Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава XIV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава XIV (старая орфография)

ГЛАВА XIV.

Нравоучение, выводимое поэтом из обыкновенного мерила времени, может быть вполне применено к нашим чувствам относительно того краткого мгновения, которое называют человеческой жизнью. Мы хладнокровно смотрим на стариков, больных, и всех находящихся в опасности, мы не сознаем, что они стоят на краю бездны, и только когда они переступают за пределы мрачной неизвестности, мы хоть на секунду сознаем превратность жизни; тогда

Толпа праздных зевак собралась в Элангоан позабавиться, или по их выражению, за делом, мало обращая внимания на чувства тех, которые горько страдали в эту минуту. Правда, очень немногие знали семейство Элангоан. Отец, благодаря несчастью, уединенной жизни и идиотству, в которое он впал в последнее время, уже несколько лет как изгладился из памяти современников, - а с дочерью его никто не был знаком. Но когда разнеслась весть в толпе, что несчастный мистер Бертрам умер, покидая жилище своих предков, то в сердце каждого пронеслось сострадание, и хлынуло бурным потоком, как некогда воды из скалы под жезлом пророка. Все стали вспоминать древность и неукоризненную честность его рода, отдавая священную дань уважения несчастию, никогда не взывающему напрасно в Шотландии.

Мистер Мак-Морлан поспешно объявил, что он прекращает аукцион и оставляет поместье со всем находящимся в нем имуществом во владении молодой лэди, пока она не посоветуется с своими друзьями и не похоронит отца.

Глосин притих на несколько минут при всеобщем изъявлении сожаления; но заметив, что в народе не высказывается против него негодования, потребовал продолжения аукциона.

-- Я беру остановку продажи на себя, сказал помощник шерифа, - и отвечаю за последствия. О дне аукциона будет возвещено в свое время. Общая польза требует, чтоб имение было продано как можно дороже, а теперь на это нельзя надеяться. Я беру на себя ответственность.

Глосин быстро и незаметно удалился из дома. И хорошо сделал, потому что Джок Джабос уже подбивал группу оборванных молодцов вытолкать его из дома.

Несколько комнат наскоро были приведены в порядок для покойника и его дочери. Маннеринг решил, что ему тут нечего делать и что дальнейшее его присутствие может показаться навязчивым. Он заметил, кроме того, что несколько родственников Элангоана заявили готовность отдать последний долг человеку, родство с которым составляло главную опору их знатности, по о чем они не помнили в годину его несчастия. За честь распоряжаться похоронами Годфрея Беттрама заспорили теперь, как семь городов за право считаться родиной Гомера, семь знатных богачей, из которых ни один не предложил ему убежища, когда он был жив. И так видя, что его присутствие безполезно, Маннеринг положил уехать недели на две. Аукцион был назначен по истечении этого срока.

Но перед отъездом он хотел повидаться с Домини Сампсоном, который узнав, что какой-то джентльмен желает с ним говорить, явился с выражением удивления на его исхудалом лице, которому новое горе придавало еще более мрачное выражение. Он раза три низко поклонился Маннерингу и вытянулся, терпеливо ожидая его приказаний.

-- Вы вероятно не догадываетесь, мистер Сампсон, о том что может вам сказать незнакомец?

-- Да; впрочем, может быть, вы желаете, чтоб я преподавал кому нибудь словесность и филологию; но я не могу, - у меня есть дело.

-- Нет, мистер Сампсон, я не так честолюбив. Сына у меня нет, а дочь моя вероятно недостойна быть вашей ученицей.

-- Конечно, отвечал простодушный Домини, - однакоже, я учил паукам мис Люси, тогда как ключница учила ее только безполезным знаниям - хозяйству и шитью.

-- О мис Люси, сказал Маннеринг, я и хотел с вами поговорить. Вы, конечно, меня не помните?

-- Сампсон, всегда разсеянный, не мог припомнить теперь по только астролога давно минувших лет, но и незнакомца, подавно защитившого его патрона от дерзостей Глосина, - так перемешались в его голове все мысли от внезапной смерти друга.

-- Но все равно, продолжал полковник, - я старый приятель покойного мистера Бертрама, и желаю помочь его дочери в теперешних её затруднительных обстоятельствах. Сверх того я намерен купить это поместье, и желаю, чтоб все было в нем в порядке. Будьте так добры, возьмите эту небольшую сумму на необходимые издержки для семейства. И он положил в руку Домини кошелек с золотом.

-- Уди-вы-тель-но! воскликнул Домини, - но если вам угодно обождать...

-- Невозможно, невозможно! отвечал Маннеринг, быстро удаляясь.

-- Удивительно! повторил Домини, преследуя его по лестнице, с кошельком в руке, - Но эти деньги...

Маннеринг сбежал с лестницы как только мог скорее.

-- Удивительно! воскликнул Домини в третий раз остановись в дверях. - Но эти мопсты...

Маннеринг был уже на коне и не мог его слышать. Домини отроду не видавший в руках своих и четверти такой суммы, хотя она состояла всего из двадцати гиней, "искал совета", по его собственному выражению, "о том, как приличнее вести себя относительно сего вверенного ему злата". К счастию, он нашел безкорыстного советника в Мак-Морлане, который указал ему лучшее средство употребить его на пользу мис Бертрам, для чего оно, конечно, и предназначалось.

гостеприимства. Поэтому она решилась попросить совета у ближайшей родственницы отца, мисис Маргариты Бертрам из Снигльсайда, старой девы, к которой и писала подробно о своем плачевном положении.

Бертрама похоронили тихо, по прилично. Бедная девушка понимала, что она теперь только временная жилица дома, где родилась, и где её терпеливые и нежные заботы так долго убаюкивали преклонную старость. Мак-Морлан однако обнадеживал ее, что её не лишат неожиданно и безжалостно этого убежища. По судьба устроила иначе.

Два дня до срока, назначенного для продажи элангоанского поместий, Мак-Морлан с минуты на минуту ждала, появления Маннеринга, или по крайней мере письма с доверенностью. Но никто не являлся. В самый день аукциона Мак-Морлан встал рано и пошел на почту, - но письма к нему не было. Он старался уверить себя, что Маннеринг явится к завтраку, и велел жене приодеться и вынуть хорошую посуду, но все приготовления были напрасны.

Но увы! было уже поздно! Настал назначенный час, и народ сошелся в Масонс-Лодж в Кипльтрингане, где назначен был аукцион. Мак-Морлан растягивал предварительные распоряжения сколько мог и медленно прочел опись вещам, словно это был смертный приговор. Каждый раз, как отворялась дверь, он поглядывал на все с надеждой, которая, увы! все более и более угасала. Он прислушивался к каждому шуму на улице, стараясь разслышать звук копыт или колес. Но все было напрасно. Вдруг в голове его мелькнула отрадная мысль: не поручил ли Маннеринг покупку другому? И он ни на минуту не обвинил его в недоверии к себе; но и эта надежда вскоре исчезла. После минуты торжественного молчания, Глосин надбавил цену на земли и баронство Элангоан. Все молчали, никто не давал более; и когда песочные часы повернулись, мистер Мак-Морлан принужден был объявить, что торг законно совершен и что Глосин законный покупщик сказанного имения. Но он отказался от роскошного обеда, которым Джильберт Глосин, теперь Джильберт Глосин эсквайр из Элангоана, угостил всех прочих, и возвратясь домой в желчном настроении разразился резким порицанием индийских набобов, которые никогда не знали что будет с ними через десять дней. Однако случай великодушно принял всю вину на себя и успокоил негодование Мак-Морлана.

в нем заключалась доверенность на имя Мак-Морлана на покупку поместия. Сверх того полковник извещал, что важные семейные обстоятельства требуют его присутствия в Вестморланде, куда и просил адресовать письма на имя Артура Мервина в Мервин-Галь.

В пылу гнева Мак-Морлан бросил доверенность в лице служанки ни в чем не повинной, и с трудом его удержали от своеручной расправы с негодяем нарочным, медленность и пьянство которого погубили все дело.