Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава XXXV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава XXXV (старая орфография)

ГЛАВА XXXV.

Когда Глосин вернулся домой, он нашел в числе других полученных бумаг, одно очень важное письмо. Оно было от эдинбургского адвоката, мистера Протокола, и адресовано к Глосину, как агенту покойного Годфрея Бертрама из Элангоана и его уполномоченных. Он извещал Глосина о скоропостижной смерти мисис Маргариты Бертрам из Сингльсайда, и просил его уведомить об этом своих клиентов, чтоб они могли, если хотят, назначить поверенного присутствовать при вскрытии духовной. Глосин сейчас увидел, что писавший не знает о размолвке его с его бывшим патроном. Он знал очень хорошо, что имение покойной по праву должно перейдти к Люси Бертрам. Но можно было держать тысячу против одного, что каприз старой лэди изменил это назначение. Обдумав в изобретательном уме своем какую выгоду можно было бы извлечь для себя из этого случая, он нашел, что может им воспользоваться только для способствования своим планам о создании себе известного положения, в котором он так нуждается. "Надо стать на твердую ногу", думал он; "если предприятие Гатерайка не удастся, то на моей стороне будет по крайней мере хорошее общественное мнение". Кроме того надо отдать Глосину справедливость: как ни был он низок, он все-таки желал, не теряя собственных выгод, хоть слегка вознаградить мис Бертрам за бесконечное зло, нанесенное им её семейству. Потому он решился рано утром на другой день ехать в Вудбурн.

Глосин долго колебался прежде чем решился на этот шаг. Ему очень было по понутру встретиться с полковником Маннерингом; инстинкт вероломства и низости отталкивал его от человека честного и прямодушного. Но он много надеялся на свое умение вести дело. Природа одарила его талантами, которые не ограничивались только тем, чего требовало его звание. Он в разные времена довольно долго проживал в Англии, и в обращении его уже не было ни деревенской грубости, ни судейского педантства. Он был ловок в обращении, имел дар убеждать, и к этому присоединялось еще непоколебимое безстыдство, которое он старался скрыть под видом простодушия. Полный самоуверенности, он явился в Вудбурве около десяти часов, и был впущен как лице, желавшее видеть мис Бертрам.

Он не велел о себе докладывать, пока не дошел до дверей столовой. Тогда только слуга, по его приказанию, доложил громко, что мистер Глосин желает видеть мис Бертрам. Люси, вспомнив последнюю сцену из жизни отца, побледнела как смерть, и едва не упала со стула. Джулия Маннеринг поспешила ей на помощь, и оне вместе вышли из комнаты. Остались полковник Маннеринг, Чарльс Гэзльвуд с подвязанною рукою, и Домини, которого бледное лице и впавшие глаза приняли страшно враждебное выражение, когда он узнал Глосина,

Благородная Особа эта, несколько озадаченная впечатлением, произведенным его появлением, приблизилась однакож с самоуверенностью и изъявила надежду, что присутствие его не обезпокоило молодых дам. Полковник Маннеринг твердым и холодным тоном спросил его, чему он обязан честью видеть у себя мистера Глосина?

-- Гм! Я осмелился, полковник Маннеринг, прийдти к мис Бертрам, чтобы поговорить с нею об одном деле.

-- Если вы можете сообщить что нужно мистеру Мак-Морлану, её поверенному, то я думаю это будет для мис Бертрам гораздо приятнее.

-- Извините, полковник, отвечал Глосин, тщетно стараясь обращаться свободно. - Вы знаете свет... есть дела, в которых гораздо лучше объясняться без посредников.

-- В таком случае, отвечал Маннеринг с видом человека, чуждающагося говорить, - если мистеру Глосину угодно будет взять на себя труд изложить дело письменно, я могу его уверить, что мис Бертрам обратит на это все должное внимание.

-- Конечно, проговорил Глосин, - по есть случаи, в которых совещание viva voce... гм! Я вижу... знаю... полковник Маннеринг разделяет с другими некоторые предубеждения, вследствие которых появление мое может показаться неделикатным. Но я ссылаюсь на вас самих: скажите, можно ли отказаться выслушать меня, не зная зачем я приехал и как важно может быть дело для молодой особы, которую вы почтили своим покровительством?

-- Конечно, я вовсе этого не думаю, отвечал полковник. - Я скажу об этом мис Бертрам, и дам ответ мистеру Глосину, если ему угодно немного подождать. С этими словами он вышел.

Глосин остался посреди комнаты. Полковник Маннеринг даже малейшим намеком не пригласил его сесть, и сам оставался на ногах в продолжение их краткого разговора. Когда он вышел, Глосин взяв стул сел с видом, средним между замешательством и безстыдством. Но он чувствовал, что молчание оставшихся с ним тягостно и неприятно, почему решился прервать его.

-- Прекрасная погода, мистер Сампсон!

Домини отвечал каким-то неясным звуком, в котором слышалось нечто среднее между утвердительным ответом и негодованием.

-- Что это вы никогда не придете повидаться с старыми знакомыми в Элангоане, мистер Сампсон? - Многие из прежних арендаторов все еще живут там. Я так уважаю фамилию бывших владельцев, что не безпокою старых фермеров, даже под предлогом улучшений. К тому же, это вообще не в моих правилах, я не люблю этого. Да и священное писание, мистер Сампсон, всего более осуждает притеснителей бедных и тех кто передвигает границы.

-- И тех кто отнимает хлеб у сирот, прибавил Домини. - Анафема!.. С этими словами он встал, захлопнул фолиант, который читал, сделал на право кругом и вышел из комнаты гренадерскою поступью.

Глосин, нисколько не смешавшись, или по крайней мере чувствуя, что не следует обнаруживать смущения, обратился к молодому Гэзльвуду, углубившемуся по видимому в чтение газеты. - Что нового, сер? - Гэзльвуд поднял глаза, посмотрел на него, подвинул ему газету, как подвигают ее незнакомому в кофейной, встал и хотел уйдти. "Извините, мистер Гэзльвуд, но я не могу не изъявить вам моей радости, что вы так благополучно отделались от того ужасного случая." Ответом на его слова было наклонение головы, легкое и холодное, как только можно себе вообразить. Однако это ободрило почтенного судью, и он продолжал: "Смею вас уверить, мистер Гэзльвуд, что немногие приняли в этом такое участие, как я, - как для общого блага всей страны, так равно и из особенного уважения, которое питаю к вашему семейству, столь значительному в нашем графстве. Мистер Фетергед уже стар, с ним опять был удар, и поговаривают, что он недолго проживет; а вы такой знатной фамилии, что вам не худо было бы подумать об этом вперед. Я говорю как желающий вам добра и понимающий дело; и если соединенное старание"...

-- Извините, но я право не вижу, как ваша помощь может быть мне полезна.

-- Да, конечно, вы может быть правы; времени еще много, и мне очень приятно видеть такую осторожность в молодом человеке. Но на счет вашей раны, - мне кажется я напал на след. Надеюсь, что негодяй получит заслуженное наказание.

-- Еще раз прошу извинить меня, отвечал Гэзльвуд; - по вы обнаруживаете тут больше рвения, чем сколько бы я желал. Я совершенно убежден, что рана моя была делом случая, и выстрел произошел неумышленно. Неблагодарность же и расчитанную измену, если вы найдете, что кто нибудь в них виновен, я готов ненавидеть так же горячо, как и вы.

-- Другой щелчок! подумал Глосин. Надо зайдти с другой стороны. - Вы правы; ваша мысль благородна! Неблагодарный не заслуживает в моих глазах никакого сожаления, как дикая утка... Кстати об охоте этим переходам речи Глосин выучился у своего бывшого патрона): я часто вижу вас с ружьем, и вероятно вы скоро опять будете в состоянии ходить за дичью. Я заметил, что вы никогда не переходите за границы гэзльвудского владения. Прошу, не поцеремоньтесь охотиться и на элангоанской земле: там вы найдете еще больше дичи, хотя и у вас её немало.

Гэзльвуд отвечал только холодным и принужденным поклоном, и Глосин должен был замолчать. Полковник Маннеринг вывел его из затруднительного положения.

выслушать дело для нея важное, как вы говорите. Но недавния еще и нелегко забываемые происшествия сделали на нее такое сильное впечатление, что она не может заставить себя лично поговорить с мистером Глосином. Настаивать долее было бы жестоко. Она поручила мне выслушать ваши желания, или предложения, - словом, все что бы вы ни имели сказать ей.

-- Гм! гм! Мне очень жаль, конечно... мне очень жаль, полковник, что мис Бертрам может предполагать... что какое нибудь предубеждение... или мысль, что я с своей стороны...

-- Вас ни в чем не обвиняют, сказал непоколебимый полковник, - следовательно вам не в чем оправдываться и не в чем объясняться. Может быть, вы находите какие нибудь затруднения сообщить мне, как временному опекуну мис Бертрам, дело о котором желали говорить с нею?

-- Нисколько, полковник; она не могла выбрать покровителя более достойного уважения, и я не желаю ни с кем, так как с вами, объясниться откровенно.

-- И так, не угодно ли вам сказать в чем дело.

-- Это однакоже... не так то легко; - но мистеру Гэзльвуду не зачем выходить из комнаты, - я желаю столько добра мис Бертрам, что желал бы, чтоб весь свет слышал слова мои.

-- Мистер Гэзльвуд без сомнения нисколько не желает слышать того что вовсе до него не касается. Теперь мы одни, и позвольте попросить вас сказать мне коротко и ясно что вам угодно? Я солдат, и не люблю введений и обиняков. - С этими словами полковник сел и ждал что скажет Глосин.

-- Не угодно ли вам прочесть это письмо? сказал Глосин, подавая Маннерингу письмо Протоколя. Это был кратчайший путь к изъяснению дела.

Полковник прочел письмо и возвратил его, записав имя адвоката в памятную кни;Лсу. - Тут, кажется, нечего много говорить. Я позабочусь об интересах мис Бертрам.

-- Однакоже... однакоже, полковник, прибавил Глосин, - тут есть еще обстоятельства, которые я могу изъяснить только вам. Покойница, мисис Маргарита Бертрам, сделала завещание в пользу мис Люси Бертрам когда жила еще в Элангоане с моим старым другом, мистером Бертрамом. Домини, - так звал почтенного мистера Сампсона мой покойный друг, - Домини и я, мы были свидетелями. Она имела полное право сделать такое завещание, потому что уже тогда владела Синглсайдским поместьем, хотя оно и отдано было в распоряжение старшей сестре ся на всю жизнь. Но это была причудливая воля старого Синглсайда. Он стравил своих дочерей, как двух кошек, - ха, ха, ха!

-- Прекрасно, отвечал Маннеринг, не показывая ни малейшей наклонности разделять смех Глосина, - но к делу. Вы говорите, что покойница имела право завещать свое имение мис Бертрам и что она это сделала?

-- Точно так, полковник, отвечал Глосин. - Могу сказать, что я знаю законы; я изучал их довольно долго, и хотя оставил их, чтоб насладиться немного отдыхом, но не намерен оставить знания законов, которое дороже земель и замков. Вы знаете, один из поэтов сказал:

Закон и купит, и продаст,

Отнимет и отдаст.

Да, я еще съумею прихлопнуть бичом; мы знаем немножко законы, и можем еще услужить друзьям своим.

пожертвовать в её пользу своим сильным желанием выбросить Глосина в окно или дверь..Он насильно подавил в себе это чувство, и решился слушать Глосина, хотя и не с особенною вежливостью, но по крайней мере терпеливо. И так, он до конца выдержал похвальное слово Глосина самому себе и спросил его, не знает ли он где теперь завещание?

-- Знаю... то есть, я думаю... мне кажется, что я могу отыскать его. В таких случаях душеприкащики делают иногда некоторые условия, требования...

-- За этим дело не станет, сказал полковник, - вынимая бумажник.

-- Нет, вы прервали меня слишком рано. Я сказал, что кое-кто мог бы сделать подобное требование, - то есть просить вознаграждения за издержки, хлопоты по делу, и пр. - Что касается до меня, я желаю только, чтоб мис Бертрам и друзья её уверились, что я действую в отношении к ней благородно. Впрочем вот завещание, полковник! Я желал бы вручить его самой мис Бертрам и поздравить ее с лучшею будущностью; но так как её предубеждение на этот счет непобедимо, то мне остается только просить вас, полковник, передать ей мое искреннее поздравление, и сказать, что я охотно засвидетельствую эту духовную, если будет нужно. Честь имею пожелать вам доброго дня, сер.

Эта прекрасная речь была так хорошо сложена и сказана с таким чувством достоинства, несправедливо подозреваемого, что даже полковник Маннеринг поколебался в своем мнении. Он проводил Глосина до второй ступеньки, и простился с ним учтивее, чем принял его, хотя все же холодно и церемонно. Глосин вышел из Вудбурна вполовину довольный впечатлением, которое произвел, вполовину огорченный холодным и гордым приемом. "Полковник Маннеринг мог бы быть учтивее", думал он: "не всякий принесет девушке, у которой нет ни пенни, вероятность получать 400 фунтов стерлингов в год. Синглсайд должен приносить теперь фунтов 400 дохода, - Рейледжганбег, Джиллифиджет, Ловерлес, Лнэлон и Спинстерсно - да, все это вместе составит 400 фунтов в год. Другой на моем месте воспользовался бы этим, - хоть правду сказать, подумав хорошенько, я не вижу, как это было бы возможно".

пальцами; потом сказал: Полезно? Да это приходится как перчатка на руку; никто не сработает чище Глосина, если он не хочет испортить дело с намерением. Но старая ведьма, прибавил он уже не с столь веселым лицом - могла изменить это завещание!

-- Как же узнать не сделала ли она этого?

-- Надо, чтоб кто нибудь присутствовал со стороны мис Бертрам при вскрытии оставленных бумаг.

-- Можете вы отправиться для этого? спросил полковник.

-- Нет, мне нельзя, отвечал Мак-Морлан: - я должен присутствовать при решении одного дела присяжными в нашем суде.

-- Бывший шериф нашего графства пользуется, как адвокат, большою славой; я дам вам к нему письмо.

-- Мне больше всего в вас правится, мистер Мак-Морлан, сказал полковник, - что вы всегда идете прямо к цели. Напишите же сейчас. Как вы думаете, сказать мис Люси, что она может быть получит наследство?

-- Конечно: вы должны иметь от нея доверенность, которую я сейчас и напишу. Сверх того я готов поручиться за её благоразумие: она будет смотреть на все это только как на возможность.

Мак-Морлан был прав. Из слов мис Бертрам было видно, что она не основывает воздушных замков на возможности неожиданно получить наследство. Правда, она в течение вечера как бы случайно спросила Мак-Морлана, как велик доход с гэзльвудского имения; по следует ли из этого заключать наверное, что она хотела узнать, может ли наследница 400 фунтов стерлингов годового дохода быть невестою достойного молодого лэрда?