Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава XIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава XIII (старая орфография)

ГЛАВА XIII.

Утром рано на другой день Маннеринг сел на коня и отправился в сопровождении своего слуги в Элангоан. Ему не нужно было разспрашивать куда ехать. Аукционная продажа в провинции - предмет общого любопытства и развлечения; люди всякого звания стекались туда со всех сторон.

Проехав около часа по живописным местам, Маннеринг увидел наконец старые башни развалин. Как разнились теперешния чувства его от тех, с какими несколько лет назад он покидал эти развалины. Окрестности были все те же; но как изменились чувства, надежды, желания зрителя! Тогда любовь радужно освещала всю его будущность. Теперь, разочарованный в любви, пресыщенный славою и тем что свет называет успехом, с душой, отравленной горькими воспоминаниями и раскаянием, он питал только одно желание и надежду: найдти убежище, где мог бы предаваться меланхолии, сделавшейся обычной спутницею его до гроба.

"Но как жаловаться смертному на непрочность своих надежд и тщетность расчетов, думал он. - Древние бароны, воздвигшие эти огромные, прочные башни на защиту своего могущества и на житье своему роду, даже во спе не видали, что настанет день, когда последний из их потомков будет выгнан как безприютный странник из своих владений! Неизменны только благодеяния природы. Солнце так же будет освещать эти развалины, сделаются ли оне собственностью пришельца или мошенника, извращающого законы, как освещало их, когда еще развеваллсь над зубцами знамена их первых основателей."

С такими мыслями Маннеринг подъехал к воротам дома, открытым в этот день для всех. Он вошел вместе с другими, ходившими по комнатам: одни выбирали что купить, другие просто глазели из любопытства. Подобная сцена даже и при лучших обстоятельствах всегда печальна! Безпорядок мебели, единпутой с обычного места чтобы покупатели могли ее видеть со всех сторон, неприятен для глаз. Вещи, на своем месте казавшияся хорошими, теперь принимают какой-то жалкий вид; комнаты, лишенные всего что составляло их украшение и удобство, походят на развалины. Грустно, когда семейная домашняя жизнь открыта любопытству зевак и черни; грустно слышать их грубые расчеты и плоския шутки над чуждыми им привычками и предметами комфорта, - веселый юмор, сильно поддерживаемый водкою, без которой никогда не обходятся в Шотландии подобные аукционы. Такое тяжелое впечатление производила сцена, происходившая в Элангоане; по сознание, что в настоящем случае этот аукцион означал совершенное разорение древняго и почтенного рода, придавало всему окружающему еще более мрачный вид.

Долго Маннеринг искал кого-нибудь кто мог бы ответить на его разспросы об Элангоане; наконец, старуха служанка, утирая глаза передником, сказала:

-- Лэрду немного лучше, и сегодня, кажется, он может выехать. Мис Люси ждет кареты с минуты на минуту, и так как сегодня хорошая погода, то мы вынесли его в креслах на лужайку перед старым замком. Что ему смотреть на это грустное зрелище?

Маннеринг пошел отыскивать его, и вскоре увидел небольшую группу из четырех человек. Они находились на небольшом холме, и потому взбираясь по крутой тропинке он мог на свободе разсмотреть их и приготовиться к встрече.

Бертрам разбитый параличем почти не в состоянии был двигаться и сидел в покойных креслах в колпаке и просторном камлотовом халате, укрытый до колен шерстяным одеялом. За ним стоял, скрестив руки и опершись на палку, Домини Сампсон, которого Маннеринг тотчас узнал. Время не изменило его; только черный сюртук порыжел, и бледные щеки более ввалились. Возле старика виднелся образ сильфиды, - девушка лет семнадцати. Полковник тотчас догадался, что это дочь Бертрама. По временам она безпокойно поглядывала на аллею, как будто ожидая экипажа, а между тем поправляла одеяло, чтоб защитить отца от холода, и с улыбкой отвечала на его по видимому гневные вопросы. Она не решалась взглянуть в ту сторону, где стоял их дом, хотя говор толпы и приковывал к себе её внимание. Четвертым в этой группе был статный молодой человек, разделявший, казалось, безпокойство мис Бертрам, и помогавший ей успокоивать старика.

Молодой человек первый заметил полковника Маннеринга и поспешил к нему на встречу, как будто из учтивости не желая допустить его к их печальному обществу. Маннеринг остановился и объяснил кто он такой.

-- Я приезжий, сказал он, - мистер Бертрам почтил меня некогда своим гостеприимством, и я не осмелился бы безпокоить его в таком бедствии, еслиб не заметил, что старик покинут почти всеми; поэтому я душевно желаю предложить свои услуги мистеру Бертраму и его дочери.

Он остановился в некотором разстоянии от кресла. Старик устремил на него угасший взор; по видно было, что он не узнает его. Домини был слишком опечален, чтоб даже заметить его присутствие. Молодой человек сказал в полголоса несколько слов мис Бертрам, и она, робко подойдя к Маннерингу, поблагодарила его за участие.

