Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава XX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава XX (старая орфография)

ГЛАВА XX.

Настал день, когда ожидали в Вудбурн полковника Маннеринга с дочерью. Час приезда приближался, и каждый из ожидающих имел поводы к тревоге. Мак-Морлан естественно желал приобрести покровительство и расположение человека с таким значением и богатством, как Маннеринг. Зная хорошо свет, он заметил, что Маннеринг, великодушный и добрый человек, имел слабость требовать, чтобы его приказания исполнялись в точности. Поэтому его безпокоило - все ли устроено согласно желанию и предписаниям полковника, и тревожимый этою мыслию он бегал по всему дому, от чердака до конюшни. Мисис Мак-Морлан вращаясь в меньшей орбите, состоявшей из столовой, кладовой и кухни, боялась только одного - чтоб не испортился обед и тем не пошатнулась её репутация хорошей хозяйки. Даже обыкновенное хладнокровие Домини было нарушено до такой степени, что он два раза подходил к окну и два раза воскликнул: "зачем медлят колеса их экипажа?" Люси, казавшаяся на взгляд спокойнее всех, была погружена однако в грустные мысли: она теперь будет под покровительством или лучше сказать будет пользоваться милостями чужих людей, которых она едва знала, хотя и слышала о них. И так, минуты ожидания были для всех тревожны.

Наконец послышались лошадиный топот и стук колес. Слуги, приехавшие прежде, бросились встречать господ с такою заботливостью и поспешностью, что Люси, не привыкшая к обществу и не знавшая обычаев так называемого большого света, несколько встревожилась. Мак-Морлан побежал к дверям встретить хозяев, и через несколько минут они вошли в залу.

Маннеринг, приехавший по обыкновению верхом, вел свою дочь под руку. Она была средняго роста, или даже меньше средняго, по прекрасно сложена. Черные, пронзительные глаза и длинные, черные как уголь волосы соответствовали живому, умному выражению её лица, в котором можно было прочесть немного гордости и немного робости, много лукавства и несколько саркастического юмора. - "Я не полюблю ее", подумала Люси, с первого взгляда, по взглянув вторично прибавила: "нет, кажется полюблю..."

Зимний холод заставил мис Маннеринг закутаться в шубу, полковник же был в своем военном плаще. Он поклонился мисис Мак-Морлан; Джулия также ее приветствовала, но присела не очень низко. Потом полковник подвел дочь к мис Бертрам, и взяв за руку Люси, сказал дружеским, почти родительским тоном:

-- Джулия! Вот молодая лэди, которую добрые друзья уговорили сделать нам честь погостить у нас. Я буду очень рад, если ты сделаешь пребывание в Вудберне столь же приятным для мис Бертрам, сколько для меня было приятию посещение в Элангоане, когда я в первый раз был в этой местности.

Джулия молча кивнула головой и протянула руку покой подруге. Маннеринг обратился к Домини, который не переставал кланяться с тех пор, как вошел полковник, шаркал ногою и сгибал спину подобно автомату, повторяющему одно и то же движение, пока его не остановят.

-- Вот мой приятель, мистер Сампсон, сказал Маписрит, подводя его к дочери и бросая на нее суровый взгляд, хотя сам готов был вторить её неожиданному смеху. - Он приведет в порядок мои книги, Джулия, и я надеюсь почерпнуть многое из его обширных познаний.

-- Конечно, мы очень ему обязаны, батюшка, и, выражаясь по министерски, я никогда не забуду произведенного на меня впечатления. Однакоже, мис Бертрам, продолжала она поспешно, заметив, что отец её хмурит брови, - мы приехали издалека; позвольте мне переодеться к обеду?

Эти слова разсеяли все общество. Остался только Домини. Мысль об одевании и раздевании посещала его только по утру, когда он вставал, и ввечеру, когда ложился. Он задумался над решением какой-то математической задачи и углубился в нее до тех пор, пока все не собрались снова в зале и не пошли оттуда в столовую.

Вечером Маннеринг нашел случай поговорить с дочерью наедине.

-- Как тебе правятся паши гости, Джулия?

-- Однакож пока он в моем доме, Джулия, никто не должен над ним смеяться.

-- Помилуйте, батюшка; даже лакеи не могут удержаться от смеха, да и последний лакей не выдержит.

-- Так пусть снимут мою ливрею, сказал полковник, - и смеются сколько им угодно. Мистер Сампсон человек, которого я уважаю за простоту, доброту и благородство.

-- О, я уверена, что он также очень щедр! воскликнула веселая болтунья. - Он не донесет до рта ложки с супом, чтоб не поделиться с соседями.

