Роб Рой.
Часть вторая.
Глава десятая

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Скотт В., год: 1817
Категории:Историческое произведение, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Часть вторая. Глава десятая (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА X.

"Ничто не остановит их быстрого бега. Чего-ж ты боится? почему не хочешь ехать со мною?"

Бюргер.

Когда несколько несчастий вдруг, различных по своему свойству и причинам, обременяют человека, он находит по крайней мере ту выгоду, что развлекаясь противными действиями их, сохраняет силу души и ни под одним и падает. Разлука с Мисс Вернон чувствительно огорчила меня, но еслиб затруднительное положение батюшки не привлекало моего внимания, я бы более огорчился. Еслиб сожаление оставить то, что так дорого сердцу, не наполняло мою душу, горестные известия Г. Трешема подавили бы ее. Я пламенно любил Диану и нежно был привязан к отцу своему; но узнал, что чувствительность Может разделиться, когда две разные причины ее возбуждают: так заимодавцы делят по частям капитал банкрута. Вот что я думал, подходя к своей комнате, как будто дух торговли и купечества начинал вселяться в меня.

Я перечел с большим вниманием лаконическое письмо своего отца. Он мне советовал, не теряя ни минуты, отравиться в Шотландский город, называемый Гласгов, отъискать там Ойна и узнать от него все подробности дела; прибавлял, что могу узнать о старом своем друге от тамошних купцов, Г-д Маквиттея, Макфина и компании, живущих в Гласговите; говорил о разных письмах, которых я никогда не получал, и вероятно потому, что их перехватили, и наконец, упрекал меня в молчании, и притом" словами вовсе несправедливыми, если мои письма достигали своего назначения. Чем более я перечитывал письмо, тем более удивлялся. Я тотчас уверился, что гений Ралейга неутомимо преследовал меня и нарочно окружил отвсюду препятствиями. С ужасом увидел я, какими успешными средствами умел он достигнуть тайной цели своих злодейских намерений. Однако мне должно отдать себе справедливость: как для меня ни горестна была разлука с Мисс Верном, как ни мучительна она показалась бы в другое время, по при воспоминании об опасности, угрожавшей батюшке, она теряла в глазах моих всю важность; и не то, чтоб я дорого ценил богатство: напротив, я думал, как и все молодые люди с пламенным воображением, что лучше прожить без богатства, чем на его приобретение убивать время и посвящать свои труды. Но я знал, что батюшка в его тогдашнем положении, нарушение обязательств почтет неизгладимым, пятном своей чести; знал, что жизнь потеряет для него всю прелесть, что в одной Смерти он будет искать отрадного утешения и утраченных надежд.

Я искал в уме возможных средств помочь сему несчастию и занимался этим с таким жаром, с каким бы верно не старался о собственном счастии. Следствием моих размышлений было твердое намерение уехать из Осбалдистон-Галля на другой день по утру, отправиться в Гласгов и отыскать там Ойна. Я почел за лучшее уведомить дядюшку о своем отъезде, оставя благодарственное письмо за хороший прием и в общих выражениях извиниться, что важное, непредвиденное дело помешало мне отблагодарить его лично. Я знал хорошо старого Шевалье, знал, что он легко простит мнимое нарушение условий приличия, а коварные намерения Ралейга так напугали меня, что я боялся гласно объявлять о своем отъезде, подозревая что у него есть тайные средства помешать путешествию, коего цель была - разрушение его планов.

И так я твердо решился уехать на другой день с разсветом, перейти за границу Шотландии, прежде нежели узнают о моем отъезде. Но одно неодолимое препятствие замедляло мое путешествие: мне не был известен кратчайший путь в Гласгов; я даже совсем не знал дороги. Поспешность была для меня важна и потому я решился советоваться с Андреем Ферсервичем: это был один верный способ выдти из затруднения.

Хотя было поздно, однако я принялся за важное дело и ту же минуту отправился к садовнику. Дом его, или лучше сказать хижина во вкусе Нортумберландской архитектуры, стояла недалеко от наружной стены сада. Окна и двери были украшены большими косяками и цельными карнизами из дикого камня, а кровля была сделана из-тростинка на место соломы или черепицы. С одной стороны быстро катилась прозрачная вода игривого ручейка и ветьви древней груши осеняли поверхность площадки перед домом. Далее был виден огород, луг для коровы, и небольшое засеянное поле. Одним словом, все показывало то довольство, то изобилие, каким старушка Англия наделяет своих жителей даже в отдаленных провинциях.

