Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава XXVIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава XXVIII (старая орфография)

ГЛАВА XXVIII.

Браун мог пересчитать своих неприятелей: их было пятеро. Двое из них были дюжие люди, с виду моряки, или бродяги в костюме моряков. Трое других, старик и два молодые парня, были сложены не так крепко; черные волосы и смуглый цвет лица их говорили, что они соплеменники Мег. Они передавали друг другу чашку с водкой. "Счастливой ему дороги", сказал опоражнивая ее один из моряков, "бурную ночь выбрал он для поездки на небо!" Мы пропустим разнообразные крупные выражения, служившия украшением их разговору, и передадим их беседу с менее выразительными прикрасами.

-- Теперь ему и ветер и волны ни почем. А не раз встречался он с северовосточным ветром.

-- Вчера в последний раз, сказал другой угрюмо. - Старая Мег может помолиться за последний для него попутный ветер, как делала уже не раз.

-- Ни для него, ни для тебя, негодяя! отвечала Мег. - Время изменилось с тех пор, как я была еще в девках. Молодцы были тогда молодцами: дрались в чистом поле, а не душили в потьмах. Господа были тогда милосерды, бедному цыгану не отказывали в куске хлеба и чарке водки, и ни одна душа, от честного Джони Фаа {Начальник (и величайший негодяй) цыганского табора.} до малютки Кристи за моей спиной, не смела бы украсть у них и тряпки. Вы бросили нашу старую честную жизнь, так что ж мудреного, что вас то и дело сажают в тюрьму да вешают? Да! Вы позабыли старое житье. Вам бы поесть, да попить, да поспать, а хозяину перерезать за то горло, да зажечь его дом! У вас на душе больше крови, чем у всякого, кто сражался честно. Смотрите же, как вы умираете: он скончался не разом; он мучился, мучился долго, не мог ни жить, ни умереть; А вы... весь свет увидит, как вы будете болтаться на виселице!

Грубый смех был ответом на предсказание Мег.

-- Чего ж ты вернулась старая ведьма? сказал один из цыган. - Осталась бы гадать кумберландским болванам. Ступай, старая чертовка, посмотри, не шатается ли кто нибудь около дома. Ты только на это и годна теперь.

-- Только на это? сказала раздраженная старуха. Да, когда наши дрались с табором Патрика Сальмона, я была годна и на кое что другое: еслиб я не подоспела с этими руками, Жан Вальи задушил бы тебя как курицу.

Раздался новый смех, но уже на счет героя, спасенного амазонкой.

-- На-ка, тётка, выпей! полно ссориться! сказал один из моряков.

Мег выпила водку и удерживаясь от дальнейшого разговора, села там где скрывался Браун, так что к нему трудно было подойти, не трогая её с места. Впрочем, никто не показывал желания безпокоить ее.

Цыгане уселись около огня и о чем-то серьезно совещались, но условный язык их и слова, произносимые вполголоса, не позволяли Брауну понять много из их разговора. Он вообще заметил в них только сильное негодование против кого-то. "Ему достанется на кашу", сказал один из них и шепнул еще что-то на ухо своему товарищу.

-- Мне до этого дела нет, прибавил другой.

-- Ты, видно, стал мокрой курицей, Джак?

-- Столько же, как и ты, - а просто не хочу; лет пятнадцать или двадцать назад, такая же штука остановила весь торг... Слыхали вы о Скачке Таможенного?

-- Да, вот он мне рассказывал, отвечал один указывая головою на умершого. - Господи! сколько он хохотал, рассказывая как тащил его до самой пропасти!

-- Это-то и приостановило торговлю на некоторое время, повторил Джак.

-- Как так? спросил другой.

-- Да так, отвечал Джак. - Народ перепугался, не хотели покупать, а тут еще носыпалось столько разных предписаний...

-- Пусть так, сказал другой, - а все-таки надо отблагодарить дружка под темный вечерок; пусть бережется.

-- Мег уже вздремнула, сказал другой - она начинает бредить и пугается собственной тени. Она проврется, если не присмотреть за нею.

-- Не бойтесь! сказал старый цыган. - Мег доброй породы. Она выдаст последняя. Но у нея свои странности и странные речи.

Мег совсем заснула (она может быть притворилась спящею), сказал одному из молодцов, чтоб он принес черного Петрушу, которого надобно распороть. Тот вышел и воротился с чемоданом; Браун тотчас увидел, что это его чемодан. Мысли его обратились к несчастному кучеру, оставшемуся при экипаже. В уме его мелькнула ужасная мысль, не убили ли они его? Он начал внимательно прислушиваться, и пока мошенники с радостью вынимали его платье и белье, он тревожно старался из их слов узнать судьбу кучера. Но разбойники были так довольны своей добычей и так заняты разсматриванием вещей, что и не заикнулись о том, как им досталось все это. В чемодане были разные принадлежности туалета, пара пистолетов, кожаный бумажник с несколькими документами, немного денег, и т. п. Во всяком другом случае Браун не вытерпел бы, видя как воры запросто обращаются с его собственностью и подсмеиваются еще над хозяином. Но минута была слишком опасная, и оп принужден был думать только о своем спасении.

Окончив тщательный разбор чемодана и разделив между собою вещи, разбойники усерднее принялись за попойку, в которой и прошла большая часть ночи. Браун сначала надеялся, что они будут пить пока не лишатся чувств, и в таком случае ему легко будет уйдти. Но опасное ремесло их требовало предосторожности, несогласной с таким пьянством, и они прекратили попойку не совершенно пьяными. Трое из них легли спать, между тем как четвертый стал на страже. Через два часа его сменил другой. Когда и вторые два часа прошли, сторожевой разбудил всех, и к невыразимому удовольствию Брауна они как будто начали собираться в дорогу, связывая доставшияся им вещи. Однакож им оставалось еще кое-что сделать. Двое из них, пошарив в комнате, - что не мало встревожило Брауна, - достали заступ и лопату, а другой вытащил топор из под соломы, на которой лежал умерший. После того двое вышли с этими инструментами, а трое других, из которых два были сильные моряки, остались дома на стороже.

Чрез полчаса, один из ушедших воротился и шепнул что-то другим. Затем они завернули тело в плащ, служивший ему саваном, и вынесли с собою из комнаты. Тогда старая сивилла проснулась, или перестала притворяться спящею. Прежде всего она вошла к дверям, как будто для того, чтоб посмотреть на ушедших гостей своих; потом воротилась, и тихим, но твердым голосом велела Брауну немедленно следовать за нею. Он повиновался; по оставляя комнату хотел взять свои деньги, или по крайней мере бумаги, но она решительно этого не позволила. Ему сейчас же пришло на ум, что подозрение на счет пропажи вещей, если б он их унес, пало бы на эту женщину, по всей вероятности спасшую жизнь его. Он тотчас же отказался от своего намерения и захватил только тесак, брошенный в солому одним из мошенников. На ногах и с оружием, он почувствовал себя вполовину освобожденным от окружавшей его опасности. Все же ему было еще как-то неловко от холода и неподвижного положения, в каком вынужден был оставаться в продолжение ночи. Но когда он вышел за цыганкой из комнаты, свежий утренний воздух и ходьба возвратили его одеревенелым членам прежнюю их деятельность и свободное обращение крови.

Бледный свет зимняго утра был ярче от снега, покрывшого землю и прибитого сильным морозом. Браун бросил быстрый взгляд на окрестность, чтоб быть в состоянии узнать это место в другой раз. Маленькая башня, от которой оставался только один свод, образовавший комнату, где провел он эту замечательную ночь, торчала на самой закраине скалы, висевшей над речкою. К ней можно было подойти только со стороны рва и ущелья. С трех остальных сторон была отвесная скала и Браун увидел, что во вчерашний вечер он миновал не одну опасность, потому что если бы он пошел вокруг здания, как это сначала было его намерение, то убился бы до смерти. Ров был так узок, что деревья, росшия по его бокам, часто сходились над ним в некоторых местах. Покрытые снегом вместо листьев, они образовали род ледяного свода над речкою, тянувшеюся темною лентою сквозь груды снега. В одном месте, где ущелье было шире, и между речкою и скалою простирался узкий участок плоской земли, лежали развалины деревни, где блуждал Браун в прошедший вечер. Покачнувшияся стропила, закопченные снаружи торфяным дымом, казались еще чернее, выступая из окрестной белой равнины и из сугробов снега, нанесенного ветром.

Браун успел бросить только беглый взгляд на эту зимнюю пустынную картину: его проводница, остановись на мгновение, как будто за тем чтоб удовлетворить его любопытству, быстро начала спускаться по тропинке в ров. Не без чувства подозрения он заметил, что на тропинке были следы многих ног, - а эти следы могли быть оставлены только разбойниками, ночевавшими с ним в башне. Впрочем, минутное размышление уничтожило эти подозрения. Нельзя было предполагать, чтоб женщина, которая могла его выдать своей шайке в то время когда он был вовсе не в состоянии защищаться, отложила такое предательство до той минуты, когда он успел вооружиться и был в открытом поле, следовательно имел гораздо больше средств к защите и бегству. И так, он пошел за цыганкой молча и с уверенностью. Они перешли узкую речку, в том же месте, где перешли его те, которые отправились перед ними. Следы шли по развалинам деревни, а оттуда по долине, снова съузившейся до простого ущелья. Но тут цыганка не шла далее по этой дороге: она поворотила в сторону и начала подыматься по очень неровной тропинке до высоты, господствовавшей над деревнею. Хотя спет во многих местах скрывал дорогу, и идти было скользко и опасно, но Мег шла твердою поступью, изобличавшею близкое знакомство с этим участком земли. Наконец они взошли на вершину по такой крутой и извилистой тропинке, что хотя Браун и был уверен, что он по ней же спускался в прошедшую ночь, но дивился, как удалось ему не сломать себе шею. Отсюда в одну сторону простиралась открытая равнина мили на две, а по другую сторону виднелись обширные густые плантации.

Кипльтринган за этими оградами. Спешите как только можете; ваша жизнь дороже других... Но у вас ничего нет; постойте (Тут она пошарила в огромном кармане и вытащила засаленный кошелек). Ваше семейство но раз подавало милостыню Мег и её родне. Я дожила до того, что могу уплатить нам частицу. И с этими словами она положила кошелек в руку Брауна.

-- Эта женщина сошла с ума, подумал Браун. Но спорить было некогда: голоса, слышавшиеся из рва, вероятно произошли от разбойников. - Как отдам я эти деньги, спросил он, - как мне благодарить за услугу?

-- У меня к вам две просьбы, отвечала сивилла, говоря тихо и быстро. - Первая, чтоб вы никогда не рассказывали о том что видели сегодня ночью; вторая, чтоб вы не оставили этой страны не повидавшись опять со мною, и в гостинице под вывескою Гордонова Щита оставили свой адрес; а когда я вас позову опять - где бы вы тогда ни были, в церкви или на рынке, на свадьбе или на похоронах, въеуботу это будет или в воскресенье, на тощий или на сытый желудок - бросьте все и идите за мною!

-- От этого тебе, матушка, мало, будет пользы.

-- За то много будет вам; а я об этом только и думаю. Я не сумасшедшая, хоть мне и было отчего сойдти с ума. Нет, я не безумна, не пьяна. Я знаю, что я требую, и знаю, что воля Божия сохранила вас среди многих опасностей, и что мне суждено возвратить вас под кров отцов ваших. - Обещайте же, и помните, что мне обязаны вы сохранением жизни в эту благословенную ночь.

-- Пожалуй, сказал он, - если ты требуешь такой безделицы, изволь, я обещаю. По крайней мере это доставит мне случай возвратить тебе твои деньги, и с прибавкою. Конечно, ты необыкновенный заимодавец, однакож...

-- Ступайте же, ступайте! сказала Мег, давая знак рукою. - Не думайте о кошельке, эта ваша собственность; но помните свое обещание и не позволяйте себе ни следовать за мною, ни смотреть куда я пойду. - Сказав это она быстро спустилась в ров, и вслед за ней посыпались ледники и клочки снега.

Не смотря на её запрещение, Браун старался отыскать где нибудь на вершинах местечко, с которого мог бы незаметно заглянуть в ущелье. И он достиг своей цели, хотя и с трудом, потому что, как можно себе вообразить, такое предприятие требовало много осторожности. Место, которое он нашел удобным для своей цели, был выступ скалы, отвесно возвышавшейся посреди деревьев. Опустившись на снег и осторожно выдвинув голову, он мог видеть что делается внизу. Как и ожидал, он увидел товарищей прошедшей ночи и еще двух или трех других. Они очистили от снега подошву скалы, и вырыв глубокую яму опускали туда что-то завернутое в плащ моряка. Браун сейчас же заключил, что это тело человека, умершого в его присутствии. С полминуты эти люди простояли молча, как будто жалея о потере товарища. Но если они и чувствовали что либо подобное, то чувство это было мимолетно, потому что они тотчас же принялись зарывать могилу. Браун, видя что работа их скоро кончится, счел за лучшее последовать совету цыганки, и пошел как мог поспешнее, чтоб скрыться в плантации, покрытой лесом.

Однакож это выручало его из кратковременного, но серьезного затруднения. Все деньги Брауна, за исключением нескольких шиллингов, были в чемодане, и следовательно во власти приятелей Мег. Требовалось время, чтоб написать к своему агенту, или даже прибегнуть к чарлизгопскому приятелю, который охотно помог бы ему; поэтому он решился воспользоваться подарком Мег, надеясь, что скоро найдет случай возвратить его с прибавкою. "Тут конечно должна быть безделица", сказал он сам себе, "и эта добрая женщина найдет себе вознаграждение в моих банковых билетах".

составляла верных фунтов сто, он нашел в кошельке также различные драгоценные перстни и украшения с каменьями, очень дорогия, как можно было заключить с первого взгляда.

Браун был изумлен и познал что делать в таком затруднительном положении. Он сделался обладателем такой суммы, которая была гораздо больше его собственной, и по всей вероятности досталась Мег тем же незаконным путем, как его вещи попали в руки её товарищей. Первою мыслью его было пойдти к ближайшему мировому судье, вручить ему сокровище, доставшееся ему так неожиданно, и в то же время рассказать свое замечательное приключение. Но минутное размышление устранило это намерение. Во первых, он этим нарушил бы обещание молчать и подверг бы опасности независимость, может быть даже жизнь женщины, спасавшей его под страхом лишиться собственной жизни и добровольно подарившей ему сокровище, - а таким поступком с его стороны великодушие Мег могло сделаться причиною её гибели. Таким образом об этом нечего было и думать. Кроме того он был здесь чужой, и по крайней мере в продолжение некоторого времени не мог бы доказать своего знания к удовлетворению судьи, если случился, что он упрямый и необразованный человек. "Я подумаю об этом повнимательнее", сказал он, "может быть где нибудь в городке стоит полк; в таком случае мое знание службы и знакомство со многими офицерами армии непременно должны привести в ясность и положение мое, и звание, чего я может быть не достигну посредством гражданского чиновника. Начальник отряда конечно не откажет мне устроить дело так, чтоб оградить от обиды эту несчастную, ошибка или предубеждение которой были для меня так полезны. Гражданский чиновник может считать своею обязанностью арестовать ее, и в таком случае последствия очевидны. Нет, будь она сам дьявол, она поступила со мною благородно, и я поступлю с нею также. Пусть пользуется она привилегиею военного суда, пред которым чувство чести смягчает закон. Сверх того, я могу увидеть ее в этой деревне, Кипль... Купль... как бишь она ее назвала? - и могу возвратить ей кошелек; а там закон пусть себе ищет свое, если угодно. Между тем, для имеющого честь состоять на службе его величества, роль принимающого краденые вещи не очень красива."

Раздумывая таким образом, Браун взял три или четыре гинеи для необходимых издержек, и всыпая остальное обратно в кошелек решился открыть его не иначе, как только за тем, чтоб возвратить его цыганке, или вручить какому нибудь чиновнику. Вслед затем он вспомнил о тесаке, и первым побуждением его было бросить оружие среди поля. Но вспомнив, что опять может встретиться с теми же негодяями, он не решился разстаться с ним. Дорожное платье его, хотя очень простое, было военного покроя, и оружие при нем было кстати. Хотя неимевшие мундира переставали уже носить шпагу, но обыкновение это не было еще вовсе забыто, и никто не обращал особенного внимания на тех, которые придерживались этого старинного обычая. Таким образом, оставив при себе тесак и спрятав кошелек цыганки в карман, наш путешественник бодро продолжал идти по лесу, надеясь выйдти на указанную ему большую дорогу.