Гай Маннеринг, или Астролог.
Глава LVII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гай Маннеринг, или Астролог. Глава LVII (старая орфография)

ГЛАВА LVII.

На другой день, рано утром, все в Вудбурне пришло в большое движение по случаю следствия, которое должно было произвести в Кипльтрингане. Мак-Морлан, сер Роберт Гэзльвуд и еще один мировой судья, прибывший по этому делу, просили Плейделя распорядиться следствием и взять на себя должность председателя, во первых потому что он уже прежде занимался розыском по делу о смерти Кеннеди, но вторых потому, что искуство его в этом отношении было всеми признано. Полковника также пригласили присутствовать при следствии, так как допрос служил только предварительным следствием для высшого суда.

Адвокат пересмотрел прежния показания и вновь допросил прежних свидетелей; потом разспросил священника и доктора о показании умиравшей Мег Мерилиз. Они показали, что она ясно, положительно повторяла несколько раз, что сама видела, как Гатерайк с двумя или тремя из своей шайки убил Кеннеди, что она была случайною свидетельницею этого несчастья, и по её мнению, к этому преступлению побудила их жажда мщения, так как они встретили его потеряв свой люгер вследствие его доноса; что при убийстве был еще один человек, отказавшийся в нем участвовать, - это племянник её, Габриель Фаа; она намекнула еще на другого, который пристал к убийцам уже после злодеяния, но не назвала его, потому что силы ее оставили. Свидетели эти не забыли также упомянуть и о том, что по её словам она спасла ребенка Гарри, по контрабандисты отняли его у нея, намереваясь увезти его в Голландию. Все это было тщательно записано.

Потом ввели Гатерайка, крепко скованного; его стерегли строго, имея в виду его недавнее бегство. На вопрос как его зовут? он не отвечал. Затем спросили его к какому званию принадлежит он? и он опять молчал. Сделали еще несколько вопросов, но он все не отвечала, ни слова. Плейдель вытер стекла своих очков и пристально смотрел на арестанта. "Истинно безстыдный злодей", шепнул он Маннерингу: "Однакоже, как говорит Догбери, мы его проведем. - Позовите Сольса, башмачника. - Сольс, помнишь ли ты, что но моему распоряжению ты снимал мерку со следов в Варохском лесу, ** ноября 17 ** года? - Сольс отвечал, что помнит это очень хорошо. - Взгляни же на эту бумагу: твое ли это показание? - Сольс сказал, что точно так. - Вот же пара башмаков на столе, смеряй их и посмотри, не подходят ли они под одну из этих мерок? - Башмачник исполнил приказание, и объявил, что они точь в точь приходятся по мерке самых широких из этих следов.

-- Мы докажем, сказал Плейдель тихо Маннерингу, - что эти башмаки, найденные в развалинах Дернкльюга, принадлежали Брауну, которого вы застрелили при нападении на Вудбурн. - Теперь, Сольс, смеряй поакуратнее ногу арестанта.

Маннеринг внимательно наблюдал за Гатерайком и заметил в нем видимое смущение.

-- Не приходится ли нога его к какому-нибудь из следов? спросил Плейдель.

Башмачник взглянул на бумагу, потом на снятую им мерку, и поверил ее еще раз. - Нога его, сказал он, - приходится в обрез к следу, который пошире и покороче первого.

Находчивость Гатерайка оставила его на минуту. - Der Deyvil! воскликнул он, - да как же могли оставаться следы, когда земля замерзла как камень?

-- Да, к вечеру, согласен, капитан Гатерайк, сказал Плейдель, - по не поутру. Не угодно ли вам сообщить, где вы провели день, который помните так хорошо?

Гатерайк заметил свой промах и снова нахмурил лице в упорном молчании. "Запишите однакоже его слова", обратился Плейдель к своему писцу.

В эту минуту дверь отворилась, и ко всеобщему удивлению вошел Глосин. Этот почтенный джентльмен уверился посредством подслушиванья у дверей и другими подобными способами, что Мег Мерилиз не назвала его по имени, и этим он был одолжен конечно не доброму её расположению, а быстрой её смерти и невозможности допросить ее подробнее. Он раечитал, что ему нечего бояться улики, - разве Гатерайк вздумает обвинять его; чтоб предупредить это обвинение, он решился дерзко идти всему на встречу и присоединиться к своим товарищам-судьям для допроса. - Я изловчусь, думал он, дать почувствовать этому негодяю, что безопасность его зависит от сохранения наших общих тайн. Сверх того, мое присутствие будет доказательством моей невинности. Если мне придется потерять имение, я должен... по я надеюсь на лучшее.

Входя он низко поклонился серу Роберту Гэзльвуду. Но сер Роберт, начинавший уже подозревать, что его плебейский сосед вздумал загребать жар его руками, кивнул ему слегка головою, понюхал табаку и отвернулся в сторону.

-- Честь имею кланяться, мистер Корсанд, сказал Глосин, обращаясь к другому судье.

-- Здравствуйте, мистер Глосин, отвечал Корсапд сухо, и сделал мину regis ad exemplar, то есть, подражал Гэзльвуду.

-- Как поживаете, любезнейший мистер Мак-Морлан? продолжал Глосин. - Вечно заняти делом?

-- Гм, отвечал честный Мак-Морлан, не обращая внимания на его поклон и приветствие.

-- Полковник Маннеринг! произнес Глосин, низко кланяясь. - Полковник отвечал легким наклонением головы.

-- Мистер Плейдель! продолжал Глосин с низким поклоном: - мы, деревенские жители, не смели и надеяться, что вы явитесь к нам на помощь во время заседаний.

Плейдель понюхал табаку и устремил на него острый, саркастический взгляд. - Я покажу ему, сказал он тихо Маннерингу, - что значит старинное правило: Ne accesseris in coibilium antequam voceiis {Но являйся позванным в совет.}.

-- По может быть я вам мешаю, господа? спросил Глосин, заметив холодность приема. - Заседание может быти уже началось?

-- Что касается до меня, отвечал Плейдель, - вы мне вовсе не мешаете; напротив, мне еще никогда не было так приятию видеть вас, как теперь, тем более, что вы, без сомнения, будете нам нужны сегодня.

-- Очень рад, господа, сказала. Глосин, придвигая стул и принимаясь разсматривать кое-какие бумаги. - Ва. каком положении дело? Много ли сделано? Где показания?

-- Мистер секретарь, дайте мне все эти бумаги, сказал Плейдель. - У меня своя манера складывать документы, мистер Глосин; если другой будет их трогать, я смешаюсь; но во всяком случае я должен буду к вам обратиться.

Глосина. - держать этого бедняка в таких тяжелых цепях, когда он взят только для допроса?

Этим хотела, она. подать знак дружбы арестанту.

-- Оии. однажды уже бежал, сухо отвечал Мак-Морлан, и Глосин должен был замолчать.

Ввели Бертрама, и к досаде Глосина все приветствовали его очень дружелюбию, даже сам сер Роберт Гэзльвуд. Бертрам рассказал все, что сохранилось в памяти его из годов детства; рассказ его был так проста, и скромен, что мудрено было сомневаться в истине. "Это дело кажется более гражданское, чем уголовное", сказал Глосин, вставая: "и так как вам, господа, конечно известно в каком отношении я нахожусь к его мнимому родству, то думаю, что мне лучше удалиться".

-- Нет, пожалуйста, останьтесь, сказал Плейдель, - мы никак не можем окончить этого дела без вас. По почему вы называете права этого молодого человека мнимыми? Я не отклоняю ваших доказательств, если вы их имеете, но...

-- Мистер Плейдель! прервал его Глосин, - я всегда действую откровенно, и надеюсь объяснить вам дело в двух словах. Этот молодой человек, которого я считаю незаконнорожденным сыном покойного Элангоана, уже несколько недель странствует здесь под разными именами, имеет связи с полоумною старухой, недавно убитою, говорят, в какой-то ссоре, и также с бродягами, цыганами и тому подобными людьми, да еще с каким-то грубияном, лидсдэльским фермером, возмутителем поселян против господ, и как известно серу Роберту Гэзльвуду из Гэзльвуда...

-- Извините, мистер Глосин, прервал его Плейдель, - кто такой, говорите вы, этот молодой человек?

-- Я говорю, и думаю это известно и джентльмену, отвечал Глосин, взглянув на арестанта, - что этот молодой человек незаконный сын покойного Элангоана и Джанёты Лситогиль, вышедшей после замуж за корабельщика Гьюита, жившого близ Аннана. Его зовут Годфрей Бертрам Гьюит: так был он и записан на королевскую таможенную яхту "Каролину".

-- Право? спросил Плейдель. - Очень правдоподобная история! Но нечего говорить о разнице во взгляде, сложении и прочем... Не угодно ли вам подойдти? обратился он к одному человеку, которого ввели в комнату. Подошел молодой моряк. - Вот настоящий Годфрей Бертрам Гьюит; он только вчера ночью приехал с Антигуа через Ливерпуль; он служит рулевым на корабле Индийской Компании, и ему открывается прекрасная карьера, хоть он и тайком проскользнул на свет.

Пока другие судьи разговаривали с этим молодым человеком, Плейдель достал между бумагами старый бумажник Гатерайка. Взоры арестанта при этом изменились, и хитрому адвокату тотчас пришло в голову, что здесь должно заключаться что нибудь важное. Он положил бумажник в сторону и начал разсматривать другия бумаги; в ту же минуту он заметил, что и арестант как будто успокоился. - Что нибудь да есть тут, подумал Плейдель; он опять принялся разсматривать бумажник, и открыв наконец прорез в середине переплета вынул из него три бумажки. Обратясь затем к Глосину, Плейдель просил его сказать, участвовал ли он в поисках за Кеннеди и сыном его патрона в тот день, когда они исчезли.

-- Нет... то есть да, отвечал Глосин, смущенный угрызениями совести.

-- Странно! сказал адвокат: - вы были так близки с фамилиею Элангоанов, а я не помню, чтоб вас спрашивали, или чтоб вы явились ко мне во время производства следствия.

-- Я был отозван в Лондон по очень важному делу на другой же день после этого несчастного события, отвечал Глосин.

-- Секретарь, продолжал Плейдель, запишите этот ответ. - И ваше важное дело, мистер Глосин было вероятно изготовление этих трех денежных переводов, написанных вами на имя гг. Ван-Бэста и Ван-Бруггена, и акцептованных их уполномоченным, Дирком Гатерайком, в самый день убийства. Поздравляю вас: тут видно, что они верно уплачены. Я не ожидал бы этого.

Глосин изменился в лице.

-- Эти несомненные документы, продолжал Плейдель, - подтверждают то что рассказал нам о вашем поведении при этом случае некто Габриель Фаа, находящийся теперь под стражей и бывший свидетелем вашей сделки с этим почтенным арестантом. - Имеете вы сказать что нибудь для объяснения?

-- Мистер Плейдель, начал Глосин очень спокойно, - надеюсь, еслибы вы были моим адвокатом, вы не посоветовали бы мне тотчас отвечать на обвинение, которое самый презренный из людей готов кажется подтвердить ложною клятвою.

-- Мой совет, отвечал адвокат, - зависел бы от моего мнения о вашей невинности или виновности. В вашем положении, я полагаю, вы приняли лучшия меры: однакоже, надеюсь, вы понимаете, что вас надобно арестовать.

-- Нет, только за участие в похищении ребенка.

-- Это преступление допускает поруку.

-- Извините, отвечал Плейдель, - это plagium {Людокрадство.}, а plagium есть уголовное преступление, и порука здесь не может иметь места.

-- Вы ошибаетесь, мистер Плейдель: тот же случай был с известными Торенс и Вальди. Вы припомните, что эти две женщины занимались кражею мертвых тел и обещали двум молодым хирургам достать труп ребенка. Чтоб сдержать свое слово и не лишить хирургов предмета их занятий, оне украли живого ребенка, лишили его жизни, и продали тело за три с половиною шиллинга. Их повесили, по за смертоубийство, а не за plagium. Вы увлеклись своими гражданскими законами немного далеко.

приказал он констаблям.

Ввели цыгана Габриеля; он подробно рассказал, как бежал с судна капитана Причарда и присоединился к контрабандистам во время схватки; как Дирк Гатерайк, видя что его люгер уже ни к чему не годен, зажег его, и скрываемый дымом ушел с экипажем и товарами (которые удалось спасти) в пещеру, где он предполагал остаться до ночи. Сам Гатерайк, поручик его Ван-Бэст Браун и еще троо других, в числе которых был и разскащик, пошли в близ лежащий лес повидаться кое с кем из знакомых соседних жителей. Они нечаянно встретились с Кеннеди, и Гатерайк и Браун, зная что Кеннеди был причиною их неучастия, решились убить его. Далее Фаа рассказывал, что они схватили Кеннеди и потащили через лес, по что он не участвовал в нападении и не видел чем оно кончилось. Он воротился в пещеру другою дорогою и нашел там уже Гатерайка с его соучастниками. Гатерайк рассказывал, как он и Браун столкнули огромный камень, когда Кеннеди стеная лежал уже на берегу, - но вдруг появился посреди их Глосин. Тут Фаа был свидетелем, как торговался Гатерайк и купил молчание Глосина. О молодом Бертраме он мог сообщить все подробности до своего отъезда в Индию; там он потерял его из вида и встретил его опять печалило уже в Лидсдэле. Габриель Фаа объявил также, что он немедленно уведомил об этом свою тетку, Мег Мерилиз, и Гатерайка, который был тогда уже на берегу; но что за это последнее тетка на него сердилась. В заключение он прибавил, что тетка его тотчас же обещала употребить все зависящия от нея средства, чтоб возвратить права молодому Элангоану, хотя бы даже пришлось выдать Гатерайка, и что в этом помогали ей, кроме его, и другие, веря что она одарена сверхъестественным предвидением. С тем же намерением, по его мнению, тетка его отдала Бертраму казну табора, которой была хранительницею. Трое или четверо цыган, по приказанию Мег, вмешались в толпу при нападении на таможню, чтоб освободить Бертрама, - цель, которой Габриель достиг без их помощи. Фаа говорил, что повинуясь её приказаниям, цыгане никогда не думали разсуждать об них; уважение к ней целого табора не допускало никаких разсуждений. При дальнейшем разспросе, он прибавил, что Мег всегда говорила, будто Гарри Бертрам носит на шее какое-то доказательство своего происхождения: - это талисман, данный ему одним оксфордским ученым, и Мег уверяла контрабандистов, что если они отнимут этот талисман, то лишатся своего судна.

Тут Бертрам снял с шеи бархатный мешечек и сказал, что носит его с самого детства; сперва он хранил его из суеверного почтения, а потом в надежде, что он когда нибудь поможет ему открыть свое происхождение. Под бархатом была еще голубая шелковая обертка, и в ней нашли гороскоп. Бзгляпув на бумагу, полковник Маннеринг тотчас же признал ее своим сочинением, и сознался, что он явился в этой стороне в первый раз под видом астролога. Это было положительнейшим доказательством в пользу молодого наследника Элангоанов.

-- Теперь, сказал Плейдель, - напишите предписание об аресте Глосина и Гатерайка, пока они не будут освобождены законным порядком. Однако мне жаль Глосина.

этого звания.

-- Злословие сказало бы, заметил Маннеринг, - что от этого он не был бы более дурной адвокат.

-- И злословие сказало бы неправду, как случается обыкновенно, сказал Плейдель. - Закон похож на опиум: гораздо легче употребить его кое как подобно шарлатану, чем прописывать с осторожностию хорошого врача.