-- Но отец мой, прибавила она со слезами на глазах, едвали вас узнает.

-- Батюшка, сказала она, - мистер Маннеринг, ваш старый приятель, приехал навестить вас.

-- А! очень рад, любезно отвечал старик, стараясь привстать, и на увядшем-лице его как будто сверкнул луч удовольствия. - Но, Люси, душа моя, пойдем домой: нашему гостю тут холодно. Домини! возьмите-ка ключ от погреба. Мистеру... не худо выпить с дороги.

Маннеринг был невыразимо тронут различием между этим приемом и тем, какой оказан был ему этим же человеком несколько-лет назад. Он не мог удержаться от слез, что немедленно приобрело ему доверие бедной девушки.

-- Увы! сказала она, - даже и чужому здесь горько! Но все же лучше, что бедный батюшка все-таки ничего не знает и не чувствует.

В эту минуту подошел слуга в ливрее и шопотом сказал молодому человеку: Мистер Чарльс, милэди желает, чтоб вы сторговали для лея бюро черного дерева; с ней и лэди Джени Деворгойль; оне просят вас сейчас пожаловать.

-- Скажи им, Том, что ты не нашел меня; или нет, постой... скажи, что я смотрю лошадей.

-- Нет, нет, произнесла Люси с жаром. - Если вы не хотите усиливать горечь этой горькой минуты, идите сейчас к ним. Мистер Маннеринг, я уверена, проводит нас до кареты.

-- Без сомнения, мис, отвечал Маннеринг: - ваш знакомый может вполне на меня положиться.

-- Так прощайте, сказал молодой Гэзльвуд, и шепнув ей что-то на ухо, быстро сбежал с пригорка, как будто боясь, что у него не хватит силы уйдти тихими шагами.

-- Куда это побежал Чарльс Гэзльвуд? сказал больной, вероятно привыкший к его присутствию. - Куда это он побежал? Что там такое?

-- Он сейчас вернется, отвечала Люси.

Из развалин послышались голоса. Читатель припомнит, что замок, откуда шли разговаривавшие, сообщался с берегом.

-- Да, ваша правда, тут много морских раковин для удобрения, и если вздумается строить новый дом, - а это, кажется, необходимо, - то это чортово-гнездо доставит довольно тесаных камней.

-- Боже мой! воскликнула мис Бертрам, обращаясь к Сампсону: - это голос негодяя Глосина! Вид его убьет батюшку!

Сампсон повернулся на каблуках и большими шагами пошел на встречу Глосину, показавшемуся под аркою развалин. - Отыди! сказал он, - отыди! Или ты хочешь ограбить и разом убить старика?

-- Полно, Домини Сампсон! нагло возразил Глосин; - если вам не удалась проповедь с кафедры, так здесь она неуместна. За нас закон, любезнейший; за вами пусть останется библия.

Уже одно имя этого человека раздражало в последнее время бедного больного. Звуки его голоса страшно подействовали на него. Он встал без посторонней помощи и произнес сильным, громким голосом, резко противоречившим его страдальческому лицу: - Прочь с глаз моих, змея! проклятая змея, которую я отогрел на своей груди! И ты не боишься, что потолок в жилище отцов моих упадет и сотрет тебя в прах? что порог дверей элангоанских раскроется и поглотит тебя? Не был ли ты без друзей, без крова, без денег, когда я подал тебе руку помощи? И ты выгоняешь меня - меня и это невинное создание, без друзей, без крова, без денег, без дома, укрывавшого меня и род мой тысячу лет?

Если бы Глосин был один, то он вероятно удалялся бы молча; по присутствие незнакомца и бывшого с ним землемера удержало его. Однакож он, при всей своей наглости, немного смутился. - Сер, сер, мистер Бертрам! промолвил он, - вы не должны меня обвинять... ваше собственное неблагоразумие, сер...

-- Милостивый государь, воскликнул Маннеринг, который не мог более сдержать своего негодования - не входя в дальнейшия разсуждения об этом предмете, скажу вам, что вы очень не кстати выбрали место и время для объяснений. Вы обяжете меня удалясь отсюда, без дальнейших разговоров.

Глосин, человек высокого роста, крепкий и сильный, предпочитал помериться с человеком, которого надеялся одолеть, чем защищать свой низкий поступок в отношении своего старого благодетеля.

-- Не знаю кто вы, сказал он, - по я никому не позволяю дерзко обращаться со мною.

сию же минуту, клянусь Небом, я сброшу вас с этого утеса в море.

Кучер мисис Мак-Кандлиш, подоспевший как раз во время этого разговора, произнес громко:

-- Заупрямься он только, я бы ему, мошеннику, задал пинка!

Вместе с тем он доложил, что лошади готовы для больного и его дочери.

заметившей с ужасом, что глаза его уже не смотрят и пульс не бьется, известил окружавших о его кончине.