Подходя к дому осторожного Андрея, я слышал: кто-то говорил торжественным голосом и подумал, что, следуя похвальному обычаю -своих сограждан, он собрал несколько человек соседей и совершал с ними вечернюю молитву; ибо он жил один и ни жены, ни дочери, ни сестры, словом: ни одной женщины не было дома. У моего отца, говорил юн однажды, много было этой скотины; по за то Андрей часто собирал слушателей из Католиков и Протестантов и обыкновенно называл их горящими головнями, коих он извлекал из пламени, обращая к Пуританизму, на зло отцам Вогану и Дохартею и Священникам Англиканской церкви, кои мешаться в духовные дела почитали за ересь или за церковную контрабанду. И так я полагал, что в этот вечер он верно сделал подобное собрание; но вслушавшись получше, я уверился, что весь шум исходил из легких Андрея; и отворив дверь, я увидел, что он сидел один, и, для своего поучения, вслух читал богословские споры, бился и ломал голову над словами и не мог ничего понять.

-- Это вы, Г-н Франк, сказал он, откладывая к стороне огромный infolio; а я читал себе на досуге знаменитого доктора Лейт-фута {Легкая нога.}.

-- Лейт-фута, отвечал я, посмотрев на толстую книгу; ну, не по автору имя.

-- Впрочем, сударь, это его настоящее имя; уж такого богослова нынче не увидишь. Ах! извините, сударь, я все держу вас у дверей; но прошлую ночь так меня измучил нечистой дух, что я решился до тех пор не закрывать книги, пока не прочту всей вечерней службы и вот только теперь кончил пятую главу Неемии. Ну если этого мало и не удержит их в почтении, то я не знаю, что и делать.

-- Тебя мучил нечистой дух, Андрей! что ты хочешь сказать?

-- Что я бился с ним целую ночь; он желал, Господи прости! Желал, чтоб я вылез из кожи, и не хотел потрудиться ободрать меня как угря.

-- Отложи на минуту твой рассказ, Андрей; я хочу узнать, не можешь ли ты мне показать кратчайшей дороги в ваш Шотландский город Гласгов.

-- Знаю ли дорогу в Гласгов! Ну как мне не знать? Она в нескольких милях от моей деревни, от Дриндейлейского прихода, который подался не много к западу. Но, Господи прости, для чего ваша честь едет в Гласгов?

-- За одним делом.

-- Это значит: не спрашивай меня, я лгать тебе не стану. В Гласгов! Я думаю вы как нибудь наградите проводника.

-- Разумеется, если только найду его.

-- Ну, вы возмете в разсуждение время и труды?

-- Без сомнения; если ты найдешь человека, которой захочет провожать меня, я щедро награжу его.

-- Нынче Воскресенье, сказал Андрей, возведя взор к небу, и не время говорить о делах житейских; а то я бы спросил, что вы дадите удальцу, который будет вашим товарищем в дороге, который может назвать поимянно все замки на пути, может рассказать всю родословную их владетелей?

-- Мне нужно знать дорогу и я хорошо заплачу тому, кто ее укажет.

-- Я тороплюсь, Андрей, мне не льзя терять времени; сделай с ним условие вместо меня.

-- А! хорошо. И так, я думаю, прости Господи! что этот удалец буду я сам.

-- Ты, Андрей? разве хочешь оставить свое место?

-- Я вам сказал уже, Г-н Франк, что давно; с того времени, как определился в замок, думаю как бы его оставить. Но теперь рано или поздно, я решился.

-- Но ты можешь потерять жалованье?

-- Разумеется, что без потери не обойдется. Но я продал яблоки, за кои деньги еще остаются у меня, не смотря на требования Сир Гильдебранда, то есть его управителя, - как будто это рудник золота; я еще получил несколько денег на сапоги, и еще... это составит, некоторого рода вознаграждение. К томуж ваша честь не останетесь без внимания к моим потерям, когда мы будем в Гласгове. Ваша честь когда намерены ехать?

-- Завтра утром на разсвете.

-- Это не много поспешно! и где найду я клячу? Постойте... Да, я знаю, где найти нужную мне скотину.

-- И так, Андрей, завтра в пять часов я найду тебя в конце аллеи.

-- Ничего не опасайтесь, Г-н Франк: чтоб чорт меня побрал, если я вас обману! Но когда хотите следовать моему совету, то лучше будет отправиться нам двумя часами раньше. Ночью я также хорошо знаю все дороги, как днем, и до самого Гласгова дойду отсюда с завязанными глазами, без ошибки и притом по кратчайшей дороге.

Величайшее желание ехать заставило меня согласиться на предложение Андрея и мы условились быть на месте свидания в три часа завтрашняго утра.

Но одна мысль пришла в голову моему будущему товарищу.

-- А духи! вскричал он, духи! Ну если они вздумают преследовать нас в три часа утра! Мне не весьма хочется, чтоб они в одни сутки навещали нас по два раза.

-- Небойся, сказал я, оставляя его, на земле есть довольно злых духов, которые для пользы своей делают то, чего не сделалиб все подчиненные дьявола!

После сего восклицания, родившагося от такого положения, в коем я находился, я оставил хижину Андрея и возвратился в замок.

Я сделал немногия приготовления к моему путешествию: зарядил пистолеты и, не раздеваясь, бросился в постель, чтоб несколькими часами сна приготовиться к трудностям и безпокойствам, кои должны были сопровождать меня во время путешествия. Природа, истощенная волнениями, кои испытал я в этот день, благоприятствовала мне сверх ожиданий; я наслаждался глубоким сном и проснулся тогда, как на часах замка, стоявших на башне не далека от моей комнаты, пробило два часа. Я не гасил свечи; поспешно встав, написал письмо к моему дяде, в намерении оставить оное в комнате. Окончив это, я положил в чемодан необходимое платье и белье, оставя большую часть моего гардероба; без шуму сошел с лестницы в конюшню. Хотя и не был я таким искусным конюхом, как каждый из моих братцев, но оседлал, взнуздал мою лошадь и отправился в путь.

Въехавши в аллею, которая вела к воротам парка, я остановился на минуту, чтоб еще раз взглянуть на стены, заключавшия в себе Диану Вернон. Казалось, тайный голос говорил мне, что я никогда ее не увижу. Не возможно было в длинных и неправильных рядах готических окон, освещенных бледным светом луны узнать окна её комнаты. - Она уже для меня потеряна, думал я, тщетно стараясь различить их, потеряна прежде, нежели оставлю те места, где она живет! Какая остается мне надежда? Иметь с нею некоторые сношения во время нашей разлуки!

Я был погружен в некоторый род неприятной задумчивости, когда на башне замка пробило три часа и привело мне на память не весьма приятную особу и свидание, к коему мне нужно было поспешать.

Достигнув конца аллеи, я приметил человека, сидящого на лошади и скрывшагося под тенью стены парка. Я несколько раз кашлял, но ни кто не отвечал мне; наконец тихим голосом произнес имя Андрея и садовник отвечал мне: Да, да, это Андрей.

-- Ступай вперед, сказал я, и молчи, если можно, пока мы переедем чрез деревню, лежащую в долине.

о причине его поспешности, которая была не только не нужна, но даже безразсудна при начале пути и могла утомить наших лошадей. Мы не проезжали чрез деревню: он провел меня извивистыми тропинками и мы прибыли в большую долину и наконец очутились посреди гор, отделяющих Шотландию от Англии, на пути, которые называют Средним путем. Дорога, или лучше сказать дурная тропинка, по которой мы ехали, на каждом шагу пересекалась кустарниками и болотами. Но Андрей не уменьшил шагу и мы делали от девяти до десяти миль в час.

Я был удивлен и вместе не доволен упорством моего чудака, но между тем должно было следовать, или потерять проводника. Мы то сходили, то восходили по крутым тропинкам, и всякую минуту были в опасности сломить себе шею; по временам ехали на краю пропастей, где один неверный шаг лошадей стоил бы верной смерти. Луна помогала нам иногда своим бледным светом, но часто облако или гора погружали нас в глубокой мрак; тогда терял я из виду моего проводника и мне оставалось следовать за стуком копыт его лошади и за искрами, кои извлекала она из кремней своими подковами. Скорость пути и забота о моей безопасности были достаточным средством для разсеяния печальных размышлений, кои начинали меня занимать. Я снова кричал Андрею ехать тише и не шутя разсердился, увидев, что он не обращает ни малейшого внимания на мои приказы и не отвечает ни слова. Но гнев не послужил мне ни к чему. Два или три раза покушался с ним соединиться и поласкать его спину рукоятью моего кнута; но потому ли, что лошадь его была лучше моей, или возбуждаема благородным жаром, - она никак не позволяла нам поравняться. Наконец, будучи не в состоянии управлять своим гневом, я закричал ему, что прибегну к моим пистолетам и пошлю Андрею нулю, которая уменьшит его глупую поспешность. Он вероятно услышал сию угрозу и она, кажется, сделала на него некоторое впечатление, ибо он поехал тише, и я соединился с ним в короткое время.

-- Не к чему так торопиться! сказал он с величайшим хладнокровием.

-- За чем же ты скачешь так, дурачина?

-- Я думал, что ваша честь спешит, сказал он с живостию.

-- Разве ты не слыхал, как я в продолжении двух часов кричал, чтоб ты ехал тише? Ты пьян, или дурак?

-- Это потому, видите ли, Г-н Франк, что я не много крепок на ухо; к томуж стук от копыт наших лошадей об утесы, к томуж... к томуж правда, что я выпил добрую порцию на дорогу; а так как некому было пить за мое здоровье, то я взял это на себя; к томуж я не хотел оставить Папистам мою водку; видители, не любю ничего терять.

велел ему ехать подле меня.

Ободренный моим кротким голо" сом, Андрей поднял свой тон до октавы, следуя своему обыкновению.

-- Ваша честь, также как и ни" кто в мире, не уверит меня, что благоразумно подвергаться ночьному воздуху, не подкрепив желудка стаканом вина, можжевеловой водки, или чем нибудь подобным; я могу говорить об этом; потому, что я, прости Господи! много раз проезжал ночью чрез эти горы, имея по боченку водки с каждой стороны моего седла.

-- Другими словами, ты промышлял контрабандою. Не понимаю, как человек, с такими строгими правилами, как ты, решился нарушать законы?

-- Бедная Шотландия со времени несчастного соединения с Англиею, довольно потерпела от этих мошенников, сборщиков, которые налетели на нее, как туча саранчи; всякой доброй гражданин должен достать ей несколько капель, чего нибудь для прохлаждения сердца.

оно удостоверило меня, что Андрей может быть хорошим проводником.

В это время мы ехали не так скоро; но лошадь Андрея, или лучше сказать сам Андрей весьма желал ускорить, шаг и я не раз принужден был умерять его пылкость. Взошло солнце и проводник мой часто оглядывался назад, как бы опасаясь преследования. Наконец мы достигли площадки одной высокой горы, на которую взбирались около получаса; с вершины видна была вся часть страны, по коей предлежал нам путь. Андрей остановился, посмотрел в ту сторону, и не примечая ни одного живого существа на полях и дорогах, принял довольный вид, начал свистать и наконец запел песню своего отечества, припевая:

".....О милая Джеси!

Ты наконец в моей отчизне;

Твой клан тебя не узрит никогда."

-- Что это значит, Андрей? сказал я, нахмурив брови; кобыла эта принадлежит Торнклифу.

-- Не отпираюсь, что она некогда ему принадлежала, но теперь она моя.

-- Это воровство, бездельник!

-- Воровство, избави Боже! Господин Франк; никто не имеет права называть меня вором. - Вот, что это значит: Г. Торнклиф занял у меня десять фунтов, чтоб ехать на скачку в Йорк и чорт меня возьми, если ему приходило в голову отдать, мне мои десять фунтов; напротив, когда я говорил ему об этом, то он обещал перещитать мне кости. Но теперь, надобно, чтоб он отдал мне все до последней копейки, если хочет иметь свою кобылу, без того не получит даже волоса с её хвоста. Я знаю одного тонкого хитреца - прокурора в Лугмебене, заеду к нему и попрошу устроить хорошенько это дело. Воровство! нет, нет! Никогда Андрей Ферсервичь не грелся у этого огня. Я взял залог. Я взял сам, вместо того, чтоб взять посредством приказного, - вот вся разница. Это закон - и я единственно из экономии сберег издержки на правосудие.

-- Та, та, та! мы теперь в Шотландии, где найдутся адвокаты, прокуроры и судьи также точьно для меня, как и для всех Английских Осбальдистонов. Двоюродный брат, в третьем колене тетки моей матери, есть двоюродный брат жены Думфрийского Судьи, а он не допустит свою кровь до оскорбления. Здесь законы для всех одинаковы, не так как у вас, где повеление писаря Жобсона отправит вас к позорному столбу прежде, нежели вы узнаете за что. Но погодите не много, и в Нортумберланд будет еще менее правосудия; потому-то я с ним и распрощался.

Не имею нужды сказывать тебе, любезный Трешем, что правила Андрея совершенно не были согласны с моими; я располагал выкупить кобылу по приезде в Гласгов, и возвратить ее брату. Также я решился писать к моему дяде из первого Шотландского города и уведомить его о том. Но я имел нужду в Андрее и эта минута показалась мне неблагоприятною ни для сообщения ему моего намерения, ни для того, чтоб упрекать его в том поступке, который он по невежеству своему дочитал весьма естественным. По этому-то я переменил разговор, спросив Андрея: - Из чего заключает он, что скоро будет менее правосудия в Нортумберланде?

-- А! а! сказал он мне, правосудия будет довольно, но оно будет на конце ружья. Ирландские Офицеры и все скоты Паписты, которых искали в чужих землях, не надеясь найти довольно у нас, разве не собрались во всем Графстве? Эта вороны слетаются, когда слышат падалище. Из виденного мною уверен, что Сир Гильдебранд не будет сидеть сложивши руки. Я видел, как привезли в замок ружья, сабли, шпаги. Эти молодые Осбалдистоны сущие бешеные дьяволы, прости Господи!

Сии слова привели мне на память мои подозрения, что Якобиты готовы сделать какое нибудь отчаянное предприятие. Но не желая ни выведывать, ни разбирать поступков моего дяди, я избегал случая узнать о том, что происходило в замке. Но Андрей вероятно не был одного со мною мнения.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница