и пр.

Шериф графства *** {Шотландский шериф исполняет в этом случае обязанности английского коронера. Прим. Автора.} был человек хорошого происхождения, образованный, и не смотря на некоторую педантичность пользовался всеобщим уважением, как деятельный и благоразумный судья. Первым делом его было допросить всех свидетелей, которые могли пролить какой либо свет на это таинственное событие, и составить протокол или акт дознания, заменяющий в Шотландии следствие английского коронера. Подробные и искусные разспросы шерифа обнаружили несколько обстоятельств, которые противоречили общему предположению, что Франк Кеннеди случайно упал с утеса. Мы приведем в кратких словах некоторые подробности этого следствия.

Труп несчастного Кеннеди был отнесен в хижину рыбака и оставлен в том же положении, в каком его нашли. На это прежде всего обратил внимание шериф. Тело было истерзано и носило очевидные следы падения с большой высоты, на голове у него была глубокая рана, которая по определению искусного хирурга могла только произойти от удара палаша или ножа. Опытный доктор нашел на нем и другие подозрительные признаки. Лице было черно, глаза были на выкате, жилы на шее были раздуты; цветной галстух не был повязан, как обыкновенно, а чрезвычайно слабо, узел же очень стянутый был не на месте, складки его казались очень смятыми, как будто труп тащили за галстух до пропасти.

С другой стороны кошелек бедного Кеннеди был не тронут; и, явление еще удивительнее, два пистолета, которые он всегда имел при себе, найдены в кармане заряженными. Это было тем непонятнее, что все контрабандисты боялись его как человека храброго, и не раз доказавшого на деле как искусно он владеет оружием. На вопрос шерифа имел ли Кеннеди привычку носить при себе другое оружие, многие из слуг мистера Бертрама припомнили, что он нередко имел при себе охотничий нож, по никто не знал взял ли он с собою этот нож в день смерти.

На трупе не было других признаков, которые могли бы указать на причину его смерти. Одежда была в большом безпорядке, и тело изувечено, но первое было вероятным, а второе необходимым следствием падения с высоты; руки его были сжаты и полны землею; но и это обстоятельство ничего положительно не доказывало.

После этого судья отправился на место, где было найдено тело, и допросил свидетелей о точном положении, в котором они его находили. Огромный осколок утеса казалось сопровождал его падение или последовал тотчас за ним: он был до того тверд, что хотя падал с такой возвышенности, совершенно уцелел, за исключением отлетевших от него очень небольших кусков. Поэтому шериф мог определить его вес, измерив величину, и различить сторону осколка, которой он прилегал к скале, так как она была другого цвета, чем места давно подвергнутые влиянию воздуха и солнца. Потом шериф взобрался на утес и убедился, что недостаточно было тяжести одного человека для низвержения подобного камня, и он по видимому был так легко прислонен к утесу, что можно было его сдвинуть и скинуть вниз рычагом или соединенными усилиями трех или четырех сильных людей. Трава на окраинах пропасти была недавно притоптана, точно ногами лиц боровшихся на жизнь и на смерть. Такие же, но не столь ясные следы провели ловкого следователя по тропинкам, которые мог избрать лишь человек, желавший скрыться в чаще леса, покрывавшого утес.

виднелись ясные отпечатки ног; наконец, кое-где можно было различать несколько кровяных пятен. Очевидно, несколько человек пробирались тут сквозь чащу дубов и орешника; а в некоторых местах казалось, что тащили что нибудь тяжелое, мешок с зерном или мертвое тело. В одном месте чащи была небольшая, болотистая впадина беловатого цвета, вероятно от примеси к почве мергеля. На спине сюртука Кеннеди были пятна подобного же цвета.

Наконец, в четверти мили от роковой пропасти следы вывели их на небольшую поляну, сильно притоптанную и обагренную кровью, хотя видимо старались скрыть сухими листьями следы жестокой борьбы. Здесь у самой поляны найден был охотничий нож несчастного Кеннеди, а в другой стороне перевязь и ножны, старательно спрятанные под хворостом.

Шериф велел смерить и изследовать как можно тщательнее следы, оставленные на земле. Одни из них совершенно соответствовали величине ноги жертвы, другие были больше, третьи меньше, что несомненно свидетельствовало о бывших там четырех или пяти человек. Но всего важнее были следы детской ноги, попадавшиеся только на этом месте; а так как в двух шагах отсюда проходила дорога, просекавшая Варохский лес, то естественно было предположить, что ребенок спасся по ней во время схватки. Однако о нем нигде не было ни слуха, ни духа, и потому шериф внес в протокол даже самые мелкия подробности своих розысканий, из которых он вывел заключение, что Кеннеди был коварно убит, и убийцы, кто бы они ни были, похитили юного Гарри Бертрама.

Для открытия виновных были приняты всевозможные меры. Подозрения пали на контрабандистов и цыган. Судьба люгера Дирка Гатерайка была вне сомнения. Два человека видели, хотя издали с противуположного берега Варохской бухты (так называется гавань на южной стороне Варохской стрелки), как люгер обогнув мыс направился к востоку в очень плохом положении. Вскоре он стал на мель; на нем показался густой дым и наконец он загорелся. Люгер был уже весь, объят пламенем, когда они увидали корвет, приближавшийся к нему на всех парусах. Пушки люгера стреляли сами собою по мере приближения к ппм огня, и под конец с ужасным треском люгер взлетел на воздуха... Корвет, державшийся вдали для своей собственной безопасности, ушел после взрыва в открытое море, направляясь к югу. Шериф спросил у этих людей, не спускал ли люгер лодки, но они не могли дать определенного ответа. Они ничего подобного не видали; во дым, несомый ветром в их сторону, легко мог скрыть лодку от их взоров.

Не могло быть никакого сомнения, что этот люгер принадлежал Дирку Гатерайку. Он был известен всему берегу, и его прибытия ожидали. Письмо капитана корвета, к которому отнесся шериф, вполне подтверждало это предположение. К письму была приложена выписка из его лог-бука, свидетельствовавшая, что по требованию Франка Кеннеди, состоявшого в таможенной службе его величества, он крейсировал в виду берега, поджидая люгер Дирка Гатерайка, нагруженный контрабандой; а Кеннеди с своей стороны должен был наблюдать с берега за контрабандистом, который как человек отважный и бывший уже несколько раз под судом, мог посадить люгер на мель. Около девяти часов утра, он увидал судно, походившее по описанию на люгер Гатерайка, а потому погнался за ним, и дав несколько тщетных сигналов остановиться и поднять флаг он открыл огонь. Тогда люгер поднял гамбургский флаг и ответил залпом; бой продолжался три часа и наконец, когда люгер огибал Варохскую стрелку, то капитан заметил, что грот-мачта была у него сбита и все судно повреждено. Впродолиспие некоторого времени корвет не мог воспользоваться этим обстоятельством, потому что слишком близко подошел к берегу, и чтоб обогнуть мыс должен был выдти в открытое море. Когда же он возобновил погоню, то люгер был в огне и по видимому покинут экипажем. Судно это горело так страшно от боченков с водкой и других горючих материалов, выставленных вероятно с намерением на палубу, что лодкам подойти к нему было невозможно, тем более что заряженные пушки стреляли от жара сами собой. Капитан вполне был уверен, что экипаж люгера поджег его и спасся на лодке, а потому дождавшись взрыва судна он направился к острову Ману, чтоб захватить там контрабандистов, которые вероятно после двух или трех дней, проведенных на берегу, станут искать спасения в своем обычном убежище. Но ожидания были тщетны: никто из контрабандистов не появлялся на острове Мане.

"Акула", и в конце он заявлял сожаление, что ему не удалось захватить негодяев, дерзнувших стрелять по королевскому флагу, и клялся, что если когда нибудь он встретит Дирка Гатерайка, то немедленно представит его на берег для достойного возмездия.

Таким образом было почти достоверно, что экипаж люгера спасся, а следовательно можно было легко объяснить смерть Кеннеди встречею в лесу с контрабандистами, приведенными в отчаяние потерею своего судна, главным виновником чего был он - Кеннеди. Также было очень возможно, что они в своем изступлении убили и ребенка, отцу которого Гатерайк не раз угрожал за преследование контрабандистов.

Против этого предположения возражали, что пятнадцать или двадцать человек не могли скрыться на берегу при тщательных обысках, произведенных тотчас после взрыва люгера; если же и допустить, что им удалось найдти убежище в лесу, то их лодки должны были остаться на берегу; наконец, нельзя было предположить, чтоб в таком затруднительном положении, когда бегство было трудно и почти невозможно, они решились бы на безполезное убийство, из одной только мести. Лица, разделявшия это мнение, полагали, что вероятно лодки были спущены с люгера незаметно для наблюдающих за пожаром на судне и отплыли с экипажем уже далеко, когда корвет обогнул мыс, или что во время боя лодки были уничтожены выстрелами, и экипаж мужественно решился погибнуть с люгером. Последнее предположение было тем вероятнее, что ни Дирка Гатерайка, ни. одного из его матросов, хорошо известных на берегу, не было видно ни в окрестностях, ни на острове Мане, где также были произведены тщательные поиски. Однако с другой стороны море выбросило только труп одного матроса, убитого ядром. И так оставалось только изготовить поименный список, с обозначением примет всех матросов Гатерайка и объявить награду за их поимку; та же награда была обещана всякому, за исключением самих злодеев, кто откроет убежище убийц Кеннеди.

они были вполне способны; к тому же похищение ребенка было преступлением более подходящим к их правам, чем к обычаям контрабандистов, а Кеннеди мог погибнуть, защищая дитя. Наконец все помнили, что за несколько дней перед тем Франк играл важную роль в изгнании цыган из Дернклюга и что некоторые из старшин табора грозились ему отомстить.

Шериф снял также показания с несчастного отца и его слуги относительно встречи Элангоана с цыганским табором, удалявшимся из Дернклюга. Слова Мег Мерилиз в особенности возбуждали подозрение. Она угрожала несчастьем, как заметил шериф, damnum minatum, а предсказанные несчастья не замедлили осуществиться - in аlum secutum. Молодая поселянка, ходившая за орехами в Варохский лес в этот роковой день, уверяла, хотя и отказываясь от присяги, что видела Мег Мерилиз, вдруг вышедшую из чащи; по крайней мере рост и фигура этой женщины вполне напоминали цыганку; но так как она не отвечала на её оклик и тотчас исчезла, то свидетельница не могла ручаться, была ли это цыганка или её тень, так как подойти ближе она не посмела. Этот рассказ отчасти подтверждался тем фактом, что в тот вечер, по удостоверению Элангоана и его садовника, топилась печь в покинутой цыганкой хижине. Но если Мег принимала участие в таком преступлении, то трудно было поверить, чтобы она посмела через несколько часов воротиться на место, где всего вероятнее стали бы искать ее.

их табора, расположенного в десяти милях от Элангоана. На их показания конечно нельзя было полагаться, но какие же были против нея улики? Один только факт, но очень замечательный, свидетельствовал против нея. На руке у нея была рапа, по видимому от острого оружия, и рана эта была перевязана платком, принадлежавшим Генри Бертраму. Но старейшина табора объявил, что в тот день он нанес удар Мег Мерилиз своим кинжалом; она сама и другие цыгане подтвердили это показание; а что касается платка, то в Элангоане столько крали белья в последнее время пребывания цыган на его землях, что легко можно было объяснить простой кражей нахождение платка в руках этой женщины, не обвиняя ее в более ужасном злодеянии.

При её допросе было замечено, что она отвечала очень равнодушно на вопросы о смерти Кеннеди или "таможенного", как она его называла; но с негодованием возставала против лиц, полагавших, что она была в состоянии сделать зло маленькому Генри Бертраму. Ее продержали довольно долго в тюрьме, в надежде, что время прольет свет на это таинственное событие; но так как ничего не открылось, то ее наконец освободили, выгнав из графства, как воровку и бродягу. О ребенке не было никаких слухов, и это несчастье, наделавшее столько шума, в конце концов причислено было к непостижимым явлениям. Память о нем сохранилась только в названии утеса, с которого упал или был сброшен несчастный Франк Кеннеди. Народ прозвал его "Скачком Таможенного".



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница