Роб Рой.
Часть вторая.
Глава третья

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Часть вторая. Глава третья (старая орфография)

ГЛАВА ТРЕТИЯ.

"Э! помилуй! к чему такой печальной, задумчивой вид? Можно ли скучать в замке Боольвара, в доме любителя вин?

На другой день было Воскресенье, которое кажется очень длинным жителям Обалдистон-Галля; ибо после обедни, где присутствует все семейство, как будто демон скуки вселился во всех, изключая Ралейга и Мисс Вернон. Разсказ о затруднительном положении, в коем я находился вчера, занял на несколько минут Сир Гильдебранда, и он поздравил меня, что я ночевал не в башне Морнетской, с таким видом, как бы поздравлял, что я, упавши с лошади, не переломил себе ноги.

-- Ну, хорошо, что дело приняло выгодной оборот; но вперед не отваживайся на такую опасность. Чорт возьми! Королевская дорога для всех путешественников должна быть безопасна, и для Торисов и для Вейгсов.

-- Но неужели вы думаете, сударь, что я хотел когда либо нарушить сию безопасность? Эй Богу! ничего не может быть досаднее, как видеть, что все согласились почитать меня виновным в преступлении, которое я презираю, ненавижу, которое бы подвергнуло меня опасности лишиться жизни за нарушение законов моего отечества.

-- Ну хорошо, хорошо, мой друг! ни слова более об этом: кто станет обвинять самого себя. Право, ты хорошо делаешь, стараясь выпутаться как можно лучше, и, чорт возьми! ежелибь и я не то же сделал на твоем месте.

Ралейг подоспел на мою помощь; но своими увещаниями он, казалось, советовал отцу притворяться, что уверился в доказательстве невинности, а не старался оправдать меня.

-- В вашем доме, сударь.... и ваш родной племянник!... Перестаньте; я надеюсь, вы не будете оскорблять его чувствительности, сомневаясь в" том, в чем для пользы его вы должны быть уверены. Вы, конечно, заслуживаете его доверенность, и будьте уверены, что ежели можете оказать ему услугу, то он прибегнет к вашей помощи. Но невинность его была объявлена и ни кто не имеет права почитать его виновным. Что касается до меня, то я ни мало не сомневаюсь в ней, и честь нашего имени требует, чтоб мы защищали ее против всех и каждого.

-- Ралейг, сказал отец, посмотрев на него пристально, ты большой хитрец.... ты всегда был слишком тонок для меня....; но берегись, чтоб все твои хитрости не послужили ко вреду тебе. Две головы под одной шапкой не сообразны с правилами Геральдики. А! кстати о Геральдике; я пойду читать Гвиллима.

Он объявил свое намерение с продолжительной, невольной зевотою, как зевота богини в Дунциаде; она была в несколько приемов повторена его сыновьями, по мере того, как они уходили избрать занятие каждый по своему характеру: Перси почать бочку пива, Торнклиф воевать с мухами, за недостатком других жертв, Жон тесать колья, для ограды поля, Дик прогуляться в конюшне, а Вольфраг играть один в орла и решетку, перекидывая монету с правой на левую руку. Мисс Вернон удалилась в библиотеку.

Я остался один с Ралейгом в старинной столовой зале, откуда слуги унесли остатки сытного завтрака, наделавши по обыкновению много шуму и мало дельного. Я воспользовался сим случаем и стал упрекать ему за непонятный образ защищения, и откровенно сказал, что я нахожу очень странным, что он заставил отца своего скрывать подозрения, а не старался их искоренить совсем.

-- Чтож делать, любезный друг? отвечал Ралейг. Ежели отец мой раз заберет себе что нибудь в голову, то трудно это выбить из нее, И я испытал, что гораздо лучше отвлекать его от сих мыслей, нежели ожесточать противоречиями. И так, когда я не могу вырвать из его ума глубоких корней предубеждения, то стараюсь их обрезывать всякой раз, как покажутся, в надежде, что они сами со временем исчезнут. Невыгодно и неблагоразумно спорить с таким человеком, каков Сир Гильдебранд, который противится убеждению и верит своим вдохновениям также твердо, как мы Католики верим внушениям Папы в Риме.

-- Но для меня очень обидно жить в доме человека, почитающого меня за разбойника.

-- Смешное мнение Сир Гильдебранда, ежели позволительно придать такой эпитет мнению отца, как оно ни ложно, но в самом деле ни мало не вредит вашей невинности. Чтож касается до страха, которым вы тревожитесь, что это мнимое преступление унижает вас в глазах его, то оставьте его совершенно и будьте уверены, что и в нравственном и в политическом отношении Сир Гильдебранд внутренно смотрит на сие преступление как на доброе дело: это значит ослаблять врага, грабить Амаленитов, и ваше, по его мнению, участие в этом, доставило вам его уважение.

-- Я не желаю ни чьего уважения, Г-н Ралейг, если для его при обретения нужно лишишься своего собственного; а эти обидные подозрения доставят мне самый благовидный предлог уехать из Осбалдистон Галля, как скоро я отпишу об этом батюшке.

Редко лице Ралейга изменяло его чувствам; однако я приметил, что легкая улыбка появилась на устах его, между тем как притворно он испустил глубокой вздох.

-- О! как вы счастливы, Г-н Франк! Вы идете, приходите как вам захочется; вы свободны как ветер: и с вашею ловкостию, с вашим вкусом и способностями вы найдете общества, в которых они будут оценены достойнее, нежели глупыми жителями замка; а я.... Тут он замолчал.

-- Но что же худого в участи ,доставшейся в удел вам? Что в ней такова, чтоб могло внушить вам зависть ко мне, изгнанному из дому и сердца родительского?

-- Так, отвечал Ралейг; но возьмите в разсуждение прелесть независимости, приобретенной вами минутною жертвой: ибо я уверен, что батюшка ваш вскоре возвратит вам свою нежность; помыслите о выгоде действовать свободно и вступать на поприще словесности, поприще, по справедливости предпочитаемое ваши всем прочим и на котором вами способности готовят вам блистательный успех. За недельное пребывание на севере, вы получаете на всегда славу и независимость. О! эта жертва очень маловажна в сравнении с выгодами, какие доставляет, хотя и Осбалдистон Галль служит местом ссылки. Новый Овид, изгнанный во Фракию, вам не нужно писать Элегий!

-- Как возможно, сказал я краснея от скромности, чтоб вы знали...

-- Разве не был у вас за несколько дней до вашего приезда посланный от вашего батюшки, молодый поверенный Твинкаль? Он сказал мне, что вы посвятили себя Музам, и прибавил, что некоторые из ваших стихотворений возбудили удивление лучших знатоков этого дела.

Ты, может быть, никогда не забавлялся подбирать рифм, Трешем, но верно знал многих учеников Аполлона. Начиная от поэта, который гремит в трубу, и до последняго стихокропателя с свирепкою, самолюбие есть общая их слабость: я был наделен ею, как все прочие; и потому не разсуждая, можно ли знать Твинкалю о двух или трех стихотворениях украдкою, помещенных мною в журнале под покровом неизвестного, я тотчас попался в сети, а Ралейг, радуясь, что мог так выгодно воспользоваться моим самолюбием, старался льстить ему, прося неотступно меня показать ему некоторые из моих произведений в рукописи.

чтоб я отказался, для семейственных выгод, от спокойного и тихого звания, к которому воспитание назначило меня.

Я был самолюбив, но не был совершенно слеп, и такое лицемерное притворство не могло укрыться от меня. - О! вы меня не уверите, отвечал я, что с сожалением отказываетесь от надежды быть бедным Котолическим священником, терпеть тысячу нужд, и что неохотно соглашаетесь жить в изобилии и наслаждаться удовольствиями общества.

Ралейг увидел, что слишком далеко простер притворство и что должно уменьшить долю, которую мне надобно принять после минутного молчания, употребленного, как думаю, на изчисление степени откровенности, нужной со мной (ибо эту добродетель он не употреблял без нужды), с улыбкой отвечал мне: - В моих летах быть осужденным, как вы говорите, жить в большом свете и изобилии, признаюсь не так печальная будущность; но позвольте вам сказать, что вы ошибаетесь на счет участи, ожидавшей меня. Я был бы Католическим Священником, но не бедным и неизвестным. Нет, сударь, Ралейг Осбалдистон, сделавшись богатейшим купцом в Лондоне, не будет так славен, как был бы он славен сделавшись членом церкви, служители которой, по словам одного писателя, стоят наровне с Государями. Наше семейство в большей силе у одного изгнанного двора, а доверенность, какой пользуется сей двор в Риме, и того еще более. Мои способности соответствуют полученному воспитанию и потому, без хвастовства скажу, что достиг бы высокой степени между духовными, а внимая мечтам и самолюбжъмогу сказать и самой высокой. И почему же, смеясь прибавил он: ибо в особенности обладал искуством посредством шутки отвлекать внимание, произведя невыгодное впечатление, почему же Кардинал Осбалдистон не может располагать судьбою государства подобно какому нибудь Мазарину, рожденному от простых и неизвестных родителей, или какому нибудь Алберону, сыну Италианского садовника.

-- Правда, я не вижу к тому препятствия; но на вашем месте, без дальних трудов я отказался бы от неверной надежды на достоинство, столь непрочное и столь подверженное зависти;

-- И я то же бы сделал, отвечал он, если бы поприще, на которое вступаю, было повернее; но я подвержен множеству опасностей, коих следствие может показать мне один случай. Вопервых: расположение ко мне вашего батюшки; не зная его характера, мне не возможно....

-- Признайтесь, Ралейг, вам хочется, чтоб я описал его, не так ли?

-- Ну, коли вы, подобно Диане Вернон, хотите испытать мое чистосердечие, то я откровенно скажу вам: да.

-- И так, вы найдете в батюшке такого человека, который вступил в торговлю не по желанию обогатиться, но потому что сие поприще представляло ему более случаев раскрыть свои способности. Он накопил большое богатство, но воспитанный в школе воздержания и умеренности, с умножением имения не умножил расходов. Он ненавидит притворства в других, не употребляет его сам и умеет открывать истину под какой бы непроницаемой завесой не скрывалась она. Молчаливый по привычке, он не любит болтунов, особливо когда разговор идет не о любимом его предмете. С строгой точностию исполняет он обязанности религии, но вам нечего бояться в разсуждении вашей; ибо терпимость он почитает священным правилом политической экономии. Но если вы из числа приверженных к Королю Иакову, что показывает ваша религия, то вам лучше скрывать это; ибо он ненавидит их. Верный своему слову, он не терпит, чтобы другой изменял ему; он строго исполняет свело должность, и хочет, чтобы все следовали его примеру; чтоб заслужить любовь его, не хвалить должно его повеления, но исполнять их. Главная его слабость состоит в изключительной, безусловной привязанности к своему состоянию, и потому он не хвалит ничего, что не имеет отношения с торговлею.

О превосходный портрет! вскричал Ралейг. Ван-Дик, любезный Франк, ученик пред вами. Я вижу вашего повелителя и властелина с его недостатками и добродетелями, вижу, что он любит и почитает Короля как Лорда-Мера и голову купечества; уважает Камеру мещанства за указы, издаваемые против вывоза товаров, и благоговеет пред Перами, ибо председатель сидит на мешке денег.

-- Я нарисовал портрет, Ралейг, а вы делаете карикатуру. Но если я показал вам карту страны, которую вы хотели узнать, то надеюсь, вы дадите мне в награду некоторое сведение о географии неизвестных земель....

столь же мало занимательного для любопытства, как и привлекательного для глаз: в, нем вы побродите две недели и узнаете его так хорошо, как бы я сделал вам самое подробное описание;

-- Но впрочем, кажется, тут есть нечто такое, что заслуживает внимания. Что вы скажете о Мисс-Вернон? не составляет ли она разительной противоположности с прочими частями картины.

Я легко приметил, что Ралейг желал бы избежать ответа; но сведения, которых он у меня просил, давали мне право спрашивать его свою очередь. Ралейг это знал, и принужденный следовать по проложенной тропе, он старался, по крайней мере, идти по ней как можно лучше. - Я менее прежнего имею случаев наблюдать над характером Мисс Вернон, сказал он: когда она была моложе, я был её учителем. Но теперь достигши возраста, с которым начинается новое поприще для молодой девицы, по различию моих занятий, по важности назначенного мне звания, по особенным свойствам её обязанностей, словом по нашему взаимному положению постоянная дружба сделалась неприличною и опасною. Я боюсь, чтоб Мисс Вернон не почла моей осторожности за признак равнодушия; но чтож делать? это был долг мой: мне дорого стоило послушаться советов благоразумия, и сожаление, какое она ощущала, едва ли может сравниться с моим. Но как жить в короткой связи с молодой, прелестной, чувствительной девушкой, которая, как вам известно, должна или пойти к монастырь, или принять руку назначенного супруга?

-- Монастырь или назначенного супруга! вскричал я. Неужели Мисс Вернон предстоит такой выбор?

-- К несчастию так, сказал Ралейг, удерживая вздох. Мне не нужно предостерегать вас, как опасно искать короткой дружбы Мисс Вернон; вам известен свет, известно: до какой степени можно предашься очарованию её сообщества, не вредя спокойствию. Но я должен вам напомнить, чтоб вы неусыпно блюли за её и вашими чувствованиями. Я знаю по опыту, какого пылкого и раздражительного темперамента Мисс Вернон, и сами вы могли видеть вчера, до чего простирается её легкомысленность и презрение приличий.

-- Наглец! говорит так дерзко, уж не хочет ли уверит он меня, что Мисс Вернон питает склонность к его мерзкой харе и до того унизилась, что ей нужно воздержание и осторожность какого ни будь Ралейга, для изцеления от безумной страсти. Впрочем, я удержался, и на минуту подражая его лицемерству, сожалел, что такая умная и достойная особа, как Мисс Вернон, ведет себя так неприлично.

-- Не то, чтобы непричично, сказал Ралейг; но с такою свободою, которую можно иногда назвать опрометчивостию. Впрочем, поверьте, у ней прекрасное сердце. И скажу вам откровенно: ежели она не переменит отвращения к монастырю и к суженому своему, и если плуту с будет благосклоннее и доставит мне счастливую независимость, я очень могу возобновить прежния связи и предложить Диане половину моего и имущества.

-- С своим прекрасным голосом и округленными периодами, подумал я, этошь Ралейг самой дерзкой и несносной хвастун у какого когда либо я видел.

-- Но, прибавил Ралейг, как будто говоря про себя, мне бы не хотелось сменить Торнклифа.

-- Без сомнения; по приказанию отца и в следствие фамильного договора, один из сыновей Сир Гильдебранда должен жениться на Д. Вернон, и она уже получила от Римского двора разрешение выдши за двоюродного брата Осбалдистона: имени не поставлено и ей остается только избрать счастливого смертного, которого имя наполнит пустое место. Но как Персей только и дела, что пьет, и потому не может быть приличным мужем, батюшка избрал Торнклифа, и второй отрасли семейства препоручил продолжать поколение Осбалдистонов.

-- Молодая невеста, сказал я, стараясь принять шутливый вид, который, думаю, совсем не шел ко мне, может быть желала бы ниже поискать на родословном дереве ветви, с коей должна соединиться.

-- Не знаю, отвечал он, но в машем семействе нечего долго выбирать: Дик грубиян, Жон скотина, а Вильфред осел. Как ни говори, а отец мой не мог лучше выбрать для бедной Дианы.

-- Присутствующия особы всегда изключаются.

-- И конечно молодою невестою?

-- О! не думайте так, отвечал Ралейг, притворно отвергая эту мысль дабы подтвердить ее; дружба, одна дружба связала узы, нас соединившия, и страстная привязанность души нежной и чувствительной к своему учителю; любовь же не приближалась к нам или по крайней мере не входила в сердца наши. Я уже сказал вам, что остерегся кстати.

Я не был расположен продолжать разговора и выдумав предлог, чтоб отделаться от Ралейга, удалился в свою комнату, в которой расхаживал большими шагами, громко повторяя выражения, наиболее меня поразившия: раздражительна!.... пылка.... страстная привязанность!.... любовь!.... Диана Вернон, прекраснейшая девушка, влюблена в ужасного и гнусного урода, которому не доставало горба на спине, чтоб сравняться в безобразии с Ричардом IIL... Впрочем, частые случаи говоришь с нею во время уроков, его обольстительный язык, его ум, его ловкость... глупость и ничтожество братьев, которые не могут быть ни соперниками... уважение Мисс Вернон к его способностям, хотя и кажется сердитою на него, вероятно потому, что равнодушен к ней... Но что за дело мне до этого? Диана Вернон первая ли из своего пола полюбила дурного человека и вышла за него! Что мне нужды, если она и свободна или рука её ни кому не обещана! Католичка.... Папистка.... драгун в женском платье!..... Дурак я быль, что думал соединить её судьбу с своею участью.

Эти размышления не только не потушили огня, пожиравшого меня, но еще более воспламенили его, и я пришел за обед в самом худом расположении духа.