чем его самого. Прощай, душа моя, и не забивай, что хотя Сампсон и не очень грациозен, однако на свете есть много такого что заслуживало бы большого осмеяния, чем простота и неловкость.

Дня через два, мистер и мисис Мак-Морлан уехали из Вудбурна, с сожалением разставшись с своею бывшей гостьей. Все в доме мало по милу пришло в порядок. Молодые лэди занимались и проводили время вместе. Полковник Маннеринг был приятно удивлен, когда ему сообщили, что мис Бертрам хорошо знает итальянский и французский языки, благодаря стараниям Сампсона, ценою неусыпного труда научившагося многим новым и старым языкам. Музыки она почти не знала, по Джулия взялась ее учить; взамен чего сама училась у Люси ходить без устали, ездить верхом и смело пренебрегать непогодой. Маннеринг заботливо доставлял им книги, которые приносили им не только удовольствие, но и пользу, а так как он прекрасно читал вслух, то зимние вечера пролетали незаметно.

Вскоре в Вудбурне составился свой маленький кружок. Многие из соседей посетили Маннеринга, и он выбрал из них только тех, которые были ему но сердцу. Чарльс Гэзльвуд был его любимцем и часто посещал Вудбурн, не без согласия и одобрения своих родителей. Кто знает, думали они: что выйдет из этого знакомства? прекрасная мис Маннеринг, знатного рода, и с индийскими сокровищами, лакомый кусочек. Очарованные мыслью о подобном браке для их сына, они забыли об опасности, прежде так безпокоившей их, что юная, безрасчетная любовь Чарльса может остановиться на бедной Люси, имевшей только хорошенькое личико, знатное происхождение и прекрасное сердце. Маннеринг был благоразумнее. Он считал себя как бы опекуном мис Бертрам, и не находя нужным совершенно прекратить её знакомство с молодым человеком, которому она была под пару во всех отношениях, кроме богатства, он нечувствительно поставил между ними такия преграды, что Гэзльвуд не мог сделать предложения или объясниться до тех пор, пока не ознакомится покороче со светом и не достигнет того возраста, когда уже сам будет в состоянии разрешить вопрос, от которого зависело счастье всей его жизни.

Между тем Домини Сампсон душою и телом предался приведению в порядок библиотеки покойного епископа, присланной морем из Ливерпуля и привезенной с берегов Вудбурн на тридцати или сорока подводах. Невыразима была радость Сампсона, когда он увидел на полу обширной комнаты множество ящиков, из которых он должен был перенести все эти сокровища на полки библиотеки. Он осклаблялся как ягуар, взмахивал руками, словно крыльями мельницы, и восклицание: непостижимо! разносилось по всему замку. Он, объявил что нигде не видывал такого количества книг, кроме университетской библиотеки; удовольствие и честь быть распорядителем этой коллекции возвышали его в собственном мнении почти до степени академического библиотекаря, которого он почитал величайшим и счастливейшим человеком на земле. Восторг его не уменьшился и тогда, когда он бросил беглый взгляд на содержание книг. Правда, некоторые из них, - произведения изящной словесности: поэмы, драмы, мемуары, - он с презрением отбросил в сторону, приговаривая: вздор! но большая часть библиотеки была совершенно в ином роде. Покойный епископ, человек старинного ученого закала, наполнил полки своей библиотеки почтенными томами, так хорошо описанными новейшим поэтом:

Книги по богословию и религиозной полемике, коментарии, полиглоты, творения святых отцов, проповеди, каждой из которых стало бы на десять новейших духовных бесед, древния и новые сочинения но разным частям наук, лучшия;i редчайшия издания классиков, - вот что составляло библиотеку достопочтенного епископа, и этим сокровищем любовался Домини Сампсон. Он вносил книги в каталог с величайшею тщательностью, выводя каждую букву с старанием влюбленного, пишущого к своей милой в день св. Валентина, и каждую книгу ставил на полку с такою осторожностью, с какою дама ставит на стол вазу старинного фарфора. Но не смотря на все рвение, дело Сампсона подвигалось очень медленно. Часто взобравшись по лестнице к верхним полкам, он на полдороге раскрывал книгу, и не чувствуя своего неловкого положения, углублялся в чтение интересного места, пока его не звали к обеду. Тогда он появлялся в столовой, отправлял в широкую свою глотку куски мяса дюйма в три, отвечал на удачу дай нет, и убегал в библиотеку, едва успевая спять салфетку, а иногда и с салфеткой, забыв вынуть ее из-за галстуха.

"Так счастливо дни Талабы текли!"

заслуживает полного внимания своей таинственностию и несчастиями.